НА СТРАНИЦУ «СОЦИАЛЬНАЯ ПУБЛИЦИСТИКА»
С.В. Заграевский,
заслуженный работник культуры РФ
О ВОЗМОЖНЫХ СПОСОБАХ БОРЬБЫ С КОРРУПЦИЕЙ В РОССИИ
1.
В наше время уже никому не надо объяснять, что такое коррупция. И все же приведем несколько положений, полезных для понимания сущности и колоссальной опасности этого явления.
Как известно, пришло это слово в русский язык из английского. Там оно имеет множество значений, среди которых, кроме собственно «коррупция», еще и «порча», «гниение», «распад», «разложение», «упадок», «порочность», «развращенность», «искажение», «растление» и много прочего подобного. С этим не поспоришь.
Наиболее употребительное определение коррупции – использование должностным лицом своих властных полномочий и доверенных ему прав в целях личной выгоды, противоречащее законодательству и нормам морали.
С этим тоже не поспоришь, сделаем лишь существенную оговорку: чаще всего говорят о коррупции только в государственном аппарате и силовых структурах, забывая о еще одной важной ее составляющей: коррупции в коммерческих и некоммерческих организациях. И если на уровне сельского продуктового магазина негативное влияние коррупции невелико (хотя нечестный завмаг может и до разорения довести вверенный ему магазин), то на уровне крупных корпораций ущерб может исчисляться многими миллионами, а то и миллиардами долларов. А коррупция в политических партиях, профессиональных союзах и других общественных организациях может нанести не только материальный ущерб, но и поставить под угрозу выполнение уставных целей и задач.
Поэтому, говоря о коррумпированных должностных лицах, мы не будем делить их должности на государственные, муниципальные, коммерческие или некоммерческие. Не будем мы выделять и конкретные преступления, совершаемые такими должностными лицами. Чаще всего это дача взятки или ее получение, присвоение или растрата, но распространены и вымогательство, и прямое воровство, и множество прочего подобного, охватывающего немалую часть Уголовного Кодекса.
Прежде всего, конечно, все эти преступления наносят прямой или косвенный материальный ущерб. Разворовывание или неэффективное использование бюджетных или корпоративных средств, заключение за «откат» невыгодных договоров, направление штрафов в карманы инспекторов вместо государственного бюджета и т.п. – все это прямой ущерб. А ущерб косвенный – это прежде всего денежное выражение того огромного морального вреда, который наносят неправедные суды, незаконные действия силовых структур, неоправданные бюрократические препоны и многое другое, вплоть до всемерного избежания уплаты налогов гражданами, которые не видят смысла платить, «если чиновники все равно разворуют».
Перечислять все составляющие прямого и косвенного материального ущерба можно бесконечно, и невозможно мало-мальски точно подсчитать, во сколько миллионов, миллиардов, триллионов и в какой валюте обходится стране коррупция. Позволим себе произвести самый простой и примитивный подсчет.
Предположим, что в России в той или иной степени коррумпированы 50 % должностных лиц (кто-то, возможно, сочтет эту цифру слишком скромной). Предположим и то, что в среднем каждый из них в той или иной форме присваивает или неэффективно использует в общей сложности 50 % вверенных ему материальных ценностей. Значит, если исключить коррупционную составляющую, то получится, что все материальные стороны нашей жизни могли бы быть лучше на 50 % от 50 %, т.е. на 25 %. Зарплаты и пенсии могли бы быть настолько же выше, строительство дорог и зданий – настолько же быстрее, дешевле и качественнее, цены на продовольственные и промышленные товары – настолько же ниже, а их качество настолько же выше… А ведь повышение наших доходов на 25 % и понижение расходов на те же 25 % дают общее повышение уровня жизни уже на 50 %! А плюс повышение качества товаров еще на 25 % – это уже 75 %. И так далее. Общее ускорение развития страны и повышение общего уровня жизни ее граждан составляло бы сотни процентов, т.е. выросло бы в несколько раз, если не на несколько порядков.
Как мы видим, есть за что бороться. Точнее, есть против чего бороться – против коррупции.
2.
Некоторые исследователи пытаются отделить коррупцию от более безобидного, на их взгляд, лоббизма, когда должностное лицо тоже действует в интересах той или иной сторонней организации, но не в целях личной выгоды, а лишь потому, что в кулуарных переговорах (часто проводящихся в «лобби» – холлах на первых этажах отелей, откуда и название) его смогли убедить в том, что эта организация лучше других. Но на самом деле во всех цивилизованных странах лоббизм уже давно рассматривается лишь как смягченная форма коррупции, и любой вскрывшийся факт закулисных переговоров уже является поводом для «коррупционного скандала». Пусть у «лоббиста» и нет прямой личной материальной выгоды, – сам факт вступления в закулисные переговоры может и должен расцениваться как личная выгода, хотя бы в форме установления неких неформальных отношений, могущих быть полезными в дальнейшем.
Есть и еще одна смягченная форма коррупции, выраженная в знаменитой фразе персонажа «Горя от ума» – Фамусова: «Ну как не порадеть родному человечку». Здесь тоже может показаться, что нет личной выгоды, – но на самом деле она есть, только выражается в нематериальной форме помощи родным и близким.
Часто считается, что коррупция – удел должностных лиц, в той или иной степени связанных с мафией (организованными криминальными структурами, тесно сросшимися с властью), и для того, чтобы победить коррупцию, достаточно победить мафию. Это в корне неверно. И руководителей, и рядовых членов мафии можно арестовать, осудить или даже перестрелять в ходе оперативно-розыскной работы, и какому-нибудь отважному комиссару Каттани из некогда популярного итальянского сериала «Спрут» это под силу хотя бы теоретически. Но не в том случае, если Каттани сам… Нет, не обязательно связан с мафией. Просто коррумпирован, т.е. для него не чуждо использование своих властных полномочий и доверенных ему прав в целях личной выгоды. И зачем ему тогда тратить нервы, силы, а то и проливать кровь ради торжества закона, правопорядка и справедливости? Уж лучше отважный комиссар пойдет собирать дань с ларечников, это куда выгоднее, спокойнее и безопаснее…
В этом-то и заключена самая главная опасность коррупции: ею, как вирусом, заражаются те, кто призван бороться и с другими преступлениями, и с нею. И эффективность этой борьбы немедленно падает настолько же, насколько сильно это заражение.
Бывает ли, например, чтобы оперуполномоченный, расследуя дела угонщиков автомобилей, сам начал угонять автомобили? Возможно, бывает, но крайне редко. А бывает ли, чтобы следователь после допроса сексуального маньяка сам стал маньяком? Еще реже… А бывает ли, чтобы тот, кто по долгу службы обязан выявлять коррупцию в среде своих коллег, сам оказался коррумпирован? Да сколько угодно, так как в этом случае и у преступника-коррупционера, и у гипотетического борца с коррупцией жизненная ситуация и мотивация одинаковы: оба – должностные лица, обоим надо кормить семью, обоим не хватает зарплаты, оба – выходцы из одной и той же системы… Словом, они находятся «по одну сторону баррикад», и им гораздо проще, приятнее и выгоднее найти между собой общий язык, чем конфликтовать.
Не будем забывать, что человек, попадая в коллектив, волей-неволей перенимает правила поведения, которые в этом коллективе приняты. Поэтому если внутриведомственная традиция в той или иной степени располагает к коррупции, то новички примут такое поведение как нормальное и будут следовать ему в дальнейшем. А в России годы «безвременья» – 1990-е – создали в этом отношении отрицательную инерцию, которая действует и по сей день.
Словом, коррупция – как наркотическая зависимость: начать легко, а прекратить трудно. Как говорится, вход – рубль, выход – два.
Пожалуй, еще более точным является сравнение коррупции с вирусом или раковой опухолью, которая непрерывно дает метастазы, заражая здоровые клетки.
Скажем еще точнее. Поскольку коррупция и сама является пороком общества, и мешает искоренению всех остальных пороков, то вывод напрашивается сам собой: коррупция – самый страшный из всех пороков общества. Так сказать, «королева всех пороков».
И итогом «правления» этой «королевы» неизбежно становится ситуация, о которой российский народ говорит четко, афористично, емко и печально: «страну разворовали».
3.
Справедливости ради отметим, что ошибается тот, кто думает, что в Германии, Швейцарии, Швеции, Канаде, США или Люксембурге нет коррупции. Она есть и там, и в Японии, и в Китае, и даже в Северной Корее. Была коррупция и в СССР, причем как при Брежневе, так и при Сталине. Вопрос лишь в соблюдении некой меры.
Поясним. В любых странах власть так или иначе контактирует с крупным бизнесом, военно-промышленным комплексом и т.п., и надо понимать, что когда решается вопрос заключения многомиллиардных государственных контрактов, то без коррупции (хотя бы в форме лоббизма или «радения родному человечку») обходится редко. В конце концов, коммерсанты, финансирующие выборы того или иного политика, справедливо надеются на некие преференции и чаще всего их получают.
По аналогии с «естественным фоном радиации» (который есть везде) скажем: это «естественный фон коррупции». С ним приходится мириться как с данностью и утешаться тем, что такая форма коррупции практически не затрагивает огромное большинство граждан, а убыток от нее почти полностью компенсируется социальной ответственностью крупного бизнеса.
Есть еще одна составляющая «естественного фона коррупции», которая существовала и существует в любых странах независимо от общественно-политического уклада в них, идет ли речь о Швейцарии или Швеции, о Северной Корее или сталинском Советском Союзе. Это коррупция, возникающая в среде должностных лиц, уполномоченных решать вопросы жизни и смерти (как минимум, свободы) граждан. В цивилизованных демократических странах таких прав у должностных лиц мало, в странах с авторитарными режимами – много. Но в любом случае, когда вопрос стоит столь остро, когда речь идет о жизни и свободе родных и близких, человек будет всеми правдами и неправдами пытаться их спасти. И диапазон этих «неправд» очень широк.
За прошествием сроков давности расскажу семейную историю: когда мой дед Михаил Наумович Заграевский в середине 1930-х годов был начальником строительства крупного мукомольного комбината в Саратове, у него по элеватору прошла трещина. В те времена такое дело грозило обвинением во «вредительстве» и «десяткой», а то и «вышкой». Моя бабушка Лидия Викторовна продала все, что могла, дала взятку прокурору, и дело против деда закрыли. Как она убедила сталинского прокурора взять деньги – не знаю, но убедила. Видимо, деньги были действительно большими, и он не смог отказаться. Иначе бы деда не стало (в лучшем случае вернулся бы из лагерей после 1956 года), и бабушка осталась бы одна с новорожденным ребенком – моей матерью – на руках. Так вправе ли мы бросить камень в Лидию Викторовну?..
Но, к счастью, обычные граждане в условиях стабильно развивающегося общества оказываются в таких отчаянных ситуациях все реже и реже. (Например, в наше время мой дед, даже если бы был полностью виноват в возникновении трещины в элеваторе, получил бы в худшем случае какой-нибудь условный срок за халатность и отремонтировал бы элеватор за свой счет. Последнее он, кстати, сделал, и элеватор стоит до сих пор). Поэтому превышение «естественного фона коррупции» в вопросах жизни и смерти не является катастрофическим.
И «естественный фон», и всякая мера оказались в современной России катастрофически превышенными тогда, когда с коррупцией должностных лиц рядовой гражданин начал сталкиваться столько же раз, сколько раз у него происходил контакт с этими должностными лицами.
Вспомним совсем недавнее время – начало 1990-х годов, когда просто пройти таможню, проехать мимо поста ГАИ или получить в государственном органе какую-нибудь справку без мелкой взятки было почти что чудом. Сейчас взятки уже обычно берутся не «просто так», не в качестве дани (хотя и такое бывает), а хотя бы с «провинившихся» или с тех, кому надо что-то ускорить или получить, не имея на то права. Стало чуть легче, но ненамного.
И любая ничтожно малая в масштабах России взятка, которую водитель дрожащими руками сует инспектору ГИБДД и радуется, когда ее приняли и милостиво разрешили ехать дальше, – на самом деле гораздо опаснее для страны, чем какой-нибудь «откат» за какой-нибудь многомиллиардный контракт где-нибудь в кулуарах высшей власти.
Дело в том, что инспектор ГИБДД, виртуозным жестом засовывающий полученную купюру за обшлаг рукавицы, – официальный уполномоченный представитель исполнительной власти Российской Федерации, одетый в мундир, имеющий погоны, бляху с личным номером и двуглавым орлом, оружие и прочие атрибуты государственной власти. И получается, что взятку у водителя берет сама Россия, – со всеми ее республиками, краями и областями, лесами, полями и реками, городами и селами, заводами и фабриками, президентом и правительством!
И как должны после этого относиться к своей стране граждане? Не так ли, как к этому инспектору, – со смешанным чувством страха, презрения и ненависти? Не дай Бог.
4.
Что же делать, как бороться с коррупцией?
Теоретически можно махнуть на нее рукой, как это было в приснопамятных 1990-х, и пустить все на самотек, надеясь на то, что общество в рамках рыночных отношений само все отрегулирует. Но что из этого получается, мы знаем, проходили тогда же, в девяностые: любой гражданский спор – «бандитские разборки», любой контакт с государственным аппаратом – дача взятки, любая социальная карьера – только в мафии, любой выход на улицу – риск быть ограбленным…
Наверное, если эти времена опять вернутся, то Россия не погибнет, люди и не такое переживали (дожившая до начала 1990-х годов моя бабушка Лидия Викторовна любила говорить, что в войну все равно было хуже), но прощайте, государственный бюджет, социальные гарантии, хорошие дороги, пенсии, здравоохранение, образование… Фактически в этом случае страну ждут вырождение и социальная деградация. Поэтому сколь-нибудь серьезно говорить о таком варианте борьбы с коррупцией (точнее, об отсутствии борьбы) не приходится.
Так что бороться надо. Раковая опухоль под названием «коррупция», распространившая метастазы по всему организму России, должна быть ликвидирована (как минимум, сведена к «естественному фону»).
Как и любую раковую опухоль, ее можно лечить либо хирургическими, либо терапевтическими методами. В особо сложных случаях (а мы имеем дело именно с таким) необходимо и то, и другое.
И начнем мы с хирургических методов. Что можно «отрезать» в рамках борьбы с коррупцией?
Ответ, казалось бы, лежит на поверхности – самих коррумпированных должностных лиц. Или хотя бы их часть. Выявлять, увольнять, штрафовать, арестовывать, сажать (а некоторые «горячие политические головы» даже предлагают расстреливать, вот только показательно вешать на Лобном месте вроде бы еще не предлагали). А те, кого не уволили или не посадили, должны, по идее, сами испугаться и в дальнейшем работать честно…
С тем, что в отношении коррумпированных должностных лиц нужны определенные карательные меры, никто не спорит. Вопрос – какие и на каком этапе?
На данном этапе, к сожалению, для достижения мало-мальски ощутимых результатов карать придется слишком многих. Устроить десяток – другой «громких процессов» и посадить сотню – другую уличенных в коррупции сотрудников государственного аппарата и силовых структур, конечно, можно, и плакать по ним мало кто будет. Можно добавить к ним нескольких коррумпированных коммерсантов и сотрудников аппаратов общественных организаций. Но это единицы, десятки, сотни, – а коррумпированы миллионы.
В Римской империи знали: если легион серьезно разложился и (или) позорно бежал с поля боя, то наказать нескольких легионеров бесполезно. Надо применять так называемую «децимацию» – покарать каждого десятого (разжаловать, лишить наград, выпороть, казнить – в зависимости от тяжести ситуации). Только тогда остальные девять испугаются и в корне изменят свое поведение.
Если экстраполировать этот метод на современную Россию (а базовая психология людей с тех пор кардинально не изменилась), получается, что в случае, если коррумпировано 50 % должностных лиц, то для достижения цели «исправления кнутом» необходимо пересажать (как минимум, оштрафовать и уволить) 10 % от 50 %, т.е. 5 % от примерно двух миллионов сотрудников государственного аппарата. Это 100000 (сто тысяч) человек. А еще 5 % от примерно трех миллионов служащих в различных силовых структурах, т.е. еще 150000 (сто пятьдесят тысяч). Ну, еще добавить к ним сотню – другую тысяч коммерсантов, а для пущей убедительности – тысяч двадцать пять учителей (5 % от примерно пятисот тысяч)…
Это уже получится не борьба с коррупцией, а террор.
Кто-то может сказать: ну и пусть будет террор, для борьбы с коррупцией все средства хороши. А заодно и другие преступления искореним, если будем сажать (а лучше бы и расстреливать) сотнями тысяч…
Но тогда возникает следующий вопрос: многие водители и пешеходы нарушают Правила дорожного движения, т.е. рискуют и своей жизнью, и жизнью окружающих. Несомненно, с этим надо бороться. Так не расстреливать ли (или хотя бы сажать лет на десять) и за любые нарушения правил дорожного движения? Вот тогда на дорогах, глядишь, и порядок наступит… А если еще и сажать лет на десять за незаконные перепланировки квартир и нарушения правил обращения с газовыми плитами, то и дома будут гораздо реже рушиться… А если еще и казнить недобросовестных строителей, то дома будут рушиться еще реже, а то и вовсе перестанут…
Собственно говоря, в этом и состоит суть террора как возможного инструмента наведения некого «порядка». Но проблема в том, что даже если не касаться никаких моральных аспектов, все равно террор – инструмент неэффективный и недолговечный.
Поясним. Обычно декларируемая цель террора – избавление общества от преступников, т.е. повышение безопасности граждан. Вот, дескать, истребим всех коррупционеров, маньяков, террористов, жуликов, шпионов, бракоделов, тунеядцев, бомжей, наркоманов, алкоголиков и прочих подобных, и тогда честному гражданину, добросовестно выполняющему свои служебные и внеслужебные обязанности, заживется хорошо.
Эта декларация звучит весьма эффектно, но возникает такая проблема: провести однозначную грань между честным и нечестным гражданином, а тем более между добросовестным и недобросовестным отношением к своим обязанностям, практически невозможно. И приводит это не только к тому, что в лагеря или под пули отправляются миллионы невинных людей, и число жертв террора оказывается выше числа жертв всех преступников, вместе взятых. У террора есть и другие негативные последствия.
Граждане, действительно, начинают бояться. Этот страх парализует людей, они начинают смотреть на власть, как кролики на удава, и возникает «заколдованный круг»: при усилении террора граждане начинают все меньше и меньше чувствовать себя в безопасности, ради которой, собственно, и затевался террор. Соответственно, у людей угасают воля, способности, таланты, исчезает предпринимательская инициатива, бизнес загнивает, производительность труда снижается, семьи не создаются, рождаемость падает, национальный доход страны уменьшается…
Тогда правительству остается только «военизировать» свой народ (примеры – сталинский предвоенный Советский Союз или современная Северная Корея). А на войне как на войне: там все методы устрашения обусловлены «выбором», даваемым каждому солдату, – между возможной смертью впереди или неминуемой смертью позади (впереди – противник, позади – заградотряды с пулеметами). Но никакая война не может длиться вечно: она окончательно разрушает и экономику, и культуру. И тогда вместе с войной правительству (если оно уцелело) приходится прекращать и террор.
Но при любом, самом жестоком терроре, в любую, самую кровопролитную войну профессиональные преступники (а коррумпированные должностные лица, несомненно, тоже являются таковыми), которые далеко не так пугливы и беззащитны, как честные и добропорядочные граждане, находят возможность не попасть в руки правоохранительных органов. Характерно, что Сталин в 1937 году, несмотря на миллионы невинных жертв, так и не смог победить «настоящую» преступность: многочисленные банды вроде известной мафиозной группировки «Черная кошка» (кстати, работавшей под прикрытием ряда коррумпированных государственных чиновников) лишь немного притихли, но при первой же возможности, уже во время войны, опять подняли головы.
Поэтому карательные меры (конечно, не расстреливать, но штрафовать и увольнять – точно) имеет смысл использовать в полном масштабе лишь тогда, когда процент коррумпированных должностных лиц будет несравненно меньше пятидесяти (хотя бы сравняется с процентным соотношением количества в обществе других преступников – воров, маньяков, террористов, мошенников и пр., т.е. не будет превышать 3–5 %). Вот тогда эти меры будут приносить реальный результат и при этом не будут являться террором. Пока же их можно и должно применять лишь к «особо зарвавшимся», чья коррупционная деятельность выделяется даже на общем негативном фоне.
5.
Перейдем к рассмотрению других возможностей борьбы с коррупцией, кроме «кнута». Если на данном этапе невозможна «хирургия», то, может быть, начнем с «терапии»?
Логично напрашивается вариант «пряника». Если основная социальная причина коррупции – недовольство должностных лиц своим материальным положением, вынуждающее «подрабатывать на стороне», – то не попытаться ли это положение существенно улучшить?
Никто с этим, опять же, не спорит. Но смотря насколько и на каком этапе. Человеческая жадность, как известно, безгранична, и если не ликвидировать все прочие фундаментальные причины коррупции, то сколько зарплату ни повышай, все будет мало. Да и за счет чего сейчас существенно повышать зарплату должностным лицам, как минимум половина из которых коррумпирована? За счет бюджета, который они и так обворовывают? Получится порочный «заколдованный круг».
Значит, повышение оплаты труда может идти лишь параллельно со снижением уровня коррумпированности тех, кто эту оплату получает.
Есть еще один путь лечения коррупции. Это приведение законодательства к ясному, логичному и выполнимому виду, устранение излишних административных барьеров и препон, чтобы даже у «коррупционно настроенных» должностных лиц не было возможности претворять свое «настроение» в жизнь.
Примеров «коррупционных» и «взяткоемких» законов и подзаконных актов можно привести множество. Вот совсем свежий: в конце февраля 2010 года были опубликованы поправки к Правилам дорожного движения, говорящие о том, что с 1 марта все междугородные автобусы должны быть оборудованы ремнями безопасности (а на тот момент ими было оборудовано не более 10 % автобусов).
Наверное, в автобусах действительно нужны ремни безопасности. Но можно ли хотя бы теоретически успеть менее чем за неделю оборудовать 90 % всего автобусного парка России сертифицированными ремнями? Конечно же, нет, на это требуется минимум полгода. Означает ли это, что с 1 марта почти все автобусные междугородные перевозки в огромной стране остановились? Тоже нет. Вывод: на каждом пункте технического контроля и на каждом посту ГИБДД давались взятки, и давались еще минимум полгода. А скорее всего, и дольше, так как имеет ли смысл вообще тратиться на установку ремней тому, кто знает, что при проверке он даст взятку, ее у него возьмут, и в итоге дешевле обойдется?
А сколько лет, например, рассматривается вопрос об отмене срочной военной службы, давно уже превратившейся в способ привлечения в армию дармовой рабочей силы? И хотя прогресс в этом вопросе очевиден (срок службы уже сокращен до года), все равно каждую весну и осень проходят облавы на молодых людей. И стоит ли бросать камень в матерей, всеми правдами и неправдами пытающихся «отмазать» сыновей от «тягот и лишений» военной службы, если ни для кого не секрет, что в эти «тяготы и лишения» зачастую входят не только подъемы, построения и марш-броски, но и дедовщина, произвол «отцов-командиров», плохое питание и замена военной подготовки тяжким физическим трудом на генеральских дачах? И стоит ли после этого задавать вопрос, откуда коррупция в военкоматах?
А про безумно забюрократизированные процедуры в любой области гражданских отношений, которые лучше всего характеризуются знаменитыми словами Михаила Жванецкого: «Принесите справку, что вам нужна справка», – наверное, и говорить не стоит.
Но и приведение законодательства к логичному и выполнимому виду, и устранение излишних административных барьеров хотя и необходимо, и должно проводиться, но далеко не всегда возможно, и далеко не всегда панацея.
Приведем еще один пример (вновь из практики ГИБДД, но что поделать, если эта организация еще с советских времен является почти что символом коррупции). Поскольку в неком небольшом городе дорожная разметка нанесена так, что не выезжать на встречную полосу невозможно, а такой выезд карается лишением водительских прав, то имеет место одно из двух: либо все местные автомобилисты давно уже лишены прав (а это не так), либо местный отдел ГИБДД коррумпирован и берет взятки. И если дорожную разметку сделать адекватной, то коррупция в этом отделе ГИБДД существенно снизится сама собой, без вмешательства службы собственной безопасности или прокуратуры. Но поскольку нанесение дорожной разметки тоже находится в руках ГИБДД (не прокуратуре же, в самом деле, рисовать на дорогах линии!), то ничего не меняется. Порочный «заколдованный круг» замкнулся.
Есть еще более простой пример, в котором адекватность законодательства вообще ни при чем. Мало ли водителей, полностью и искренне признавая свою вину в нарушении Правил дорожного движения, предлагают инспектору ГИБДД «решить вопрос на месте» только потому, что им лень идти в отделение Сбербанка платить штраф? Законодательство и административная практика в этой области непрерывно совершенствуются, штраф можно оплатить в течение 30 дней и не только в Сбербанке, да и в последнем сейчас почти нет очередей, – но разве не выгодно при любой, самой совершенной системе оплаты штрафов заплатить лично инспектору половину суммы? Выгодно и водителю, и инспектору. Невыгодно только стране. Но страна – большая (как говорится, до Бога высоко, до царя далеко), а дорога – вот она, и на ней «договариваются» двое: водитель и сотрудник ГИБДД.
Можно поступить еще глобальнее и вообще убрать инспекторов с дорог, заменив их видеокамерами, – но ведь кто-то же должен, например, отлавливать пьяных водителей, это никакая видеокамера не сделает. А где пьянка за рулем – там абсолютно справедливое лишение прав, и там же большое желание дать инспектору взятку. Результат – «взяткоемкая» ситуация в условиях абсолютно адекватного законодательства.
И таких примеров можно привести бесконечное множество из самых разных сфер. Например, конкурсы на распределение бюджетных средств. Можно ли там исключить «человеческий фактор»? Нельзя – конкурсную комиссию компьютером не заменишь. А там, где судьба многомиллионных контрактов зависит от решения одного или нескольких человек, ситуация автоматически становится «взяткоемкой».
6.
Итак, мы перечислили ряд возможных мер по борьбе с коррупцией и поняли, что если даже применять их грамотно и комплексно, все равно они проблему кардинально не решат. Так что же, Россия навеки обречена на коррупцию и может ее лишь чуть-чуть снизить – например, на процент – другой?
Для того, чтобы понять, что современная история дала России уникальный шанс снижения коррупции до показателей наиболее цивилизованных и социально развитых стран мира, необходимо вспомнить Федеральный закон № 273-ФЗ от 25 декабря 2008 года «О противодействии коррупции».
Мы не собираемся утверждать, что этот закон – панацея. Более того, приходится полагать, что в современных условиях он малоэффективен, так как носит крайне обобщенный характер и посвящен, в основном, тем мерам, которые коррумпированные должностные лица давно и успешно научились обходить. Ну, предоставит мздоимный чиновник декларацию о доходах, включив в нее десятилетнюю «Ладу» и щитовой домик в садовом товариществе, – так его новейший «Мерседес» оформлен на жену, трехэтажный особняк на Рублевском шоссе – на тещу, а колоссальная яхта на Канарах – на оффшорную компанию… Ну, запрещено совмещение должностей в государственных, муниципальных и коммерческих структурах, – так даже дворники часто обходят официальное оформление на работу, что уж говорить о многоопытных чиновниках? Ну, обязательна «антикоррупционная экспертиза правовых актов и их проектов» – так мы видели, что при соответствующих негативных традициях даже самое идеальное законодательство не спасает от коррупции. И так далее.
Но есть в статье 6 этого закона, говорящей о мерах по профилактике коррупции, одна фраза – исключительно важная, но, к сожалению, настолько общая и нигде далее не расшифрованная, что даже возникает мысль, что ее включили в закон по исключительно формальным основаниям. Но именно она определяет тот единственный путь, который является по-настоящему эффективным в борьбе с коррупцией. Это формирование в обществе нетерпимости к коррупционному поведению.
И такое формирование вполне возможно и теоретически, и практически, так как в нормальном, стабильном обществе огромное большинство людей желает жить честно и не нарушать законы, а вынужденно нарушив, не плодить эти нарушения и не усугублять ситуацию.
К примеру, любой нормальный водитель, нарушив Правила дорожного движения и будучи обязанным заплатить за это штраф (или даже остаться на какое-то время без прав), не хочет при этом совершать серьезное уголовное преступление – давать взятку инспектору ГИБДД. Значит, в каких-то условиях он эту взятку даст, а в каких-то и не даст. И задача – всемерно способствовать созданию таких психологических условий, в которых водитель с легким сердцем понесет заслуженное наказание, а не будет унижать себя и инспектора предложением денег. И самый большой резерв создания таких условий состоит в том, что водитель должен испытывать при даче взятки такое омерзение, которое не искупает экономия на штрафе.
То же самое относится ко второму участнику рассматриваемой «взяткоемкой» ситуации – инспектору ГИБДД. Он, как любой нормальный человек с адекватными понятиями о чести и совести (а тем более как кадровый офицер), не хочет выглядеть мелким воришкой или вымогателем. В определенных условиях он не удержится и возьмет деньги, а в определенных – не возьмет. И задача – всемерно способствовать созданию таких психологических условий, в которых его гражданская и офицерская честь не позволит ему принять протягиваемую купюру.
Мне могут возразить: подобная логика действовала всегда, и, тем не менее, на Руси и при Петре I, и при Екатерине II, и при Николае II, и при Сталине, и при Брежневе и государственные чиновники, и офицеры, и кассиры, и партийные работники, и судьи брали взятки, казнокрадствовали и мошенничали, несмотря на честь, совесть, мундиры, ордена, царские рескрипты, постановления ЦК КПСС, идеологическое воспитание… Наверно, так же было и при Рюриковичах, только в летописи не попадало…
Да, так всегда было. Но всегда ли так будет?
7.
Не могу не привести почти полностью диалог главного героя повести братьев Стругацких «Трудно быть богом» дона Руматы с доктором Будахом. Напомню, что действие происходит на далекой планете в далеком будущем. Земляне, к тому времени уже сделавшие огромный скачок в развитии, пытаются помочь этой планете, находящейся на стадии «темного средневековья» и терзаемой войнами, бунтами и бандитизмом. Один из землян, выполняющий на этой планете спасательную миссию, действует на ней под именем дона Руматы. Его диалог с местным ученым вполне соответствует нашей теме, и мы сможем сделать исключительно полезные выводы.
Первая реплика – доктора Будаха:
– «Зло неистребимо. Никакой человек не способен уменьшить его количество в мире. Он может несколько улучшить свою собственную судьбу, но всегда за счет ухудшения судьбы других. И всегда будут короли, более или менее жестокие, бароны, более или менее дикие, и всегда будет невежественный народ, питающий восхищение к своим угнетателям и ненависть к своему освободителю. И все потому, что раб гораздо лучше понимает своего господина, пусть даже самого жестокого, чем своего освободителя, ибо каждый раб отлично представляет себя на месте господина, но мало кто представляет себя на месте бескорыстного освободителя. Таковы люди, дон Румата, и таков наш мир.
–
Мир все время меняется, доктор Будах, – сказал Румата…
– Мир не может меняться вечно, – возразил Будах, – ибо ничто не вечно, даже перемены… Мне многое не нравится в мире, многое я хотел бы видеть другим… Но что делать? В глазах высших сил совершенство выглядит иначе, чем в моих. Какой смысл дереву сетовать, что оно не может двигаться, хотя оно и радо было бы, наверное, бежать со всех ног от топора дровосека.
– А что, если бы можно было изменить высшие предначертания?.. Что, по‑вашему, следовало бы сделать Всемогущему, чтобы вы сказали: вот теперь мир добр и хорош?..
– Что ж, извольте. Я сказал бы Всемогущему: «Создатель, я не знаю твоих планов, может быть, ты и не собираешься делать людей добрыми и счастливыми. Захоти этого! Так просто этого достигнуть! Дай людям вволю хлеба, мяса и вина, дай им кров и одежду. Пусть исчезнут голод и нужда, а вместе с тем и все, что разделяет людей».
– И это все? – спросил Румата.
– Вам кажется, что этого мало?
Румата покачал головой.
– Бог ответил бы вам: «Не пойдет это на пользу людям. Ибо сильные вашего мира отберут у слабых то, что я дал им, и слабые по‑прежнему останутся нищими».
– Я бы попросил Бога оградить слабых. «Вразуми жестоких правителей», сказал бы я.
– Жестокость есть сила. Утратив жестокость, правители потеряют силу, и другие жестокие заменят их.
Будах перестал улыбаться.
– Накажи жестоких, – твердо сказал он, – чтобы неповадно было сильным проявлять жестокость к слабым.
– Человек рождается слабым. Сильным он становится, когда нет вокруг никого сильнее его. Когда будут наказаны жестокие из сильных, их место займут сильные из слабых. Тоже жестокие. Так придется карать всех, а я не хочу этого.
– Тебе виднее, Всемогущий. Сделай тогда просто так, чтобы люди получили все и не отбирали друг у друга то, что ты дал им.
– И это не пойдет людям на пользу, – вздохнул Румата, – ибо когда получат они все даром, без трудов, из рук моих, то забудут труд, потеряют вкус к жизни и обратятся в моих домашних животных, которых я вынужден буду впредь кормить и одевать вечно.
– Не давай им всего сразу! – горячо сказал Будах. – Давай понемногу, постепенно!
– Постепенно люди и сами возьмут все, что им понадобится.
Будах неловко засмеялся.
– Да, я вижу, это не так просто, – сказал он. – Я как‑то не думал раньше о таких вещах… Кажется, мы с вами перебрали все. Впрочем, – он подался вперед, – есть еще одна возможность. Сделай так, чтобы больше всего люди любили труд и знание, чтобы труд и знание стали единственным смыслом их жизни!
Да, это мы тоже намеревались попробовать, подумал Румата. Массовая гипноиндукция, позитивная реморализация. Гипноизлучатели на трех экваториальных спутниках…
– Я мог бы сделать и это, – сказал он. – Но стоит ли лишать человечество его истории? Стоит ли подменять одно человечество другим? Не будет ли это то же самое, что стереть это человечество с лица земли и создать на его месте новое?..
Будах тихо проговорил:
– Тогда, Господи, сотри нас с лица земли и создай заново более совершенными… или еще лучше, оставь нас и дай нам идти своей дорогой.
– Сердце мое полно жалости, – медленно сказал Румата. – Я не могу этого сделать».
Конец цитаты.
Как мы помним, итог деятельности «идеального гуманиста» Руматы, не захотевшего подменять одно человечество другим, оказался плачевен: нервный срыв и массовое убийство. А ведь мог бы поставить «гипноизлучатели», провести «массовую позитивную реморализацию», и все было бы хорошо…
Аркадий и Борис Стругацкие, писавшие свои наиболее известные книги в брежневские времена, вполне естественно не принимали подобные варианты, так как это напоминало им грубое и примитивное насаждение коммунистической идеологии, от которой всех мало-мальски серьезных и порядочных людей уже тошнило.
Но сейчас совсем другое время.
8.
Основным инструментом «реморализации», не нарушающим ничьих гражданских прав, в нашу информационную эпоху должны выступать средства массовой информации, несущие людям то, что во все времена удерживало от преступлений и неблаговидных поступков, – образование и культуру.
Станет ли культурный и образованный человек давать взятки по любому поводу? Скорее всего, элементарно побрезгует. Возможно ли сование купюры работнику районной управы или инспектору ГИБДД совместить с высоким гражданским сознанием, базирующимся на примерах Цицерона, Байрона, Пушкина или Солженицына? Возможно, но очень и очень сложно.
А станет ли, например,
культурный и образованный офицер ГИБДД брать эти мелкие взятки? Скорее всего,
тоже побрезгует. Совместимо ли виртуозное засовывание полученной купюры за
обшлаг рукавицы с примерами высокой офицерской чести, которые подавали князь
Багратион, адмирал Нельсон, декабрист Муравьев-Апостол или маршал Рокоссовский?
И не будет ли вид этой купюры порождать в его душе негодование: «Кого хотят
купить? Меня, русского офицера?»
А станет ли культурный и образованный высокопоставленный сотрудник государственного аппарата совершать коррупционные действия, идущие вразрез с интересами его страны? Может быть, в определенных условиях (например, под давлением очень больших денег) и будет, но если он при этом будет помнить о высоком и бескорыстном служении отечеству таких государственных деятелей, как Державин, Сперанский, Горчаков или Витте, – ему это будет делать гораздо сложнее…
Современный человек, как это ни парадоксально, более управляем психологически, чем средневековый. Последнего надо было запугивать пытками и казнями (о неэффективности подобных мер мы уже говорили выше), а современному через средства массовой информации можно внушить (не побоимся этого слова) практически все, что требуется. Можно «оболванить», а можно и «возвысить».
К сожалению, пока что даже на государственных телеканалах тенденция к «оболваниванию» явно берет верх над тенденцией к «возвышению». Да, выходит много очень интересных и при этом информативных передач, бывают и хорошие фильмы, но когда это все перемежается какой-то невообразимой «духовной жвачкой» вроде «Аншлага», «Прожектора Перис Хилтон» или бесконечных сериалов, позитивный эффект от серьезных передач сводится на нет. Что уж тогда говорить о «развлекательных» каналах? Одно «Реалити-шоу “Дом-2”» чего стоит…
То же самое и с печатными, и с электронными СМИ. Волны мещанской безвкусицы захлестывают слабые ростки полезной информации, развивающей не только бытовые навыки на уровне «как забить в стену гвоздь», но и культуру, и духовность.
Да, «высокая» культура кому-то может показаться скучной (хотя на самом деле это не так: для многих образованных людей, например, чтение Библии или «Войны и мира» является несравненно более интересным и увлекательным, чем какого-нибудь детектива или «женского романа»). Наверное, «масс-культура» для большинства граждан пока что более интересна и увлекательна. Но она, в отличие от подлинной культуры, ничему не учит и ничего не развивает, кроме способности мгновенно опознать какую-нибудь очередную поп-диву и перечислить ее многочисленных мужей и любовников.
А насмотревшись и наслушавшись откровений этих самых поп-див (недавно, например, одна по какому-то вполне серьезному телеканалу выдала крик души: «Хорошо быть содержанкой! Живешь в свое удовольствие, и работать не надо!»), люди начинают удивляться: зачем нужна высокая гражданственность в наше прагматичное время? Надо зарабатывать деньги всеми правдами и неправдами, а там – «после нас хоть потоп»!
Конечно, подобные рассуждения находятся на уровне шутливой студенческой песни: «Коперник целый век трудился, он изучал Земли вращенье... Дурак! Он лучше бы напился, тогда бы не было сомненья!». Но песня – шутливая, а люди рассуждают серьезно.
И возможна ли победа над коррупцией и прочими пороками общества с такой «допотопной» и «содержанской» психологией? Конечно же, нет.
Значит, пока в России не будут установлены традиции высокой гражданственности, мы по-прежнему будем жить по невыполнимым законам, откупаться от чиновничьего произвола, ездить по плохим дорогам, получать нищенские пенсии…
А эти традиции можно установить только с помощью внедрения в умы и сердца людей высокой, гражданственной, гуманистической культуры, высших духовных и нравственных ценностей.
Я ни в коем случае не призываю «по-советски» запрещать все явления культуры, не соответствующие целям установления этих традиций (если только это не прямая пропаганда экстремизма, насилия, нарушения территориальной целостности страны и пр.). Я призываю создать для подлинной культуры и высших духовных и нравственных ценностей оптимальные условия для проникновения в умы и сердца граждан. Это возможно прежде всего с помощью СМИ (хотя нельзя забывать, например, о необходимости совершенствования системы образования). А коммерчески привлекательная «масс-культура» и так не пропадет, просто ее надо, как говорится, немного потеснить.
Россия – великая страна с великой историей, и позитивные гражданские традиции в ней не только существуют, но и очень сильны. И это вкупе с достижениями современных информационных технологий дает уникальный исторический шанс – преодолеть пороки, глубоко укоренившиеся в обществе еще с времен Рюриковичей и широкой волной захлестнувшие страну в годы постсоветского «безвременья». И прежде всего необходима победа над коррупцией – «королевой всех пороков».
9.
Можно было бы завершить статью на высокой гражданственной ноте, но поскольку в борьбе с коррупцией важна не только теория, но и практика, то в качестве притчи расскажем о том, как в семи садовых товариществах боролись с помойками.
Итак, жили-были семь СНТ – садовых некоммерческих товариществ. Обычные дачные поселки с участками по 6 соток и скромными летними домиками. И в каждом из них абсолютно одинаковая ситуация: на краю леса – огромная помойка. Уже никто даже не помнит, когда эта помойка появилась – наверное, еще на этапе первичного строительства поселка при дедах нынешних владельцев. Все к этой помойке привыкли, и почти все, за исключением нескольких особо сознательных дачников, на нее что-нибудь выбрасывали. Кто поскромнее – только мелкий мусор, а кто понаглее – и что-нибудь вроде газовой плиты или холодильника.
Сначала от этой помойки страдали только владельцы соседних с ней дачных участков. Страдали, но терпели: участки изначально распределялись по жребию, не повезло – что делать? Да и привыкли вроде уже за столько лет, принюхались… Но отбросов становилось все больше и больше, уже и в лес за грибами стало неприятно ходить, огибая разбросанные пакеты с мусором и спотыкаясь о ржавые железки…
И вот собралось в каждом из этих семи СНТ правление и решило: надо помойку ликвидировать. Ответственный, как положено, председатель товарищества.
И приступили председатели к борьбе с помойками.
Председатель первого СНТ не стал мудрствовать лукаво и просто повесил над помойкой табличку: «Согласно решению правления от такого-то числа свалка мусора запрещена». Но не помогла табличка: поселок старый, участки продаются-перепродаются, большинство народа друг друга не знает, на собрания не ходит, сознательностью особой не отличается, к правлению и лично к председателю большого уважения не питает, а мусор как привыкли люди сваливать, так и сваливают. Куда-то же его сваливать надо! Так и висит табличка над растущей и растущей помойкой, создавая абсурдную ситуацию: получается, будто народ специально сваливает мусор под табличкой назло правлению и председателю.
Председатель второго товарищества повесил не просто табличку, а с угрозой огромного штрафа за свалку мусора. Но народ тихо посмеивается: поймай сначала! Милиция в СНТ заглядывает, только если там что-то очень серьезное стряслось, видеокамеру у помойки, разумеется, председатель не поставил (дорого это для скромного товарищества)… А мусор как привыкли сваливать, так и сваливают. Да и надо же куда-то его сваливать. Так и висит табличка над растущей помойкой, увеличивая абсурдность ситуации огромной и абсолютно никого не могущей испугать суммой штрафа.
Третий председатель СНТ подошел к проблеме серьезнее: не только повесил устрашающую табличку, но еще и догадался полностью вывезти мусор. Вот это уже помогло: на вычищенное место психологически сложно выкинуть пакет с отбросами. Но, к сожалению, помогло ненадолго: негативная инерция по сваливанию мусора именно на этом месте осталась, да и надо же куда-то мусор сваливать... Так что сначала один дачник, по привычке принеся отбросы на старое место и удивленно обнаружив там чистоту, все же поленился нести мусор обратно и бросил его там, куда нес… Потом так же поступил второй… И пошло-поехало. Помойка опять стала расти прежними темпами.
Четвертый председатель не только сделал все то же, что третий, но еще и подыскал официальную свалку мусора где-то в соседнем городке. Там все цивильно: контейнеры, дворники, мусоровозы, регулярная уборка… Так что на табличке, красовавшейся в СНТ над вычищенным пространством бывшей помойки, было еще и указано альтернативное место свалки мусора. Неделю – другую все было хорошо, пока один рассеянный дачник не понес по привычке отбросы на бывшую помойку у леса, поленился прочитать табличку с описанием альтернативного маршрута (а может, ему этот маршрут был не по пути) и по старой памяти выбросил мусор. А потом другой дачник шел мимо, увидел, что лежит чей-то пакет с отбросами, и выбросил свой. Так сказать, где один, там и два. А где два, там и три… И опять все по новой.
Пятый председатель сделал все то же, что четвертый, и еще много чего. И большую вывеску на въезде в СНТ повесил – «Дорогие соседи, помойка у леса ликвидирована, просьба выбрасывать мусор там-то и там-то», и такое же объявление в виде листовки по почтовым ящикам разбросал, и сам обошел все дачи и лично всех оповестил, а потом еще напоминал всем, кого встречал на улице. Помойка исчезла. Но вот беда: остались какие-то люди, – то ли самые-самые рассеянные, то ли недруги данного председателя, то ли вообще антиобщественные элементы, – которые продолжали иногда бросать мусор на старом месте. А потом другие дачники эти отбросы увидели и рассудили: почему одним можно выбрасывать мусор поблизости и никуда не везти, а другим нельзя? Вот и опять стала расти помойка…
Шестой председатель сделал все то же, что пятый, но понял, что тех, кто все еще, по злому умыслу или рассеянности, продолжает мусорить после всех принятых мер, пришла пора ловить и наказывать. И он организовал силами добровольцев периодическое патрулирование места, где раньше была помойка. Задача патруля – как минимум, поймать, пристыдить и предупредить несунов мусора, а как максимум – по-соседски дать пару подзатыльников, если по-хорошему человек не понимает. Так и ликвидировали помойку. Довольный председатель отчитался перед правлением и занялся другими делами, прошло несколько дачных сезонов, патрули перестали ходить, таблички поблекли… Но сваливали-то отбросы на этом месте не один десяток лет, и инерция по-прежнему была очень сильна. И вот однажды один рассеянный дачник по старой памяти выбросил мусор, а потом мимо шел второй и решил, что где один пакет, там и два… И вот опять помойка.
А седьмой председатель делал все то же, что делал шестой, но не в течение одного – двух дачных сезонов, а несколько лет, пока в поселке полностью не стерлась память о том, что у леса когда-то сваливали мусор.
И вот только тогда
помойка была ликвидирована полностью и окончательно.
Опубликовано: журн. «Следователь», № 5 (205). М., 2015.
Все материалы, размещенные на сайте, охраняются авторским правом.
Любое воспроизведение без ссылки на автора и сайт запрещено.
© С.В.Заграевский
НА СТРАНИЦУ «СОЦИАЛЬНАЯ ПУБЛИЦИСТИКА»