Академик С.В. Заграевский
О ПРЕДНАЗНАЧЕНИИ ПОЛАТЕЙ (ХОР)
В ДРЕВНЕРУССКИХ ХРАМАХ
Опубликовано: Заграевский
С.В. О предназначении полатей (хор) в древнерусских храмах. В сб.: Материалы
Межрегиональной краеведческой конференции (24 апреля
Аннотация
В исследовании академика С.В. Заграевского показано, что полати, также называемые хорами, в древнерусских храмах (как и в Западной Европе, как и в Византии) не имели никакого специального предназначения и были самодостаточным архитектурным феноменом. Возведение хор или отказ от них находились прежде всего в компетенции зодчего, и при принятии решения об их устройстве учитывались как эстетические, конструктивные и функциональные соображения, так и архитектурная традиция.
Архитектурная типология полатей (хор) – открытых в интерьер храма галерей второго яруса – подробно рассмотрена в ряде научных трудов1, и нам здесь нет смысла останавливаться на этих вопросах. В настоящем исследовании речь пойдет исключительно о предназначении полатей (в дальнейшем мы покажем, что это их название в истории русской архитектуры является наиболее адекватным, хотя в современной научной и популярной литературе полати почти повсеместно называются хорами). Иначе говоря, нам предстоит попытаться выяснить, для чего (или для кого) в древнерусских храмах устраивались полати.
Наиболее распространенным стереотипом предназначения полатей в древнерусском зодчестве является представление о них как о месте нахождения знати, не желавшей во время богослужения смешиваться с толпой народа внизу. Этот стереотип был полностью оформлен в работе Н.И. Брунова 1928 года2. Исследователь писал, что почти повсеместное наличие хор в древнерусских храмах до XV века и их почти повсеместное отсутствие, начиная с третьей четверти XV века, связано с тем, что хоры являлись «привилегированной частью храма», «залой для знатных», а в XVI–XVII веках, по Н.И. Брунову, «феодальная аристократия» исчезла, «строение общества» существенно изменилось, внутреннее пространство храма стало единым, цари и патриархи получили специально выделенные места, и знать во время богослужения стояла впереди, а народ «толпился сзади»3.
На самом деле эта теория весьма спорна даже с точки зрения ортодоксального марксизма, стремящегося объяснять архитектурные явления развитием производительных сил и сменой производственных отношений: «феодальная аристократия» в XVI–XVII веках, возможно, и перестала быть «феодальной» (хотя в соответствии с той же марксистской теорией «пережитки феодальных отношений» сохранялись на Руси еще долгое время), но отнюдь не перестала быть аристократией. Соответственно, вряд ли князья, вотчинники или помещики в XVI веке стали более «демократичными», чем они были в XI–XV веках. Скорее наоборот: дворцовые ритуалы стали более пышными, порядки более «восточными», пропасть между «знатью» и «народом» стала глубже, и никто из князей уже не сражался впереди своего войска в доспехах простого воина, как когда-то Святослав Игоревич, Изяслав Мстиславич или Дмитрий Донской.
Утверждение же исследователя о том, что появление хор в большом количестве дворцовых церквей и «построек частных лиц» (терминология Н.И. Брунова4) второй половины XVII века, – в храмах в Тайнинском, Алексеевском, Дубровицах, Строгановской церкви в Нижнем Новгороде и др., – связано с «характерной для этого столетия реставрацией феодального строя и подготовкой нового феодализма XVIII века»5, противоречит самым основам марксизма, в соответствии с которыми феодализм – одна из базовых стадий развития общества, и он не может быть «новым» или «реставрированным».
Для того, чтобы показать, что точка зрения Н.И. Брунова весьма спорна с позиций не только марксизма, но и любой иной общественно-экономической или историко-архитектурной теории, вспомним, что в XVII–XVIII веках полати устраивались не только в дворцовых церквях и «постройках частных лиц», но и в немалом количестве монастырских соборов, где феодализм вряд ли мог сколь-нибудь существенно влиять на особенности храмовой архитектуры. Это и Успенский собор Горицкого монастыря (XVIII век), и Успенский собор Иверского монастыря (1655), и Воскресенский собор в Новом Иерусалиме (1656–1697), и собор Крестовоздвиженского монастыря на Кий-Острове (1660), и мн.др.
Хоры повсеместно возводились и в монастырских храмах XIX–начала XX века, – в Крестовоздвиженском соборе Брусенского монастыря (1858), Троицком соборе Серафимо-Дивеевского монастыря (1870-е), Троицком соборе Почаевской Лавры (1906–1911), соборе Воскресенского Новодевичьего монастыря в Санкт-Петербурге (начало 1860-х), Спасском соборе Скорбященского монастыря в Москве (1891) и др. Конечно, в это время уже ни о какой «феодальной аристократии», тем более в монастырях, не могло идти речи.
Справедливости ради отметим, что в конце своего труда Н.И. Брунов сделал оговорку о том, что «ошибкой было бы думать, что каждая форма хор объясняется непременно элементами феодального строя. Достаточно указать в этом смысле на хоры в византийской и западноевропейской архитектуре, где они подчас должны быть истолкованы совершенно по-иному»6. Но эта оговорка не нашла никакого развития, кроме некоторых соображений о том, что «типичная для Новгорода система хор с двумя замкнутыми глухими приделами в угловых помещениях, соединенных друг с другом узким деревянным мостком, где помещались певчие», все же имеет «глубокое отличие от хор феодального зодчества»7 (т.е. от галереи для знати). С сожалением отметим и то, что, указав на «подчас иное» предназначение хор в Византии и Западной Европе, ученый никак не развил эту мысль, тем самым изолировав рассматриваемый элемент древнерусского зодчества от его истоков.
Тем не менее, именно позиция Н.И. Брунова предопределила стереотипный взгляд на полати в древнерусских храмах как на «царскую ложу»8. Этот взгляд оказался растиражирован не только в огромном количестве научной и популярной литературы общего характера, но и в специальных научных трудах, где архитектурной истории и типологии хор уделялось особое внимание9.
Сразу сделаем оговорку: мы ни в коем случае не отрицаем то, что местонахождение знати во время богослужения, действительно, являлось одной из функций полатей в древнерусском зодчестве. Этому есть ряд подтверждений и в русских летописях («на полатях» стоял службу галицкий князь Владимирко Володаревич10; «в церковь и на полати» предлагал ввести иноверных иностранцев Андрей Боголюбский, чтобы они «увидели истинное христианство и крестились»11), и в аахенской капелле трон Карла Великого расположен на галерее второго яруса, и в византийских хрониках есть множество упоминаний о том, что император и его приближенные во время службы находились на хорах12. Но это далеко не единственная функция полатей, и тем более не то, для чего они устраивались в храмах.
«Подчас иное» назначение хор в храмах Византии и, соответственно, Древней Руси было рассмотрено в фундаментальном исследовании, которое вышло за четверть века до работы Н.И. Брунова (к сожалению, ученый на него не только не сослался, но и полностью проигнорировал выраженную в нем точку зрения). Речь идет о книге Е.Е. Голубинского, посвященной истории русской церкви13.
Е.Е. Голубинский, ссылаясь на византийскую традицию, полагал, что в древнерусских храмах хоры предназначались либо для женщин (в Византии в таких случаях они назывались гинекеями, как и женские помещения в домах), либо для людей, готовящихся к крещению и прошедших чин оглашения, т.е. для оглашенных – катихуменов (по Е.Е. Голубинскому14; более употребительное современное написание – катехумены). Соответственно, места для оглашенных в византийских храмах назывались катихумениями (другие варианты написания – катехумений, катехумена, катехуменон). Впрочем, исследователь в своей книге сделал оговорку, что и византийские императоры, и древнерусские князья также становились на полатях15, но основным предназначением хор он все же полагал их использование в качестве гинекеев и (или) катехумениев.
Предназначение хор по Н.И. Брунову и по Е.Е. Голубинскому выглядит настолько взаимоисключающим, что становится понятным, почему Н.И. Брунов не только не сослался на мнение Е.Е. Голубинского, но и полностью проигнорировал его. Если хоры предназначались для женщин, занимавших и в Византии, и в Древней Руси второстепенное положение по сравнению с мужчинами, то нахождение на гинекее «феодальной аристократии» должно было бы существенно ущемлять достоинство последней. То же самое и с оглашенными: вряд ли катехумений мог быть достойным местом для знати во время богослужения. И наоборот: если хоры предназначались для «феодальной аристократии», то женщин и (или) оглашенных туда вряд ли могли допускать, тем более не в приватном порядке, а во время торжественного литургического действа.
При этом позиция Е.Е. Голубинского является не менее обоснованной и с исторической, и с литургической, и с архитектурной точки зрения, чем позиция Н.И. Брунова. Обе эти позиции базируются на большом количестве исторических источников, обе удовлетворительно объясняют и преимущественно отдельные (не из наоса храма, а через внешние лестничные башни либо внутристенные лестницы) входы на хоры в Средние века, и часто имевшие место непосредственные проходы на полати из соседних дворцовых построек (как, например, в церкви Рождества Богородицы в Боголюбове или во владимирском Дмитриевском соборе), и архитектурное оформление хор в виде «балкона», и «гражданский» характер фресок на полатях (как, например, в Софии Киевской), и факт почти повсеместного (хотя, как мы показали выше, не полного) исчезновения хор в монастырских соборах, начиная с XV века.
«Примирить» же точки зрения этих ученых, предположив, что правая часть полатей могла предназначаться для знати, а левая – для женщин и (или) оглашенных (подобная практика «продольного» разделения первого яруса храмового наоса, – справа мужчины, слева женщины, – до недавнего времени имела место в некоторых провинциальных церквях16), вряд ли возможно: в древнерусских источниках нет сведений о таком разделении хор, к тому же в дальнейшем мы покажем, что набор функций полатей далеко не исчерпывается теми, которые были названы Н.И. Бруновым и Е.Е. Голубинским.
Но на самом деле позиции этих ученых являются взаимоисключающими только в том случае, если считать предназначением хор любую из перечисленных ими функций («ложа для знати», гинекей, катехумений) или все эти функции одновременно. Но в дальнейшем мы увидим, что эти функции – не более чем функции, а предназначение полатей было гораздо более универсальным.
И начнем мы наше исследование предназначения полатей (хор, эмпор, верхних галерей) с Древнего Рима, где появилась базилика, в дальнейшем воспроизводимая в западной церковной архитектуре без существенных изменений, а в восточной – с изменениями, существенными, но не затрагивающими основную структуру храма (неф, трансепт, средокрестие, нартекс, алтарь и т.п.).
Как известно, в дохристианскую эпоху римские базилики (Ульпиева, Юлиева, Константинова и мн. др.) являлись зданиями, служившими для общественных, судебных или торговых целей. В центральном нефе обычно располагался зал заседаний, в апсиде – трибунал, а на скамьях, расположенных полукругом (иногда в несколько рядов), находились места для судей либо лиц, управляющих торговым процессом. Среднее, более высокое, место занимал консул, квестор или претор. Перед апсидой находился алтарь для жертвоприношений перед началом торгов или судебных заседаний. Впрочем, в базилики римляне являлись и для того, чтобы просто пообщаться между собой, поиграть в какие-либо игры, а в портиках, окружавших базилики, торговцы устраивали свои лавочки17.
Древнеримские базилики, как и их более поздние западные и восточные христианские аналоги, имели во втором ярусе галереи, которые использовались для самых различных целей. К примеру, с галерей Юлиевой базилики император Калигула бросал деньги в толпу, забавляясь возникавшей давкой. С галерей было хорошо видно, что делается внутри базилики, и, соответственно, отсюда можно было следить за судебными процессами, торговлей и речами (когда Плиний вел «громкое» дело, защищая интересы дочери, лишенной наследства отцом, который в восьмидесятилетнем возрасте увлекся интриганкой, – толпа была так велика, что не только наполняла собой весь первый ярус, но и верхние галереи были переполнены мужчинами и женщинами, пришедшими послушать оратора)18.
В дальнейшем в западноевропейской церковной архитектуре (и в романике, и в готике, и в барокко) типология галерей второго яруса в базиликах практически не изменилась. Эти галереи располагались либо по трем сторонам света – на западе, севере и юге (обычно в «знаковых» городских и монастырских соборах), либо лишь на западе (в огромном количестве и больших, и небольших однонефных и трехнефных базилик). Эти галереи постепенно обрели главную функцию, благодаря которой, по-видимому, и получили название хор, – местоположения органа и церковного хора.
Впрочем, хоры – не единственное наименование галерей второго яруса в западной архитектуре. Несмотря на то, что слово «хор» звучит практически одинаково и в греческом, и в латинском, и в английском, и во французском, и в немецком языках, в Германии эти галереи называются эмпорами («Empore»), а этот термин происходит от латинского «empora» и восходит к греческому «emporos»: так в Древней Греции называли торговые площади, ряды, места хранения товаров19. Мы видим, что это слово происходит от одного из древнеримских назначений базилики, т.е. в названии верхних галерей осталась память об исходном типе храма. Да и само греческое слово «хор» означает не только людей, собравшихся для пения, но и любое собрание или толпу.
А по-итальянски хоры называются «matroneo», т.е. «женской частью храма». Это свидетельствует о том, что хоры в средневековой Западной Европе хотя бы некоторое время использовались и в качестве гинекеев, как в Византии.
По свидетельству игумена Даниила, в Иерусалиме во времена крестоносцев на полатях размещались люди, которым не хватало места внизу во время богослужения20. Кроме того, «суть же в ней (в иерусалимской церкви Воскресения Христова, т.е. в Храме Гроба Господня – С.З.) полати пространьны, и тамо горе живет патриарх»21 (последнее наблюдение, хотя и сделанное во времена крестоносцев, имеет отношение скорее к восточной, чем к западной церкви, – но в дальнейшем мы увидим, что использование хор там было практически аналогичным).
Как мы уже отмечали, на хорах аахенской капеллы располагался трон Карла Великого. И другие европейские правители часто наблюдали за богослужением с галерей, устроенных в вестверках22.
Кроме всего вышеперечисленного, в Западной Европе на верхних галереях повсеместно устраивались кладовые, иногда и ризницы (как в таллиннской церкви св. Олая XIII–XV веков). На хорах располагались и небольшие капеллы (как в вестверке церкви Сен-Дени 1130-х годов, как во флорентийской церкви Санта Кроче 1320–1325 годов).
Мы видим в западноевропейской архитектуре весьма разнообразный набор функций хор. Но поскольку у последних есть прямые, непосредственные архитектурные истоки в виде верхних галерей древнеримских базилик, мы не вправе считать предназначением хор ни одну из вышеназванных функций (как и любую другую функцию, которая могла ускользнуть от нашего внимания). Хоры – такой же традиционный элемент архитектуры любой базилики, как неф, трансепт или алтарь. Но неф еще в Древнем Риме служил основным залом здания, алтарь был местом с вполне определенными, чаще всего сакральными, функциями, а хоры были дополнительными помещениями, расширявшими полезную площадь базилики и использовавшимися в самых различных целях. В этом смысле ближайшим аналогом хор является трансепт, который также расширяет полезную площадь здания и используется и для капелл, и для погребений, и для размещения дополнительного числа верующих во время служб, и для киосков с церковной литературой, и т.п.
Преимущественной функцией хор в средневековой Западной Европе было (и остается доныне) церковное пение, но все равно здесь архитектурная традиция, установившаяся еще в языческие древнеримские времена, была первична, а основная (далеко не единственная) функция, которая позднее, уже в христианские времена, тоже постепенно превратилась в традицию, – вторична.
Функции хор в храмах Византии были не менее, а возможно, и более разнообразными, чем на Западе.
Использование хор в качестве гинекеев было описано в «Пименовом хожении в Царьград»: «Собралось народа многое множество, мужчины внутри святой церкви Софии, а женщины на хорах. И было это так удивительно и любомудренно. Все женщины стояли на хорах за шидяными занавесами, а лица их украшены прелестно, и смертным из народа никому нельзя было их увидеть»23.
Р. Тафт, проводя свое фундаментальное исследование местонахождения женщин в византийских храмах24, попутно на большом количестве документального материала рассмотрел различные функции хор и выяснил, что использование последних в качестве гинекеев имело место не всегда и не повсеместно. По Р. Тафту, «фактически мы видим, что галереи выполняют самые разные функции, уместные или нет, включая временное проживание и любовные свидания. Женщины и царская свита находились на хорах во время литургии, и таинства приносились им прямо туда. Настоятельница монастыря во время месячных могла находиться на хорах во время богослужения в монастырской церкви. Рукоположение в священство, присяга в верности, духовные собеседования, чудесные исцеления и экзорцизмы также совершались там. На хорах производилась раздача вспомоществования для духовенства, происходили царские приемы и обеды, заседания различного рода церковных трибуналов и совещания постоянного синода. Там также могли находиться молельня и царские покои, трапезная и ложа-метаторий». Исследователь отмечал отсутствие сообщений источников, говорящих об использовании хор в качестве катехумениев, но полагал достаточным тому подтверждением частое использование источниками этого наименования для верхних галерей.
Относительно того, что на византийских верхних галереях хотя бы иногда пел церковный хор, сообщений источников нам пока обнаружить не удалось. Но этому есть косвенное подтверждение: церковное пение на хорах в настоящее время часто имеет место в Сербской православной церкви (в частности, в Рождественской церкви в Земуне и в Успенской церкви в Зренянине25); в дальнейшем мы увидим, что на хорах пели и поют и в Русской православной церкви.
Таким образом, в Византии функции хор были не только не менее разнообразными, чем в Западной Европе, но среди них отсутствовала и какая-либо главная, преимущественная функция: таковой нельзя считать использование хор ни в качестве гинекея, ни в качестве катехумения, ни в качестве «царской ложи», и тем более ни в качестве места для церковного хора. Значит, и здесь хоры были исключительно традиционным элементом храмовой архитектуры и играли роль дополнительных помещений универсального назначения.
Перейдем к вопросам использования полатей (хор) в храмах Древней Руси.
Прежде всего, как мы уже упоминали, имеется ряд подтверждений тому, что князья во время богослужения стояли на хорах. Это и сообщения летописей («на полатях» стоял службу Владимирко Володаревич26; «в церковь и на полати» предлагал ввести иноверных иностранцев Андрей Боголюбский27), и уже рассмотренные нами византийские и западноевропейские аналоги.
Мы должны согласиться и с Е.Е. Голубинским – в том, что в древнерусских храмах полати хотя бы некоторое время использовались в качестве гинекеев и (или) катехумениев: если это было одной из их функций в Византии, то весьма вероятно, что эта функция имела место и на Руси (как минимум, в домонгольскую эпоху). Е.Е. Голубинский приводил еще одно косвенное подтверждение своей позиции: в Малороссии конца XIX века западная часть церкви называлась «бабинец»; у сербов в это же время «мужская» и «женская» половины храма разделялись перегородками28. Отсюда исследователь сделал вывод о том, что и в древнерусской церкви мужчины и женщины могли стоять раздельно, и в таком случае вероятно, что для женщин выделялось место не только в западной части наоса, но и на хорах. Разумеется, это доказательство тоже является косвенным, но, например, В.И. Даль был уверен, что «встарь женщины стояли в церкви на хорах»29.
Но если использование в древнерусских храмах хор в качестве гинекеев и (или) катехумениев – вопрос спорный, то нахождение на полатях приделов бесспорно. Приделы на полатях встречаются во множестве новгородских церквей, начиная с домонгольского времени30; придел на хорах был в церкви Петра и Павла в Смоленске XII века31; два придела – на хорах Успенского собора в Коломне XIV века32; Спасский придел – на полатях изборской Никольской церкви 1349 года; известно много приделах на хорах и в московской архитектуре XVI века33. У приделов на полатях есть и прямые аналоги в западноевропейской архитектуре – капеллы на хорах34.
Бесспорен и имеет множество аналогов в архитектуре Западной Европы еще один факт – нахождение на полатях древнерусских храмов кладовых, ризниц и даже библиотек. Так, в 1391 году новгородцы после большого пожара взяли с полатей Софийского собора десять тысяч рублей серебром, скопленных архиепископом Алексеем, и разделили по 1000 рублей на каждый конец35. В Успенском соборе Киево-Печерской Лавры в домонгольское время «суть же и ныне свиты их на полатах и книгы их греческие блюдомы»36. В XVII веке на полатях Успенского собора в Коломне находилась епископская ризница37. На хорах церкви Рождества Богородицы в Городне под Тверью (начало XIV века)38, псковских церквей Козьмы и Дамиана с Примостья (1462–1463) и Богоявления с Запсковья (1496), церкви Дмитрия Солунского в Новгороде (1461–1462) находятся угловые палатки, которые из-за своих небольших размеров и отсутствия постоянного доступа (только по приставной лестнице) могли использоваться лишь в качестве кладовых.
У нас есть основания полагать, что полати в храмах Древней Руси использовались и в качестве «верхнего клироса» – места для церковного хора. Это подтверждается сообщением Владимирского летописца под 1515 годом: «Того же лета князь великий Василий Иванович у собя во дворе разрушил церковь камену Рожество святыя Богородици по двери, да опять рядил ее от дверий вверьх да и паперти приделал и петье поставил вверху, а у старой было на земли»39. То, что в церкви Георгия в Старой Ладоге на хорах между приделами стояли певчие, отмечал Н.И. Брунов40. Пение на «верхнем клиросе» практикуется и в наше время, прежде всего по праздникам41 (как в семипалатинском Воскресенском соборе42, в соборе Иверского монастыря в Ростове-на-Дону43, в соборе Воронцовского монастыря под Торопцом44 и во многих других храмах, где есть верхние галереи).
Следовательно, мы и на Руси видим разнообразие функций хор, вполне сопоставимое и с Византией, и с Западной Европой. Это позволяет нам сделать вывод, что полати древнерусских храмов (как и византийских, и западноевропейских) были самодостаточным традиционным элементом церковной архитектуры и играли роль дополнительных помещений универсального назначения. Фактически хоры были «антресольным этажом» храма.
Этот вывод подтверждается и тем, что хоры во всех древнерусских летописях назывались именно полатями. Это исконно русское слово (в отличие от иностранных терминов «хоры» и «эмпоры») имеет один корень со словом «пол» и означает любой деревянный настил – и хоры в храме, и лежанку либо кладовку в избе, и боевую площадку вдоль тыновой стены с внутренней стороны деревянной крепости45. Это старорусское наименование хор также указывает нам на то, что они были дополнительными помещениями, расширявшими полезную площадь храма и использовавшимися в самых различных целях.
Еще одной важной (хотя, конечно, ни в коем случае не основной) функцией хор была конструктивная. Столпы и стены боковых нефов любой базилики (и западного, и восточного типов) гасят распор и вышерасположенного свода, и свода центрального нефа гораздо лучше, если они посередине «перехвачены» хорами. Фактически хоры играли роль и аркбутанов, передающих распор свода центрального нефа с середины столпов на стены, и воздушных связей, сдерживающих распор сводов боковых нефов. К примеру, когда в боголюбовской церкви Рождества Богородицы в XVII веке выломали хоры, она вскоре обрушилась, – при том, что ранее она выдерживала, как монолит, даже оползни грунта под ней46.
Почему же тогда количество древнерусских храмов с полатями, начиная с XV века, резко сократилось?
По всей видимости, дело было в том, что хоры, при всей их функциональной и конструктивной пользе, все же существенно затемняли и затесняли внутреннее пространство храмов. Тенденция к избавлению церковного интерьера от столпов, которые также мешали цельности и освещенности наоса, в Древней Руси прослеживалась на протяжении XIV–XVII веков, – от классических четырех- и шестистолпных крестовокупольных храмов к церквям с угловыми пристенными опорами, затем к бесстолпным храмам, перекрытым крещатыми сводами47, затем к шатровому зодчеству, а затем и к храмам с сомкнутыми сводами. Эта же тенденция к цельности интерьера не могла не затронуть и хоры.
Это подсказывает нам и ответ на вопрос, почему в обрушившемся московском Успенском соборе Мышкина и Кривцова (1472–1474) были полати, а в соборе Фиораванти (1475–1479) – нет. Аристотель прилагал колоссальные усилия для создания ощущения цельности (зальности) интерьера: при нем в русской архитектуре впервые появились и крестовые своды толщиной в один кирпич, и металлические внутристенные и проемные связи48. Благодаря возведению в алтаре дополнительных арок восточные компартименты храма Фиораванти фактически превратились в монолит, воспринимающий значительную часть нагрузки от колоссальных барабанов, и, соответственно, появилась возможность возвести в центральной и западной частях собора относительно тонкие круглые столпы, что при равных диаметрах «большого» и «малых» барабанов подчеркивало «зальность» интерьера и легкость конструкции. Хоры в западной части храма, хотя и облегчили бы Аристотелю инженерную задачу, но свели бы на нет его усилия как творца абсолютно нового для древнерусского зодчества типа интерьера.
Характерно, что специфика ктиторского заказа на строительство московского Успенского собора не акцентировала внимание на наличии или отсутствии хор, иначе бы они или были, или не были в обоих храмах – и Мышкина, и Фиораванти.
Это еще раз подтверждает тот факт, что полати в древнерусских храмах (как и в Западной Европе, как и в Византии) не имели никакого специального предназначения и были самодостаточным архитектурным феноменом. Возведение хор или отказ от них находились прежде всего в компетенции зодчего, и при принятии решения об их устройстве учитывались как эстетические, конструктивные и функциональные соображения, так и архитектурная традиция.
ПРИМЕЧАНИЯ
1. Комеч А.И. Древнерусское зодчество. М., 1987; Воронин Н.Н. Зодчество Северо-Восточной Руси XII–XV веков. М., 1961–1962. Т. 2. С. 359; Седов Вл.В. Придел на хорах церкви Спаса на Нередице. В кн.: Церковь Спаса на Нередице. От Византии к Руси. К 800-летию памятника. С. 51–66; Седов Вл.В. Новый тип хор в древнерусской архитектуре XII в. В кн.: Там же. С. 67-82.
2. Брунов Н.И. О хорах в древнерусском зодчестве. В кн.: Тр. секции теории и методологии (социологической) РАНИОН. М., 1928. Вып. 2. С. 93–97.
3. Там же. С. 94.
4. Там же. С. 95.
5. Там же.
6. Там же. С. 96.
7. Там же.
8. По меткому выражению В.В. Кавельмахера (см. примеч. 33).
9. История русского искусства. М., 1953. Т. 1. С. 130; Воронин Н.Н. Указ. соч. Т. 2. С. 359; Раппопорт П.А. Зодчество Древней Руси. Л. 1986. С. 18, 25; Комеч А.И. Указ. соч. С. 75; Седов Вл.В. Придел на хорах… С. 63.
10. ПСРЛ 2:455.
11. ПСРЛ 2:591.
12. Подробнее см.: Тафт Р. Женщины в византийском
храме: где, когда – и почему? Women at Church in
13. Голубинский Е.Е. История русской церкви. М., 1901. Репринтное изд.: М., 1997. Т. 1. Ч. 2. С. 86, 241.
14. Там же. С. 241.
15. Там же. С. 86.
16. Архиеп. Аверкий (Таушев). Вопросы и ответы в изъяснение церковного благочестия и душепопечения. В журн.: Православная Русь. 1958.
17. Гиро П. Частная и общественная жизнь римлян. СПб, 1995.
18. Там же.
19. Власов В.Г. Архитектура. Словарь терминов. М., 2004.
20. Житие и хождение Даниила русской земли игумена. В кн.: Православный Палестинский сборник. СПб, 1883. Вып. 3, вып. 9.
21. Там же.
22. Хроника христианства. М., 1999. С. 116.
23. Книга хожений. Записки русских путешественников XI–XV вв. М., 1984.
24. Тафт Р. Там же.
25. Любезно сообщено А. Бокаревым на Интернет-форуме www.sobory.ru.
26. ПСРЛ 2:455.
27. ПСРЛ 2:591.
28. Голубинский Е.Е. Указ. соч. С. 241.
29. Даль В.И. Толковый словарь живого великорусского языка. СПб, 1903. Репринтное изд. М., 1994.
30. Седов Вл.В. Придел на хорах… С. 52.
31. Там же.
32. Воронин Н.Н. К характеристике архитектурных
памятников Коломны времени Дмитрия Донского. В кн.: Материалы и исследования по
археологии СССР; Материалы и исследования по археологии Москвы. Т. 2. №
33. В.В. Кавельмахер писал в 1989 году в письме Т.П. Тимофеевой (письмо хранится в музее-заповеднике «Александровская Слобода»): «Во всех новгородских церквях, подумайте, – во всех! – по древнему списку, вновь недавно опубликованному Яниным, и в натуре (здесь и далее подчеркнуто В.В. Кавельмахером – С.З.) – были или есть полати. Во всех древних московских церквях, за исключением двух монастырских – в троице и Савво-Строжевском монастыре, – были или есть полати. Во всех трех больших кремлевских соборах: юбилейном Благовещенском, Архангельском и Успенском Кривцова и Мышкина, который упал, – были или есть полати. Во всех городских, до нас не дошедших, вроде Успенского Донского в Коломне к. XIV в., и пр., и пр., – полати. Куда труднее найти среди древних памятников церковь без полатей, чем церковь с полатями. Древний Симонов монастырь – опять полати… Таким же точно способом, на массовом материале решается вопрос – для чего полати? Для дополнительных церквей, для приделов, для «молелен», если мысль о придельных церквях дается с трудом. Для церквей! Прежде всего, для церквей ктиторских, персональных, семейных, капелл, как скажут где-нибудь в Польше, в католических странах. Для того, чтобы подняться в эти церкви с комфортом, нужна башня с мелкими ступенями, т.е. целое дополнительное сооружение. Но разумный экономный расклад такой: одни полати – одна башня, один вход, чтобы лишних поводов не было грабить. Обычно на полатях две церкви и паперть между ними. В московском же Благовещенском соборе было три. В 60-е гг. XVI в. царь вынес эти приделы на крыши, где их можно видеть, один добавил. В Руси домонгольской на полати ходили через башни, за исключением Кидекши, где доступ на полати был устроен по-новгородски, изнутри деревянная лестница. Но в Новгороде и полати делались по-плебейски, с деревянным накатом. С XIV в. – только внутристенные лестницы, как в моих московских памятниках, они есть везде. Разумеется, внутристенная лестница всегда одна, с северной стороны, только у Аристотеля она с юга, но она ведет не в церкви, а в ризницу, внутри алтарей, и в Покрове на Нерли, где Воронин прозевал башню, не нашел, потому что плохо искал. То, что напридумано в его реконструкции, – нарисовано без его участия Б.А. Огневым. «Это есть кошмар!» Почему все эти ясные вещи так плохо доходили и доходят? Есть причина и серьезная: после ликвидации приделов на полатях или хорах все отгораживающие их стенки (которые делались вприкладку) были разобраны, за исключением двух, трех храмов, и ученый народ радостно решил, что это – балконы, хоры, как в итальянской опере, – и пошло! Хоры, князь, княгиня, детки, в общем, царская ложа в Большом! Вот и все. Слава Богу, что есть Новгород, где «хоры» продолжались на восток вдоль северной и южной стены и входили даже в апсиды, в виде второго их этажа! Обобщающей работы на эту тему, к сожалению, еще не было, для этого надо писать новую историю русской архитектуры. К концу века, м.б., начнут и ее».
34. По наблюдению В.В. Кавельмахера (см. предыд. примеч.).
35. ПСРЛ 3:233; 4:98.
36. Патерик киевского Печерского монастыря. СПб, 1911. С. 9.
37. Воронин Н.Н. К характеристике архитектурных памятников Коломны… С. 231.
38. Сами хоры церкви Рождества Богородицы в Городне (вероятно, имевшие вид деревянного настила) не сохранились.
39. Тихомиров М.Н. Из «Владимирского летописца». В
кн.: Исторические записки, №
40. Брунов Н.И. Указ. соч. С. 96.
41. Любезно сообщено Л. Клешниной и М. Мещаниновым на Интернет-форуме «www.sobory.ru». Процитируем сообщение Л. Клешниной: «Из реальной приходской жизни: профессиональный хор на праздниках всегда поет на хорах; постоянный (немногочисленный) повседневный приходской хор обычно внизу – на клиросе на солее; если нет постоянных певчих, а поют прихожане по мере возможности, обиходными гласами, – внизу, сбоку, перед возвышением солеи».
42. Информация почерпнута на Интернет-сайте www.orthodox.kz.
43. Информация почерпнута на Интернет-сайте www.pravoslavie.ru.
44. Информация почерпнута на Интернет-сайте www.toropets.net.
45. Крадин Н.П. Русское деревянное оборонное зодчество. М., 1988.
46. Воронин Н.Н. Зодчество… Т. 1. С. 309.
47. Подробнее см.: Заграевский С.В. Архитектурная история церкви Трифона в Напрудном и происхождение крещатого свода. М., 2008. С. 17.
48. Кавельмахер В.В. К
вопросу о первоначальном облике Успенского собора Московского кремля. В кн.:
Архитектурное наследство. №
Все материалы, размещенные на сайте, охраняются авторским правом.
Любое воспроизведение без ссылки на автора и сайт запрещено.
© С.В.Заграевский