С.В. Заграевский,
академик Российской академии художеств
ПРОИСХОЖДЕНИЕ ДРЕВНЕРУССКОГО ШАТРОВОГО ЗОДЧЕСТВА:
ВОЗВРАЩЕНИЕ К ПРОБЛЕМЕ
Москва,
С.В. Заграевский © 2015
Опубликовано: Заграевский С.В. Происхождение древнерусского шатрового зодчества: возвращение к проблеме // Журн. «Праксема», № 2, 2018. С. 32–61.
Аннотация
На основе анализа новых архитектурно-археологических данных и летописной информации системно рассмотрены вопросы происхождения древнерусского шатрового зодчества.
Показана низкая вероятность прямого происхождения древнерусского шатрового зодчества от западноевропейской готики, так как для готической архитектуры нехарактерны башнеобразность, шатровое перекрытие и сравнительно малая площадь основного объема внутреннего пространства храмов. Также показана несостоятельность теорий происхождения древнерусского шатрового зодчества от романской и от восточной архитектуры.
В предыдущих исследованиях, посвященных каменному шатровому зодчеству, автор этой статьи приводил ряд положений, показывавших его происхождение от древнерусской деревянной архитектуры. В данном труде они расширены и структурированы.
Показано широкое распространение шатра в древнерусской деревянной архитектуре ранее появления первого каменного шатрового храмаю. Выдвинута гипотеза относительно происхождения не только каменного, но и деревянного шатрового зодчества Древней Руси: деревянный шатер являлся «упрощенной формой» канонически обусловленного и обязательного в каменном православном церковном зодчестве купола в течение всей истории древнерусской архитектуры, начиная с X века.
Показав широкое распространение, каноническую и конструктивную обусловленность шатра в деревянной архитектуре ранее начала XVI века, автор доказывает, что первый шатровый каменный храм произошел не от каких-либо готических, романских, восточных и любых иных зарубежных истоков, а от деревянного шатрового зодчества, и реконструирует конкретные обстоятельства его появления в начале XVI века.
В предыдущих
исследованиях, посвященных происхождению древнерусского каменного шатрового
зодчества, позиция автора заключалась в том, что оно произошло только от
деревянной архитектуры. Но в настоящей статье показано и влияние древнерусских
каменных бесстолпных купольных церквей, которые, хотя и в небольшом количестве,
но строились на протяжении всей предыдущей истории древнерусской архитектуры.
Главным выводом из данной статьи является следующий: древнерусское каменное шатровое зодчество стало органичным продолжением предшествовавшей ему отечественной архитектурной традиции. А эта традиция включала и шатровое деревянное зодчество, и каменные купольные храмы, и широчайший набор связей с мировой архитектурой.
В статье также предложены общие принципы определения происхождения архитектурных форм. Определено, что такие вопросы должны решаться только комплексно, так как эти формы могли порождаться и талантом зодчих, и художественным вкусом заказчиков, и прогрессом строительной техники, и изменениями эстетических предпочтений общества, и идеологическими задачами, и заимствованиями из других стран, культур и стилей, и многим другим, вплоть до сугубо утилитарных целей. Определенную роль здесь могли играть и финансовые, и кадровые, и конструктивные, и прочие ограничения, располагавшие к нестандартным решениям.
В 2000-е годы автор этой статьи опубликовал исследования, посвященные происхождению древнерусского шатрового зодчества1. С тех пор автор получил много писем на эту тему от коллег, этот вопрос широко обсуждался на конференциях. В 2012 году было опубликовано исследование автора «Типологическое формирование и базовая классификация древнерусского церковного зодчества»2, в котором предлагались дополнительные соображения по поводу происхождения шатровой архитектуры. Авторская позиция по этому вопросу в целом не изменилась, но некоторые положения требуют уточнения и расширения аргументации.
Прежде всего видится необходимым определить, что вообще можно считать аргументированной точкой зрения на вопросы происхождения той или иной средневековой архитектурной формы. Если не обозначить здесь общие принципы, эти вопросы можно обсуждать бесконечно и, по большому счету, бесплодно.
Во-первых, если рассматриваемая архитектурная форма подготовлена всей историей становления отечественного зодчества, то ее отечественные истоки и аналоги в плане научной обоснованности имеют приоритет над зарубежными. Это связано не с какими-либо современными идеологемами, а с более вероятной ориентацией средневековых зодчих и ктиторов на окружавшую их архитектуру страны, где они работали.
Во-вторых, убедительным аргументом в пользу зарубежного происхождения той или иной отечественной архитектурной формы может быть либо мировой стиль (как, например, готика), либо значительное направление в мировом зодчестве (как, например, крестово-купольная система), либо зарубежный аналог, имеющий общемировое значение и резонанс (как, например, София Константинопольская, Храм Гроба Господня в Иерусалиме, императорский собор в Шпайере и т.п.). Обнаруженные единичные и не имеющие мирового значения зарубежные аналоги, объявленные образцами для отечественных архитектурных форм, рано или поздно опровергаются другими найденными аналогами.
В-третьих, при исследовании вопросов происхождения той или иной архитектурной формы даже в том случае, если известно первое ее применение, недостаточно исследовать ход творческой мысли архитектора, так как последнего могла вдохновить любая мелочь, в том числе и вне архитектуры3. Необходимо еще учитывать общую историческую обстановку, специфику ктиторского заказа, прогресс строительной техники и большой набор прочих факторов.
В-четвертых, символические толкования той или иной архитектурной формы в храмовом зодчестве не могут считаться доказательством ее происхождения. В истории мировой архитектуры нам не известен ни один факт, что некий богослов решил, что в интересах символики (или любой теологической теории) должна быть реализована та или иная новая архитектурная форма, согласовал свою позицию с ктитором и предписал зодчему строить именно так, а не иначе. Нам неизвестны подобные факты даже в отношении священнических облачений и литургического инвентаря, а в гораздо более затратной и сложной с технической и организационной точки зрения области – зодчестве – такую ситуацию практически невозможно представить. Символические идеи, как и теологические теории, и мировоззренческие основы в целом, могли влиять на формирование традиции лишь опосредованно (условно говоря, ктиторы заказывают, зодчие строят, общество оценивает, толкователи толкуют, результаты оценки и толкований воспринимаются и в той или иной степени учитываются следующим поколением ктиторов и зодчих, и т.д.)
В-пятых, у использования исследователями символики в качестве обоснования генезиса архитектурных форм храмов есть негативный методологический аспект. Если в Средние века символика и имела какое-либо влияние на возникновение архитектурных форм (что, как мы видели, не доказано), то мы все равно не знаем, какая именно символика как именно влияла. Никаких документальных свидетельств на эту тему не сохранилось, а любые усилия современных исследователей в поиске символики тех или иных элементов средневековых храмов, как правило, ведут к исключительно субъективным мнениям на уровне «я так вижу», легко опровергаемым не только статистикой и фактами, но и выдвижением других столь же субъективных мнений, выглядящих не менее убедительно.
В-шестых, эстетика еще более условна, чем символика, и применение эстетических аргументов для обоснования появления новых архитектурных форм столь же неоправданно с методологической точки зрения. В том, что эстетические предпочтения во все времена влияли на архитектурные формы, нет никакого сомнения (в противном случае человечество не строило бы ничего, кроме сугубо утилитарных построек), но судить о средневековых вкусах мы можем лишь опосредованно – через уже совершившиеся факты их натурной реализации. Соответственно, любые усилия современных исследователей в поиске эстетических причин появления тех или иных элементов средневековых храмов, как правило, ведут лишь к констатации, что зодчий и ктитор хотели построить красиво.
Из вышеперечисленных принципов следует, что вопросы происхождения средневековых архитектурных форм должны решаться только комплексно, так как эти формы могли порождаться и талантом зодчих, и художественным вкусом заказчиков, и прогрессом строительной техники, и изменениями эстетических предпочтений общества, и идеологическими задачами, и заимствованиями из других стран, культур и стилей, и многим другим, вплоть до сугубо утилитарных целей. Определенную роль здесь могли играть и финансовые, и кадровые, и конструктивные, и прочие ограничения, располагавшие к нестандартным решениям.
Теперь мы можем перейти к теме нашей статьи – исследованию вопросов происхождения древнерусского каменного шатрового зодчества (в дальнейшем будем называть его шатровым зодчеством; материал построек будем уточнять лишь в случае деревянного зодчества), которые занимают исследователей уже не первую сотню лет.
Поскольку подробный исторический обзор всех выдвигавшихся точек зрения выходит за рамки настоящего исследования, перечислим лишь основные (в хронологическом порядке их появления):
– шатровое зодчество Древней Руси произошло от поздней западноевропейской готики (Н.М. Карамзин, И.М. Снегирев, Л.В. Даль, Е.Е. Голубинский, А.И. Некрасов, Г.К. Вагнер)4;
– шатровое зодчество сформировалось на базе древнерусской деревянной архитектуры (И.А. Забелин, Ф.Ф. Горностаев, И.Э. Грабарь, Н.Н. Воронин, П.Н. Максимов, П.А. Раппопорт, автор этой статьи)5;
– шатровое зодчество произошло от древнерусских и сербских храмов с повышенными подпружными арками (Н.И. Брунов)6;
– шатровое зодчество имеет восточное происхождение (Б.П. Денике, М.Г. Худяков)7;
– шатровое зодчество сформировалось под влиянием архитектуры древнерусских крепостных башен (М.А. Ильин, М.Н. Тихомиров)8;
– на становление шатрового зодчества повлияли древнерусские столпообразные церкви-колокольни (Г.К. Вагнер)9;
– древнерусский шатер явился «случайностью в архитектуре» и просто заменил собой купол, перекрывающий наос (В.В. Кавельмахер)10;
– шатровое зодчество Древней Руси произошло от романской архитектуры (А.Л. Баталов)11.
Прежде чем рассмотреть вышеперечисленные точки зрения в соответствии с базовыми принципами, обозначенными в начале данной статьи, вспомним, что архитектурно-археологические исследования В.В. Кавельмахера (1980–90-е годы)12 и автора этой статьи (2000-е годы)13 показали, что шатровая Троицкая (ныне Покровская; в дальнейшем будем без оговорок называть ее Троицкой) церковь в Александровской слободе (ил. 114) была построена в 1510-х годах и, соответственно, была первым древнерусским шатровым храмом. Автор также показывал, что архитектором, построившим этот храм, был Алевиз Новый15. Ранее первым шатровым храмом считалась церковь Вознесения в Коломенском (1529–1532 годы, вероятный архитектор – итальянец Петрок Малый, ил. 2)16.
Ил. 1. Троицкая церковь в Александровской слободе. Реконструкция В.В. Кавельмахера.
Ил. 2. Церковь Вознесения в Коломенском.
Необходимо отметить, что пересмотр позиции относительно первого древнерусского шатрового храма и его зодчего не может сам по себе существенно повлиять на решение вопроса происхождения шатрового зодчества: и церковь Троицы 1510-х годов, и церковь Вознесения 1529–1532 годов являются великокняжескими храмами, с высокой степенью вероятности построенными итальянскими зодчими. Оба храма принадлежат эпохе Василия III, ознаменованной расцветом зодчества и поиском новых форм.
Мы начнем рассмотрение вероятных истоков древнерусского шатрового зодчества с западноевропейской готики. Вообще говоря, в ходе становления древнерусской архитектуры XII–XV веков в ней постоянно усиливалась «устремленность вверх», характерная для готики. Общие «высотные» пропорции храмов17, появление повышенных подпружных арок, обработка барабанов килевидными кокошниками18, возведение над куполами высоких луковичных глав19, строительство столпообразных церквей «под колоколы»20, – все эти явления соответствуют общему впечатлению «стрельчатости», которое производит готика. Г.К. Вагнер писал, что «если бы развитие «высотной» архитектуры не было прервано монгольским вторжением, то Русь узнала бы нечто родственное готике»21.
Но это лишь общее впечатление. При более пристальном сопоставлении мы вынуждены отрицать происхождение древнерусского шатрового зодчества от западноевропейской готики.
Во-первых, для готической архитектуры нехарактерна башнеобразность основного объема храма. Последняя является отличительным признаком исключительно древнерусского церковного зодчества.
Во-вторых, для западноевропейской готики нехарактерно перекрытие наоса шатром. Средокрестия иногда перекрывались деревянными шатрами (пример – готическая церковь Богоматери в Брюгге, ил. 3), но ни одного каменного шатра ни над наосом, ни над средокрестием в каком-либо мало-мальски значимом храме мы не знаем. В массовом порядке шатровая форма завершения использовалась в готической Европе только для башен.
Ил. 3. Церковь Богоматери в Брюгге.
В-третьих, одна из наиболее характерных тенденций готики – увеличение площади внутреннего пространства храмов. Эта тенденция нашла отражение в древнерусской архитектуре: столпы становились все тоньше и тоньше, все меньше и меньше храмов имели внутренние лопатки, появились бесстолпные храмы с угловыми пристенными опорами22, а затем и с крещатым сводом23. Успенский собор Аристотеля Фиораванти, к примеру, С.С. Подъяпольский справедливо относил к типу готической «зальной церкви»24. Но с шатровым зодчеством ситуация обратная: по сравнению с сомасштабными крестово-купольными церквями, а тем более с европейскими базиликами, площадь наоса шатровых храмов невелика.
В-четвертых, начало XVI века в Италии прошло под знаком не готики, а Ренессанса. И очень маловероятно, чтобы высококвалифицированный итальянский архитектор того времени, будь то Алевиз Новый или Петрок Малый, мог ориентироваться на готику. Как известно, сам термин «готика» принадлежит итальянцам XV–XVI веков и означает «искусство готов», т.е. «варваров». Отметим, что и в храмах Александровской слободы, и в церкви Вознесения в Коломенском имели место многочисленные ренессансные элементы25.
К теории происхождения древнерусского шатрового зодчества от западноевропейской готики примыкают еще три: от древнерусских и сербских храмов с повышенными подпружными арками, от древнерусских крепостных башен, от древнерусских столпообразных церквей-колоколен. Все эти три теории порождены впечатлением «высотности» и «вертикализма», характерным для готики. Поэтому все те аргументы, которые мы выдвинули против «готической» теории, применимы и здесь. Можно привести и другие соображения.
Во-первых, повышенные подпружные арки и шатровые завершения храмов имеют абсолютно различную конструктивную сущность (арки поддерживают купол, а шатер сам находится на месте купола и поддерживается арками), и проводить между ними прямую параллель неправомерно.
Во-вторых, столпообразные храмы до возведения в 1510-х годах церкви Алексея митрополита в Александровской слободе и собора Петра митрополита в Высоко-Петровском монастыре не имели, в отличие от шатровых церквей, мало-мальски обширных наосов, т.е. с точки зрения их архитектуры были ближе к башням, чем к церковным зданиям (примеры – московские церкви-колокольни Иоанна Лествичника 1329 и 1505–1508 годов, новгородская «часозвоня» 1443 года, первый Хутынский столп 1445 года).
В-третьих, прямая либо косвенная параллель между крепостными башнями и шатровыми храмами неправомерна. Первые имели исключительно «утилитарный» характер, облик вторых определялся прежде всего духовными запросами и архитектурной мыслью эпохи. Более того – с «утилитарной» точки зрения шатровые храмы не имели никакого смысла, так как по сравнению с сомасштабными крестовокупольными церквями (а тем более с европейскими базиликами), как мы уже говорили, площадь их наоса невелика, а «колодцеобразность» интерьера порождает множество проблем с акустикой.
Существенную модификацию «готическая» теория происхождения древнерусского шатрового зодчества претерпела в работах А.Л. Баталова26, вышедших уже после вышеуказанных исследований автора этой статьи, посвященных первому древнерусскому шатровому храму и происхождению шатрового зодчества27.
По А.Л. Баталову, истоки древнерусского шатрового зодчества лежат в западноевропейской архитектуре, но не в готической, а в романской. Такая позиция исследователя уже сама по себе может показаться странной, если учесть, что шатровое зодчество появилось в начале XVI века, когда с времен романики минуло уже около трехсот лет. Однако А.Л. Баталов называет и гипотетические прототипы первых древнерусских шатровых храмов – баптистерий Сан-Джованни в Пизе, в середине XII века перекрытый каменным шатром (в XIII веке почти полностью скрытым под куполом – ил. 428), и две сравнительно небольшие пизанские церкви XII века – св. Агаты (ил. 529) и св. Гроба.
Ил. 4. Баптистерий в Пизе. Общий вид, план и разрез.
Ил. 5. Церковь св. Агаты в Пизе.
Но наблюдения А.Л. Баталова не могут являться основой для вывода о романском происхождении древнерусского шатрового зодчества. Как мы уже говорили в начале статьи, убедительным аргументом в пользу зарубежного происхождения той или иной отечественной архитектурной формы может быть либо более ранний аналог, имеющий общемировое значение и резонанс, либо целое направление в зарубежном зодчестве, породившее большое количество аналогов. Вышеуказанные пизанские здания не относятся ни к тому, ни к другому.
Конечно, теоретически можно предположить вслед за А.Л. Баталовым30, что итальянский архитектор, построивший первый древнерусский храм, бывал в Пизе и вдохновился там идеей каменного шатра. Но в начале статьи мы писали и о том, что найденные единичные зарубежные аналоги не могут служить убедительным доказательством, так как рано или поздно опровергаются другими найденными аналогами.
Нашли и мы аналог, ничуть не менее убедительный, чем пизанский баптистерий, перекрытие шатром которого, видимо, по каким-то причинам настолько не устраивало горожан, что уже сто лет спустя этот шатер был обстроен куполом. И не менее убедительный, чем маленькие пизанские церкви св. Агаты и св. Гроба. Это романская шатровая церковь св. Фаустино в Брешиа (XII век, ил. 6), сверху шатра которой, в отличие от вышеуказанных пизанских зданий, устроен барабан, как в древнерусских храмах, а под шатром в интерьере возведен дополнительный купол, как в церкви Вознесения в Коломенском.
Есть в Брешиа и большой, можно сказать, знаковый романский храм, перекрытый пологим деревянным шатром, – «Старый» городской собор (Duomo Vecchio, ил. 7). В совокупности эти брешианские шатры могли оказаться не меньшим вдохновляющим фактором для архитектора начала XVI века, чем пизанские.
Ил. 6. Церковь св. Фаустино в Брешиа.
Ил. 7. «Старый» городской собор (Duomo Vecchio) в Брешиа.
Автор обнаружил романскую шатровую ротонду и в Германии (церковь св. Магдалины в Хаусбахе, пригороде Фильсхофена-на-Дунае, XII век, ил. 8).
Ил. 8. Церковь св. Магдалины в Хаусбахе.
К тому же в начале этой статьи мы говорили и о том, что недостаточно исследовать ход творческой мысли архитектора, так как последнего могло вдохновить что угодно. Например, не меньшим источником вдохновения, чем романские шатровые здания в Брешиа и (или) Пизе, могли бы стать египетские пирамиды. Или шатровые завершения, характерные для восточной архитектуры (их мы рассмотрим далее). Или шатры, в которых жили библейские патриархи Авраам, Исаак и Иаков31. Или любые полотняные шатры, которые ставились воинами и путешественниками. Или деревянные шатровые завершения древнерусских церквей, о которых мы поговорим в дальнейшем, когда будем рассматривать версию происхождения древнерусского каменного шатрового зодчества от деревянного (последний вариант, как мы вскоре увидим, более соответствует общей исторической обстановке и возможной специфике ктиторского заказа, чем гипотетическое вдохновение, полученное в Пизе, Брешиа или где-либо еще).
Нельзя обойти вниманием еще одну версию происхождения древнерусского шатрового зодчества – «восточную». Действительно, на Востоке (в Волжской Болгарии, Иране и Средней Азии) перекрывались каменными шатрами и башни (прежде всего минареты), и мавзолеи (например, Восточный мавзолей в Булгаре, XIII век, ил. 9; «Мавзолей дервиша» в Баку, XV век, ил. 10). Можно вспомнить и в целом шатровую форму таких колоссальных храмов, как Вирупакши (VII–XI века, Индия), Прамбанан (X век, Индонезия, ил. 11), Ангкор-Ват (первая половина XII века, Камбоджа, ил. 12).
Ил. 9. «Восточный мавзолей» в Булгаре.
Ил. 10. «Мавзолей дервиша» в Баку.
Ил. 11. Прамбанан. Индонезия.
Ил. 12. Ангкор-Ват. Камбоджа.
Но против «восточной» теории мы можем привести практически те же аргументы, что против «готической».
Во-первых, для восточной архитектуры нехарактерно перекрытие наоса храма шатром.
Во-вторых, весьма маловероятно, чтобы итальянский архитектор того времени, будь то Алевиз Новый или Петрок Малый, мог ориентироваться на восточную архитектуру.
В-третьих, столь же маловероятно, чтобы ктитор – Василий III – заказал зодчему строить «по-восточному». Ради этого вряд ли стоило приглашать итальянцев.
В исследованиях, посвященных каменному шатровому зодчеству32, автор этой статьи приводил ряд положений, показывавших его происхождение от древнерусской деревянной архитектуры. Здесь имеет смысл их расширить и структурировать.
Прежде всего покажем широкое распространение шатра в древнерусской деревянной архитектуре ранее появления первого каменного шатрового храма. Этому есть ряд доказательств.
Во-первых, Н.Н. Воронин и П.Н. Максимов полагали, что шатровые деревянные церкви представляли собой распространенный тип древнерусского храма, начиная с домонгольского времени33, и приводили ряд аргументов:
– на основе текстологического и иконографического анализа древнерусских документов указанные исследователи показывали, что шатровыми были несохранившиеся деревянные храмы в Вышгороде (1020–1026 годы), Устюге (конец XIII века), Ледском погосте (1456 год) и Вологде (конец XV века)34;
– исследователи приводили изображение XIX века несохранившейся деревянной шатровой Климентовской церкви в селе Уна Архангельской области (ил 13), постройку которой клировые записи относят к 1501 году35;
– исследователи приводили примеры изображений деревянных шатровых храмов на иконе начала XIV века из села Кривого (ил. 14) и на полях псковского рукописного «Устава»36;
– исследователи приводили летописное сообщение о высоких «стоянах» в Москве37 и показывали, что речь идет о деревянных шатровых столпообразных церквях38;
– деревянная шатровая колокольня приведена на изображении Тверского кремля первой половины XV века на иконе Михаила Тверского и княгини Ксении39 (ил. 15).
Ил. 13. Церковь в селе Уна Архангельской области.
Ил. 14. Икона из села Кривого.
Ил. 15. Изображение Тверского кремля на иконе Михаила Тверского и княгини Ксении.
Во-вторых, весьма вероятно, что многие деревянные шатровые храмы XVI–XVII веков являются копиями более древних. Причины этому следующие40:
– народное зодчество консервативно, типологии меняются крайне медленно;
– существовала практика заменять сгнившие бревна в срубе по одному, отчего со временем в древнем памятнике первоначального материала могло оказаться очень мало. Поэтому датировка радиоуглеродным или дендрохронологическим методом относительно достоверна лишь в том случае, если для анализа берут большое количество бревен. Соответственно, некоторые деревянные памятники из-за недостаточно представительной выборки материала для анализов могли получить позднюю дату;
– плотников часто обязывали строить новую церковь по образцу старой, пришедшей в негодность.
В-третьих, построить из камня купол гораздо проще, чем шатер, а из дерева гораздо проще построить шатер, чем купол. Причины этому следующие:
– технология строительства каменных куполов (и по опалубке, и без нее41) была прекрасно известна и налажена еще с времен Древнего Рима;
– каменный шатер обладает практически таким же распором, как купол, и добиться равномерности распора при большой высоте шатра (условно говоря, чтобы середина не «просела») – сложнейшая инженерная задача;
– из дерева построить купол очень сложно (требуется либо придавать бревнам полукруглую форму, либо использовать очень короткие их отрезки);
– при строительстве деревянного шатра несколько (чаще всего восемь) бревен (ребер шатра) сводятся в верхней точке и обшиваются досками, и это может сделать практически любой квалифицированный плотник.
В-четвертых, в конце Х века в Новгороде был построен дубовый храм Софии с тринадцатью (по некоторым летописям – с двенадцатью)42 «верхами», т.е. главами. Маловероятно, что из дуба были возведены купола. Речь здесь, скорее всего, идет о шатровых завершениях.
В-пятых, замена каменного купола деревянным шатром в целях снижения веса и распора перекрытия многократно имела место вне Руси. Деревянные шатры в качестве «облегченного варианта» куполов возводились и в Византии (например, во второй половине V века был построен храм в Алахан-манастире, где центральное пространство каменного храма завершалось пирамидальной деревянной кровлей43), и в Западной Европе (мы уже упоминали деревянные шатры над наосом «Старого собора» в Брешиа и средокрестием готической базилики в Брюгге).
В-шестых, деревянный
шатер из кипрских кедров был между 813 и 821 годами построен патриархом Фомой
над ротондой Гроба Господня в Иерусалиме44. Возведен этот шатер был
именно как замена каменного купола, которым в трудных условиях строительства в
тогдашней Палестине (ранее эпохи Крестовых походов, под властью халифа
Аль-Мамуна) было крайне сложно перекрыть ротонду диаметром более
Ил. 16. Храм Гроба Господня в Иерусалиме. Рисунок XVII века.
Приведенная нами совокупность аргументов доказывает, что в Древней Руси деревянные шатровые храмы появились существенно ранее каменных и возводились в большом количестве, вероятно, даже в домонгольское время.
В связи с этим мы можем выдвинуть гипотезу относительно происхождения и древнерусского деревянного шатрового зодчества. Когда после Крещения Руси началось массовое строительство христианских храмов, то ориентироваться на каноническую византийскую архитектуру должны были не только в камне, но и в дереве: задачей мастеров деревянных дел было по возможности показать, что храм – православный, а не какой-либо иной. (Подчеркнем – по возможности, т.к. при отсутствии квалифицированных плотницких кадров строились простейшие клетские церкви). Купол над деревянным храмом, как мы уже говорили, возвести было сложно по технологическим причинам, и возведение вместо купола в целом близкого ему по форме и «устремленности вверх» шатра подходило для решения этой задачи лучше всего (не зря именно такая замена была осуществлена в IX веке в Храме Гроба Господня в Иерусалиме). И даже если в шатровом деревянном храме в целях его утепления между наосом и шатром возводился глухой плоский потолок, все равно хотя бы по внешним формам было видно, что храм – православный.
Таким образом, мы полагаем, что деревянный шатер являлся «упрощенной формой» канонически обусловленного и обязательного в каменном православном церковном зодчестве купола46 в течение всей истории древнерусской архитектуры, начиная с X века47.
Теперь, показав широкое распространение, каноническую и конструктивную обусловленность шатра в деревянной архитектуре ранее начала XVI века, мы можем перейти к доказательству того, что первый шатровый каменный храм произошел от деревянного шатрового зодчества, а не от каких-либо готических, романских, восточных и любых иных зарубежных истоков.
Во-первых, «Летописец вкратце Русской земли» (XVI век) под 1532 годом говорит: «Князь великий Василей постави церковь камену Взнесение господа нашего Исуса Христа вверх на деревяное дело»48. Это сообщение проводит прямую параллель между церковью Вознесения в Коломенском (пусть не первым, но одним из первых каменных шатровых храмов) и деревянным зодчеством: формулировка «вверх на деревяное дело» означает именно «высокий храм, построенный в формах деревянного зодчества», и это подтверждается схожими по смыслу древнерусскими текстами49.
Во-вторых, весьма вероятно, что на Руси существовали прецеденты влияния форм деревянного зодчества на каменное. Так, Н.Н. Воронин писал о Софии Киевской: «В величественном ритме пирамидально нарастающих масс собора и в его характерном тринадцатиглавии, отличающих его от меньших по размерам византийских образцов, можно усматривать результат воздействия на строителей киевского храма принципов деревянного зодчества»50. Г.Я. Мокеев полагал, что на облик Софии Киевской могло повлиять многоглавие предшествовашего ей деревянного храма51, С.Ю. Попов – многоглавие дубовой Софии Новгородской52.
В-третьих, в Древней Руси с времен прекращения в середине XII века прямого копирования византийских образцов специфика ктиторских заказов, даваемых приглашенным иностранным архитекторам, состояла в том, что ставилась задача постройки не итальянских, немецких или английских храмов, а именно русских. Иными словами, от архитекторов всегда требовалась работа в русле уже сложившихся на тот момент традиций русской архитектуры, – при том, что они были вольны вносить принципы и элементы того или иного стиля, принятого в стране их происхождения.
Из этого общего правила мы не знаем никаких исключений. Так, строительство в «западноевропейском» материале – белом камне – в домонгольской Суздальской земле велось, в том числе и мастерами от Фридриха Барбароссы, в византийских (к тому времени уже традиционных для Древней Руси) крестово-купольных формах, хотя и с привнесением ряда романских элементов декора и общей «высотности»53. Строительство столпообразных храмов «под колоколы» (вероятно, первым из них был октагональный храм Иоанна Лествичника 1329 года54) было подготовлено четырехстолпными храмами с повышенными подпружными арками и храмами с угловыми пристенными опорами55. Церкви с крещатыми сводами стали логичным развитием четырехстолпных храмов56. Октагональный собор Петра Митрополита (1514–1518 годы) – продолжение традиции столпообразных храмов «под колоколы», хотя и лишенный функции колокольни. Успенский собор в Москве (1475–1479), внутреннее пространство которого решено в духе готических «зальных церквей», и лишенная алтарных апсид Троицкая церковь в Чашникове (XVI век) по общему архитектурному типу являются классическими крестово-купольными храмами.
Словом, из «мэйнстрима» древнерусской архитектуры не выпадает ни один храм, в том числе и построенный приглашенным иностранным архитектором57. Это еще раз подтверждает приведенный нами в начале статьи принцип: если рассматриваемая архитектурная форма подготовлена всей историей становления отечественного зодчества, то ее отечественные истоки и аналоги в плане научной обоснованности имеют приоритет над зарубежными.
В-четвертых, логичность и закономерность происхождения древнерусского каменного шатра от деревянного мы можем показать, реконструировав конкретные обстоятельства его появления в начале XVI века.
Мы не будем забывать, что авторство Алевиза Нового в отношении церкви Троицы в Александровской слободе, как и авторство Петрока Малого в отношении церкви Вознесения в Коломенском, является очень вероятным, но не абсолютно доказанным фактом58. И все же мы будем реконструировать путь творческого поиска зодчего, построившего первый каменный древнерусский шатровый храм – церковь Троицы, исходя из того, что им был Алевиз Новый.
Выше мы показывали, что от приглашенных иностранных архитекторов всегда требовалась работа в русле уже сложившихся на тот момент традиций русской архитектуры. Следовательно, Алевиз Новый получил от великого князя Василия III задание построить дворцово-храмовый комплекс в Александровской слободе в «национальном» стиле – естественно, в меру понимания и восприятия этого стиля известным европейским зодчим. Ни в Европе, ни где-либо еще в мире не было таких зданий, как первые храмы Слободы, – значит, Алевиз мог взять за образец только архитектуру, окружавшую его на Руси. Точно так же в свое время Аристотель Фиораванти взял за образец Успенский собор во Владимире, а Алевиз, в свою очередь, принял в качестве образца для своего Архангельского собора Успенский собор Фиораванти.
Следовательно, Алевиз Новый строил свои храмы на Руси так, как понимал русскую архитектуру, и применял те общие объемно-композиционные и декоративные решения, которые видел вокруг себя, – при этом не отказываясь от собственного творческого поиска и от тех приемов Ренессанса, которые были у него, как говорится, «в крови».
В связи с этим мы вправе полагать, что возведенный Алевизом каменный шатер над наосом храма Троицы в Александровской слободе был построен под впечатлением общей высотности и «стрельчатости» русских церквей, прежде всего деревянных шатровых. Последние благодаря их большому количеству формировали общий облик древнерусского храмового зодчества не в меньшей (если не в большей) степени, чем немногочисленные каменные храмы, тем более что строительство шло не в «белокаменной» Москве, а в провинции – Александровской слободе. Так, В.В. Кавельмахер писал о «древодельных» мотивах в архитектуре церкви Троицы: «Среди церквей Слободы только церковь Троицы не имеет каменных папертей, так как изначально была обстроена деревянными хоромами… О назначении Троицкой церкви служить центром жилой, деревянной, интимной части дворца свидетельствует также ее упрощенная, «прямоблочная», «на деревянное дело» архитектура, в частности, такие ее формы, как утрированные полицы шатра, карниз без архитрава и фриза, отсутствие капителей у лопаток, «придел-прируб» и щипцовые порталы»59.
Таким образом, мы показали, что переход в начале XVI века к строительству на Руси каменных шатров произошел под влиянием многочисленных деревянных образцов.
В исследованиях 2000-х годов, посвященных происхождению древнерусского каменного шатрового зодчества60, наша позиция заключалась в том, что оно произошло только от деревянной архитектуры. Но в каменной храмовой архитектуре ранее начала XVI века превалировала традиционная византийская крестово-купольная система, и первые каменные шатровые храмы могли бы быть сочтены Русской православной церковью «неканоническими», если бы не каменные бесстолпные купольные церкви, которые, хотя и в небольшом количестве, но строились на протяжении всей предыдущей истории древнерусской архитектуры61. Нам известны, например, следующие храмы:
– церковь Василия во Владимире-Волынском, XIII век (многолепестковый план, ил. 17);
Ил. 17. Церковь Василия во Владимире-Волынском.
– несохранившиеся храмы в Галицкой земле: церковь неизвестного посвящения, т.н. «Полигон», вторая половина XII века (тетраконх); церковь неизвестного посвящения в селе Побережье близ Галича, вторая половина XII века (тетраконх); церковь Ильи пророка в Галиче, вторая половина XII века (ротонда с двумя примыкающими объемами, возможно, с башней);
– московские церкви-колокольни Иоанна Лествичника 1329 и 1505–1508 годов, новгородская «часозвоня» 1443 года, первый «Хутынский столп» 1445 года.
А поскольку шатер являлся прямым аналогом купола, то серьезные возражения у Русской православной церкви против строительства каменных шатровых храмов вряд ли могли возникнуть, так как уже существовали прецеденты отхода от крестово-купольной системы – купольные храмы.
В связи с этим важно отметить, что если мы и вправе говорить о каких либо внешних истоках шатрового зодчества, то лишь о сочетании византийских и романских: именно к этим образцам (например, церкви Сергия и Вакха в Константинополе и Сан-Витале в Равенне; можно вспомнить и капеллу Карла Великого в Аахене) восходили древнерусские купольные храмы XII–XV веков. Деревянный шатер над ротондой Храма Гроба Господня в Иерусалиме, который мог повлиять на появление шатра в древнерусском деревянном зодчестве, тоже появился во времена романики. Но эти византийско-романские влияния являются опосредованными и дистанцированными.
И главным выводом из данной статьи является следующий: древнерусское каменное шатровое зодчество стало органичным продолжением предшествовавшей ему отечественной архитектурной традиции. А эта традиция включала и шатровое деревянное зодчество, и каменные купольные храмы, и широчайший набор связей с мировой архитектурой.
ПРИМЕЧАНИЯ
1. Заграевский С.В. Новые исследования памятников архитектуры Александровской слободы. М., 2008; Заграевский С.В. Первый каменный шатровый храм и происхождение шатрового зодчества. М., 2007. Электронная публикация: электронная научная библиотека «РусАрх»; Заграевский С.В. К вопросу о датировке и авторстве памятников Александровской слободы. В кн.: Зубовские чтения. Сб. статей. Вып. 3. Струнино, 2005. С. 69–96.
2. Заграевский С.В. Типологическое формирование и базовая классификация древнерусского церковного зодчества. М., 2012.
3. На эту тему уместно вспомнить строки А.А. Ахматовой: «Когда б вы знали, из какого сора растут стихи, не ведая стыда…»
4. Подробнее см.: Ильин М.А., Максимов П.Н., Косточкин
В.В. Каменное зодчество эпохи расцвета Москвы. В кн.: История русского
искусства. Т.
5. Подробнее см.: Ильин М.А., Максимов
П.Н., Косточкин В.В. Указ. соч. С. 414; Максимов П.Н. Воронин Н.Н. Деревянное
зодчество XIII–XVI веков. В кн.: История русского искусства. М., 1955.
Т. 3. С. 268; Ильин М.А. Указ. соч. С. 15; Раппопорт П.А. Древнерусская
архитектура. СПб., 1993. С. 171; Всеобщая история архитектуры. Т.
6. Подробнее см.: Ильин М.А. Указ. соч. С. 16.
7. Денике Б.П. Искусство Востока. Очерк истории мусульманского искусства. М., 1923; Денике Б.П. Искусство Средней Азии. М., 1927; Худяков М.Г. Очерки по истории Казанского ханства. Казань, 1923.
8. Подробнее см. Ильин М.А. Указ. соч. С. 16; Вагнер Г.К. Указ. соч. С. 27.
9. Подробнее см. Ильин М.А. Указ. соч. С. 20; Вагнер Г.К. Указ. соч. С. 27.
10. Кавельмахер В.В. Письмо к Тимофеевой Т.П. М., 1988. Письмо хранится в музее-заповеднике «Александровская слобода». Приведем полный текст абзаца, посвященного рассматриваемой тематике: «Что касается шатра, то он – ничто. Случайность в архитектуре. Он только заменяет купол, перекрывающий наос. Из бывших византийских провинций, самая разработанная типологическая сетка, по-моему, у болгар, и язык их нам понятен. Купол опирается не на столбы, а на устои. Вот и все. Нужно, чтобы не было столбов с барабанами и фонарями, ничего базиликального, и вы получаете «купольную» церковь. Русскому уху это ничего не говорит, ну, а нормальному византологу ничего не говорит наша «бесстолпная» церковь. Нельзя определять предмет по отсутствующему признаку… Этот пример лучше всего показывает, что мы так и застряли на Софиях и просмотрели купольные храмы».
11. Баталов А.Л. О происхождении шатра в русском каменном зодчестве XVI в. // Древнерусское искусство: Идея и образ. Опыт изучения византийского и древнерусского искусства. М., 2009. С. 55–74; Баталов А.Л. Еще раз о происхождении шатра в русской архитектуре // Лазаревские чтения. Искусство Византии, Древней Руси, Западной Европы. Материалы научной конференции. М., 2009. С. 158–196.
12. Подробнее см.: Кавельмахер В.В. Памятники архитектуры древней Александровой Слободы (сборник статей). Владимир, 1995; Кавельмахер В.В. Древности Александровой Слободы (сборник научных трудов). М., 2008.
13. Заграевский С.В. Новые исследования памятников архитектуры Александровской слободы...; Заграевский С.В. Первый каменный шатровый храм…; Заграевский С.В. К вопросу о датировке и авторстве памятников Александровской слободы…; Заграевский С.В. Троицкая, ныне Покровская, церковь в Александровской Слободе…
14. Кавельмахер В.В. Древности Александровой Слободы… Вклейка с иллюстративным материалом.
15. Заграевский С.В. Новые исследования памятников архитектуры Александровской слободы… С. 39–47.
16. Церковь Вознесения в Коломенском имеет бесспорную летописную дату окончания строительства – 1532 год (ПСРЛ 8:280; ПСРЛ 13:65; ПСРЛ 20:413). Архитектор этой церкви однозначно не установлен. С.С. Подъяпольский, посвятивший этому вопросу специальное исследование, полагал, что им был Петрок Малый (Петр Фрязин), вероятно, приехавший в Москву в 1528 году (Подъяпольский С.С. Архитектор Петрок Малой. В кн.: Памятники русской архитектуры и монументального искусства. Стиль, атрибуции, датировки. М., 1983. С. 44). Соответственно, исследователь датировал храм Вознесения 1529–1532 годами. (Там же. С. 46).
17. Подробнее см.: Заграевский С.В. Юрий Долгорукий и древнерусское белокаменное зодчество. М., 2002. С. 49.
18. Подробнее см.: Заграевский С.В. Зодчество Северо-Восточной Руси конца XIII – первой трети XIV века. М., 2003.
19. Подробнее см.: Заграевский С.В. Формы глав (купольных покрытий) древнерусских храмов. М., 2008.
20. Подробнее см.: Кавельмахер В.В., Панова Т.Д. Остатки белокаменного храма XIV в. на Соборной площади Московского кремля. В кн.: Культура средневековой Москвы XIV–XVII вв. М., 1995. С.66; Ильин М.А. Указ. соч.
21. Вагнер Г.К. Указ. соч. С. 25.
22. Подробнее см.: Заграевский С.В. Зодчество Северо-Восточной Руси...
23. Подробнее см.: Заграевский С.В. Архитектурная история церкви Трифона в Напрудном и происхождение крещатого свода. М., 2008.
24. Подъяпольский С.С. К вопросу о своеобразии архитектуры московского Успенского собора. В кн.: Успенский собор Московского Кремля. Материалы и исследования. М., 1985. С. 42.
25. Подробнее см.: Кавельмахер В.В. Памятники архитектуры древней Александровой Слободы…; Кавельмахер В.В. Древности Александровой Слободы…; Подъяпольский С.С. Архитектор Петрок Малой...
26. Баталов А.Л. О происхождении шатра…; Баталов А.Л. Еще раз о происхождении шатра…
27. Заграевский С.В. Новые исследования памятников архитектуры Александровской слободы...; Заграевский С.В. Первый каменный шатровый храм…; Заграевский С.В. К вопросу о датировке и авторстве памятников Александровской слободы… К сожалению, А.Л. Баталов в своих статьях (см. предыдущее примечание) не обнаружил знакомство с нашими исследованиями происхождения шатрового зодчества.
28. Интернет-сайт www.artandarchitecture.org.uk.
29. Иллюстрация приведена по А.Л. Баталову (Баталов А.Л. О происхождении шатра… С. 64).
30. Баталов А.Л. О происхождении шатра… С. 64.
31. По наблюдению М.А. Ильина (Ильин М.А. Указ. соч. С. 36), в дальнейшем шатры патриархов стали символом жилища, т.е. «сени», и это же значение в словах пророка Исаии получил небосвод: «Он (Бог – С.З.) распростер небеса, как тонкую ткань, и раскинул их, как шатер для жилья» (Ис. 40:22). Но если бы шатер в церковной традиции имел какое-либо самостоятельное символическое (а тем более каноническое) значение, он как феномен каменного храмового зодчества появился бы гораздо раньше начала XVI века. Да и у пророка Исаии «шатер» является символом любого жилища, абсолютно необязательно имеющего шатровую форму.
32. Заграевский С.В. Новые исследования памятников архитектуры Александровской слободы...; Заграевский С.В. Первый каменный шатровый храм…; Заграевский С.В. К вопросу о датировке и авторстве памятников Александровской слободы…; Заграевский С.В. Троицкая, ныне Покровская, церковь в Александровской Слободе…
33. Максимов П.Н. Воронин Н.Н. Указ. соч. С. 264.
34. Там же. С. 264–268.
35.
Там же. С. 271. Н.Н. Уткин, исследуя историю храмов Унского погоста,
отмечал, что клировые ведомости могли перепутать Климентовскую церковь с другой
церковью Унского погоста – Троицкой, большое количество перестроек которой
зафиксировано в источниках (Уткин Н.Н. Церковные древности Унского посада. В
сб.: Экология культуры
36. Максимов П.Н. Воронин Н.Н. Указ. соч. С. 264–268.
37. ПСРЛ 15:183.
38. Максимов П.Н. Воронин Н.Н. Указ. соч. С. 266.
39. Воронин Н.Н., Лазарев В.Н. Искусство среднерусских княжеств XIII–XV веков. В кн.: История русского искусства. М., 1955. Т. 3. С. 21.
40. Дежурко А.К. Форум Интернет-сайта www.archi.ru.
41. Всеобщая история архитектуры. Т.
42. Тверская летопись сообщает: «В лето 6557. Месяца
марта в 4,в день суботный, сгоре церкви святая София в Новегороде; бяше же
честно устроена и украшена, 13 верхов имуща, а стояла конец Пискупле улице над
Волховом, идеже ныне постави Стокмо церковь камену святаго Бориса и Глеба».
(Рогожский летописец. Тверской сборник // Полное собрание русских летописей. Т.
43. Подробное обоснование обязательности купола в
каменном церковном зодчестве см.: Заграевский С.В. Типологическое
формирование… Раздел 3.
44. George Jeffery.
A brief description of the Holy Sepulchre,
45. Amico da Gallipoli,
Bernardino. Trattato delle Piante e Immagini de Sacre Edifizi di Terra Santa.
46. Комеч А.И. Древнерусское зодчество конца X –
начала XII в. Византийское наследие и становление самостоятельной традиции. М.,
1987. С. 120.
47. В.В. Кавельмахер писал: «Что касается шатра,
то он – ничто. Случайность в архитектуре. Он только заменяет купол,
перекрывающий наос» (Кавельмахер В.В. Письмо…). Мы доказательно подтвердили эти
слова исследователя, с той лишь существенной оговоркой, что эта замена в
деревянном зодчестве была не случайностью, а конструктивно и канонически
обусловленным феноменом. А поскольку шатер в деревянном зодчестве был
многогранным (это обусловлено основой его конструкции – бревнами, образующими
каркас), то вполне логично, что многогранность приобрели и барабаны. Число
граней в огромном большинстве случаев равнялось восьми (по всей видимости, это
количество оптимально и для осуществления перехода к шатру от четверика, и для
максимальной устойчивости конструкции). Таким образом, мы видим источник формы
«восьмерик на четверике», массово реализованной и в камне, и в дереве.
48. Тихомиров М.Н. Малоизвестные летописные памятники XVI в. В кн.: Исторические записки. 1941. Кн. 10. С. 88.
49. А.Л. Баталов проанализировал это
летописное сообщение (Баталов А.Л. О происхождении шатра… С. 57–58) и, в
частности, отметил: «В более поздний период выражение «на каменное дело»
означало повторение форм каменного зодчества. Так, в Палеостровском монастыре в
Карелии в
50. Воронин Н.Н. Зодчество Киевской Руси. В кн.: История русского искусства. М., 1953. Т.1. С. 132.
51. Мокеев Г.Я. Три Софии. О начале распространения на Руси храмового многоглавия. Статья находится на Интернет-сайте http://www.orthedu.ru/ch_hist/hi_rpz/125104ru.htm.
52. Форум Интернет-сайта www.sobory.ru (http://sobory.ru/forum3/viewtopic.php?f=5&t=6303&start=150).
53. Подробнее см.: Заграевский С.В. Юрий Долгорукий…
54. Кавельмахер В.В., Панова Т.Д. Указ. соч.
55. Подробнее см.: Заграевский С.В. Зодчество Северо-Восточной Руси...
56. Подробнее см.: Заграевский С.В. Архитектурная история церкви Трифона в Напрудном…
57. Подробнее см.: Заграевский С.В. Типологическое формирование…
58. Подробнее см.: Заграевский С.В. Новые исследования памятников архитектуры Александровской слободы… С. 39–47.
59. Кавельмахер В.В. Памятники архитектуры древней Александровой Слободы… С. 29.
60. Заграевский С.В. Новые исследования памятников архитектуры Александровской слободы...; Заграевский С.В. Первый каменный шатровый храм…
61. Впервые эту идею автор высказывал в труде: Заграевский С.В. Типологическое формирование…
Все материалы, размещенные на сайте, охраняются авторским правом.
Любое воспроизведение без ссылки на автора и сайт запрещено.
© С.В.Заграевский