НА СТРАНИЦУ «ЗАЩИТА ИСТОРИКО-АРХИТЕКТУРНОГО И КУЛЬТУРНОГО НАСЛЕДИЯ»
Академик
С.В. Заграевский
КАКОЙ ПАМЯТНИК АРХИТЕКТУРЫ МЫ ТЕРЯЕМ В БОЛЬШОМ АФАНАСЬЕВСКОМ
Москва,
С.В. Заграевский © 2009
Примечание 2013 года. Редкий и отрадный случай: выступления защитников исторической среды Москвы были услышаны, и памятник архитектуры в Большом Афанасьевском спасен и отреставрирован. Но многие положения этой статьи по-прежнему не потеряли актуальность.
Уже много лет в Москве, в Большом Афанасьевском переулке (вл. 24) стоит руина. Это древнейшее из сохранившихся в районе Арбата зданий, построенное в конце XVII века и известное как «палаты Зиновьевых» (по фамилии строителей и первых владельцев) и «дом Берсов» (по фамилии гоф-медика Андрея Евстафьевича Берса и его потомков – владельцев здания в XIX веке). В дальнейшем мы увидим, что этому дому со значительной степенью вероятности можно присвоить и гораздо более «громкое» название, поэтому для краткости и простоты будем называть его просто Домом.
В первой половине XIX века Дом был частично перестроен и получил облик ампирного особняка с мезонином, в 1860-е годы был вновь частично перестроен – в формах эклектики, к концу столетия был надстроен третий этаж. Декор фасадов тоже не раз менялся. Тем не менее, основной объем – двухэтажные палаты конца XVII века – сохранился вполне удовлетворительно. Эти палаты выложены из характерного для того времени кирпича, над вторым этажом со всех сторон их опоясывал частично сохранившийся венчающий карниз, состоящий из трех поясов поребрика и валика под ними. Фасады членились плоскими лопатками, над которыми карниз раскрепован. Между этажами проходил еще один карниз простого профиля, ныне срубленный. Сквозная арка в первом этаже вела во внутренний двор. Интерьер имел анфиладную планировку помещений.
После строителей и первых владельцев – Зиновьевых – Дом перешел к Юсуповым, затем к Салтыковым, затем к Римским-Корсаковым, Черкасским, Львовым… Владельцы менялись очень часто, пока в XIX веке хозяевами дома не стали Берсы, о которых мы подробно поговорим позднее.
Пустует Дом с 1980-х годов, когда его выявили как памятник архитектуры, расселили жильцов и стали готовиться к реставрации. Потом распался СССР, денег на реставрацию не нашлось, и здание простояло пустым до конца 1990-х, когда появился инвестор нового строительства в охранной зоне памятника (тогда еще закон это не запрещал) – ЗАО «Констэл».
Вообще говоря, частная собственность на памятники архитектуры, истории и культуры с соблюдением всех требований охранного режима – практика, обычная для любых цивилизованных стран. Но охранный режим весьма обременителен: здание не перестроишь и не перепланируешь; ремонт безумно дорог (во-первых, строение старое и изношенное, во-вторых, приходится привлекать специализированные реставрационные организации); закон обязывает периодически обеспечивать доступ к памятнику экспертов, ученых, экскурсантов… Поэтому и брать на себя, и нести это бремя имеет смысл для собственника только в одном случае: когда добросовестное владение памятником обеспечивает почет и уважение со стороны и государства, и общества. Если же последние безразличны к судьбе памятников, то желание у собственника, как правило, одно: при первой же возможности от этого бремени избавиться.
Фирма «Констэл» прекрасно проиллюстрировала это положение: немедленно после вступления в права собственности на занимаемый Домом участок она предложила исключить здание из списка охраняемых объектов и снести. Управление охраны памятников Москвы не разрешило: нарушение законодательства было бы чересчур вопиющим. Тогда фирма была вынуждена заказать исследовательские и проектно-реставрационные работы, которые и были выполнены Центром историко-градостроительных исследований к 2003 году. Авторы этого проекта (руководитель – Борис Пастернак) предложили реконструировать Дом по состоянию на середину XVIII века, разобрав поздний третий этаж и дворовые пристройки.
Реставрационные работы начались параллельно с исследовательскими, и те части, которые предполагалось разобрать, разобрали очень быстро, удалили с фасадов штукатурку и возвели на Доме временную кровлю (т.е. хотя бы осуществили частичную консервацию). Но продолжить реставрацию не удалось: в том же 2003 году на смену ЗАО «Констэл» пришла компания «ПИК-Инвест», и все работы были остановлены. Правда, еще успели снести примыкающий к палатам доходный дом № 26, построенный в 1910 году в стиле модерн, – хотя и не памятник архитектуры, но ценный элемент исторической градостроительной среды.
Во дворе Дома, т.е. в охранной зоне памятника, новый хозяин начал строительство колоссального (по меркам и масштабам арбатских переулочков) 7-8-этажного жилого комплекса «Афанасьевский». Отреставрированный Дом должен был стать «визитной карточкой» последнего (был даже придуман рекламный слоган «Очарование старого Арбата»). Сочетание архитектурных стилей Дома и нового жилого комплекса эклектично до чрезвычайности, но и без соседства с памятником архитектурная пластика «Афанасьевского», разработанная Моспроектом-2 им. М.В. Посохина под руководством М.М. Посохина, настолько эклектична, что тут, как говорится, терять нечего.
Но с начала строительства прошло уже несколько лет, а «ПИК-Инвест» не спешит выполнять свои обязанности по сохранению и реставрации памятника. Сейчас, в 2009 году, у комплекса «Афанасьевский» уже заложены фундаменты, а Дом продолжает стоять бесхозным и тихо разрушается. Временная кровля давно пришла в негодность, и в подвалах стоит вода. На стенах проросли деревья (и это в наше время, и это в центре Москвы!). Деревянные подпорки-контрфорсы рано или поздно сгниют, и тогда стены, вероятно, рухнут.
Да и в целом эта руина, еще и выступающая на два метра за красную линию застройки Большого Афанасьевского переулка, производит столь гнетущее впечатление, что поневоле задаешься вопросом: а не подготавливает ли застройщик общественное мнение к тому, чтобы Дом все-таки был снесен? Как минимум, обращен в муляж – либо с сохранением старинных форм, либо вообще в виде стилизованного архитектурного декора на стенах нового жилого комплекса?
Примеров и того, и другого в современной Москве более чем достаточно. Вспомним хотя бы историческое здание в Малом Головине переулке (вл. 3), от которого уцелела только памятная доска, перенесенная на фасад 6–7-этажного эклектичного новодела (формы постройки XIX века в этом новоделе лишь слегка угадываются в декоре первых трех этажей). При этом на доске как ни в чем ни бывало красуется надпись: «Памятник истории. В этом доме в 1881–1885 гг. жил и работал Антон Павлович Чехов. Охраняется государством». Выглядит все это как откровенное издевательство и над историей, и над Чеховым, и над государством. Уж коли погубили памятник, так постыдились бы оставлять доску. Или хотя бы написали на ней: «Здесь был памятник истории»…
И ситуация в Большом Афанасьевском может принять аналогичный характер, так как застройщику гораздо проще под любым предлогом разрушить Дом (или допустить его разрушение, что в данном случае одно и то же) и развести руками, – дескать, не уберегли, – чем проводить трудоемкую, дорогую и длительную научную реставрацию. Возможно, в случае «неубережения» ему придется заплатить штраф в несколько сотен тысяч рублей, – но нетрудно подсчитать, что доход от построенного суперэлитного комплекса «Афанасьевский» (около 10000 квадратных метров площади квартир) при ориентировочной рыночной стоимости метра в 15–25 тысяч долларов составит 150–250 миллионов. Разумеется, долларов. Плюс 100 машиномест подземной парковки – еще несколько миллионов, и отнюдь не рублей. Можно сотню памятников архитектуры «не уберечь», сполна заплатить все штрафы и не разориться...
А город получит и штрафы, и выровненную красную линию в Большом Афанасьевском переулке. Значит, помех автомобильному движению станет меньше – так ведь это тоже хорошо!
Вот и получается, что все, кроме узкого круга ценителей и защитников памятников архитектуры и исторической среды, от сноса Дома только выиграют. Стоит ли после этого удивляться массовой гибели московских памятников архитектуры? И надо ли быть пророком, чтобы предсказать скорую гибель и Дому?
Что же мы потеряем, потеряв Дом?
Мы потеряем не «рядовой» памятник гражданской архитектуры XVII века (если памятники, тем более XVII века, вообще могут быть «рядовыми»). Мы потеряем дом, который может быть назван прообразом знаменитого «дома Ростовых» в романе Льва Толстого «Война и мир», и назван с неменьшей вероятностью, чем усадьба на Поварской улице (вл. 52), которая считается «домом Ростовых» традиционно.
Стереотипный взгляд на то, что «дом Ростовых» – это усадьба князей Долгоруких на Поварской, появился еще в XIX веке (во всяком случае, в 1918 году об этом уверенно писала Марина Цветаева в повести «Мои службы»). Сам Л.Н. Толстой, по воспоминаниям современников, не называл прообразов своих литературных героев и лишь молча улыбался, когда при нем их называли другие. Но нет никакого сомнения, что стереотип относительно «дома Ростовых» связан со следующими словами из первого тома «Войны и мира»:
«Вскоре после вечера Анны Павловны Анна Михайловна вернулась в Москву, прямо к своим богатым родственникам Ростовым, у которых она стояла в Москве… У Ростовых были именинницы Натальи, мать и меньшая дочь. С утра, не переставая, подъезжали и отъезжали цуги, подвозившие поздравителей к большому, всей Москве известному дому графини Ростовой на Поварской».
А большой и известный всей Москве дом на Поварской улице – это, конечно, же, усадьба князей Долгоруких (с 1859 года – барона М.К. Бодэ-Колычева), выдающийся памятник зрелого московского классицизма. Усадьба состоит из двухэтажного, с портиками и мезонином, главного дома и обширного двора, окруженного галереями, жилыми флигелями и служебными постройками. При Бодэ-Колычеве к дому были пристроены домовая церковь в псевдорусском стиле и флигель. Интерьеры усадьбы богато декорированы деревянной резьбой, украшены причудливыми лестницами и переходами.
Традиция того, что эта огромная городская усадьба на Поварской и есть «дом Ростовых», настолько сильна, что в советское время на здании установили соответствующую мемориальную доску, а во дворе поставили памятник Л.Н. Толстому (вероятно, такое подчеркнутое внимание к творчеству Льва Николаевича было связано с тем, что в здании располагался Союз советских писателей). Часто можно даже услышать, что на Поварской проходил первый бал Наташи Ростовой, хотя на самом деле, согласно роману, бал 31 декабря 1810 года имел место в Петербурге, в доме некого екатерининского вельможи на Английской набережной.
Но, перечитывая «Войну и мир», сразу замечаешь, что масштаб «дома Ростовых» является гораздо более «камерным», чем усадьбы Долгоруких. На последнюю скорее похож описанный в романе дом графа Безухого, занимавшего несравненно более высокое общественное положение, чем граф Ростов.
Нельзя не заметить и то, что «дом Ростовых» изображен с удивительным душевным теплом и любовью. Ни с Долгорукими, ни с Бодэ-Колычевыми подобные отношения писателя не связывали.
Замечаешь и то, что имущественный уровень графа Ростова не соответствовал усадьбе на Поварской – одной из лучших в Москве. К примеру, для бюджета князей Долгоруких потеря сорока трех тысяч, скорее всего, была бы неприятной мелочью (да и в романе Толстого Анатоль Курагин проигрывал десятки тысяч), а для старого графа Ростова, как мы помним, проигрыш сыном этих денег был страшным ударом. Вспомним и «торговлю» с Бергом по поводу приданого дочери: для графа дать лишние 10–20 тысяч было серьезной проблемой.
И, наконец, задаешься вопросом: почему писатель, выбиравший для своих персонажей самые различные прообразы, часто собирательные и в большинстве случаев никак не связанные с их реальными именами, вдруг решил с точностью, достойной краеведа, указать на улицу, на которой располагался «дом Ростовых», – Поварскую?
Исходя из всего этого, понимаешь, что выбор улицы для «дома Ростовых» в романе столь же случаен, как и самой фамилии Ростовых (ведь такая фамилия существовала и в реальности, но не ищем же мы толстовские прообразы среди ее носителей!), и что прообраз «дома Ростовых» мог находиться в любом месте Москвы.
Значит, в поисках этого прообраза мы должны ориентироваться не на то или иное название улицы и не на те или иные архитектурные особенности здания (о которых в романе ничего и не говорится, кроме того, что там, как и в большинстве аристократических домов, были двор, зала, гостиная, детская, диванная, цветочная, задние комнаты и пр.), а на то, какой дом мог послужить для писателя источником вдохновения. Именно дом, а не здание, – ведь, говоря о первом, мы чаще всего подразумеваем и его обитателей вместе с атмосферой их быта, а под вторым мы в любом случае понимаем лишь архитектурное сооружение.
И, проанализировав жизнь Льва Толстого в Москве во время написания романа «Война и мир», можно сделать вывод: «дом Ростовых» находился там, где в это время находились сердце и душа писателя, и где он сам бывал «всякий раз, когда приезжал в Москву…, приходил, когда ему вздумается, и днем, и вечером, и к обеду».
Приведенная нами цитата принадлежит младшей дочери хозяина этого дома, Андрея Евстафьевича Берса, – Татьяне Андреевне Кузьминской-Берс. Ее воспоминания «Моя жизнь дома и в Ясной поляне» стали одной из основных мемуарных книг о великом русском писателе, а она сама – прообразом Наташи Ростовой. Относительно последнего двух мнений быть не может: это было абсолютно ясно всем современникам и описано во всевозможных мемуарах во всех деталях, вплоть до принадлежавшей Кузьминской в детстве куклы Мими. Помните первые слова вбежавшей в комнату «черноглазой, с большим ртом, некрасивой, но живой» тринадцатилетней Наташи? «Видите?.. Кукла... Мими... Видите…».
И где же было жить и взрослеть «Наташе Ростовой» – Татьяне Андреевне Берс, если не в «доме Ростовых» – доме Берсов?
А старшая дочь А.Е. Берса, Соня, стала известна современникам и потомкам как Софья Андреевна Толстая. И знакомство, и раннее общение, и влюбленность, и сватовство Льва Николаевича и Софьи Андреевны имели место именно в доме Берсов и именно в период написания «Войны и мира».
Вряд ли здесь стоит описывать многолетнюю историю взаимоотношений Л.Н. Толстого и с семьей Берсов, и с Татьяной Кузьминской, и тем более с Софьей Толстой, – этому посвящена обширная литература. Для нас важно то, что поиск «дома Ростовых» мы можем вести среди домов, так или иначе связанных с семьей Берсов.
Во время написания «Войны и мира» таких мест в Москве было немного: это казенная квартира гоф-медика А.Е. Берса в Кремле, дача в Покровском-Стрешневе и – вероятно – собственный дом Берсов в Большом Афанасьевском переулке, который в нашей статье мы именуем просто Домом. Ясно, что ни казенная квартира, ни загородная дача не могли быть прообразом «дома Ростовых». Значит, с высокой степенью вероятности это был Дом в Афанасьевском.
Ответим на два вопроса, которые могут возникнуть при сопоставлении литературного «дома Ростовых» с реальным «домом Берсов».
Во-первых, мог ли Лев Толстой «проецировать» дом старинного графского рода Ростовых на дом какого-то врача?
Во-вторых, в романе сказано, что «дом Ростовых» был «большим» и «известным всей Москве». Можно ли было это сказать о Доме в Афанасьевском?
Ответим на первый вопрос. А.Е. Берс был не «каким-то врачом», а имел звание гоф-медика (придворного доктора) и титуловался «ваше превосходительство», так как был действительным статским советником, что по «Табели о рангах» соответствовало генерал-майору. Он был награжден многими орденами, медалями и прочими знаками отличия (в том числе лично от царя – бриллиантовыми перстнями) и принадлежал к старинному дворянскому роду. Отсутствие графского, княжеского или баронского титула в подобных случаях роли не играло: к примеру, А.С. Пушкин тоже не имел никаких титулов, но его род был настолько знатным, что его считали ровней по происхождению любые графы и князья.
На второй вопрос ответ таков: Дом в Большом Афанасьевском переулке был по меркам допожарной Москвы (в первом томе «Войны и мира» речь идет именно об этом времени) весьма большим – во всяком случае, его масштаб полностью соответствует тому представлению о нем, которое мы получаем в романе Толстого.
А чем мог быть этот Дом известен всей Москве – в наше время однозначно сказать трудно, но вариантов много. Возможно, довольно редкой для XVIII–XIX веков сменой большого числа владельцев (мы уже отмечали, что до Берсов Домом владели Зиновьевы, Юсуповы, Салтыковы, Римские-Корсаковы, Черкасские и Львовы). Возможно, тем, что А.Е. Берс был известным врачом (у него лечились многие московские аристократы) и, по словам самого Л.Н. Толстого, «редкостным ловеласом» (последнее наверняка активно обсуждалось в салонах того времени). Возможно, тем, что у Берсов как раз в период написания «Войны и мира» собирался круг остававшихся еще в живых участников или близких свидетелей событий войны 1812 года, и Толстой немалую часть своей информированности об этой войне почерпнул именно там. Да и «известность всей Москве» в то время не была чем-то особенным – во всяком случае, в мало-мальски аристократических кругах все, как говорится, знали всё про всех (хрестоматийный пример из того же романа – салон Анны Павловны Шерер).
Таким образом, исходя из общих принципов выявления прообразов литературных героев Толстого и совершенно исключительной роли семьи и дома Берсов в жизни Льва Николаевича как раз в период написания «Войны и мира», мы вправе полагать, что со значительной степенью вероятности «дом Ростовых» находится неподалеку от Арбата, в Большом Афанасьевском переулке. Пока еще находится. Возможно, в скором времени мы будем вынуждены говорить «находился».
Вот какой
памятник архитектуры мы теряем в Большом Афанасьевском.
НА СТРАНИЦУ «ЗАЩИТА ИСТОРИКО-АРХИТЕКТУРНОГО И КУЛЬТУРНОГО НАСЛЕДИЯ»
Все материалы, размещенные на сайте, охраняются авторским правом.
Любое воспроизведение без ссылки на автора и сайт запрещено.
© С.В.Заграевский