НА СТРАНИЦУ «ХУДОЖЕСТВЕННАЯ ЛИТЕРАТУРА»
Сергей Заграевский
«ВЕЛИКАЯ КАТОЛИЧЕСКАЯ РУСЬ»
(документы по тайной миссии ордена тамплиеров и Ливонского ордена
в 1304–1316 годах от Рождества Христова)
Аннотация к серии исторических романов «Тайны Венской библиотеки»
Исторические романы академика Российской академии художеств С.В. Заграевского написаны на основе реальных летописных и архитектурно-археологических данных и рассчитаны на самый широкий круг читателей, интересующихся историей и архитектурой Древней Руси и Средневековой Европы.
Жанр романов серии «Тайны Венской библиотеки» различен – от детектива до романтической поэмы. Все они основаны на документах, якобы найденных автором в этой библиотеке и переведенных на русский язык, все они имеют общую сюжетную линию – безуспешные попытки католической церкви установить свое господство на Руси. Но конкретные сюжеты романов не связаны между собой, и их можно читать в любом порядке. В любом случае при их прочтении возникает цельная картина быта, политики, войн и зодчества Древней Руси.
«По романам Сергея Заграевского можно изучать древнерусскую историю так же, как по роману «Война и мир» – историю войн с Наполеоном» (академик Н.Н. Седнин).
Другие романы серии «Тайны Венской библиотеки»:
(протоколы заседаний, посвященных рассмотрению отчета
тамплиера Матиаса о выполнении миссии на Руси
в 1145–1157 годах от Рождества Христова)
(письма аббата Готлиба-Иоганна фон Розенау, описывающие его путешествие
на Русь по указу императора Фридриха Барбароссы
в 1157–1161 годах от Рождества Христова)
(предсмертная исповедь князя Святослава Ольговича,
записанная в рижском аббатстве св. Иоанна
в 1238 году от Рождества Христова)
ПЕСНЬ О ПРЕКРАСНОЙ ПСКОВИТЯНКЕ
И О ЛЮБВИ К НЕЙ ТРЕХ БЛАГОРОДНЫХ И ОТВАЖНЫХ РЫЦАРЕЙ
(средневековая драматическая поэма,
описывающая события 1240-х годов от Рождества Христова)
«ВЕЛИКАЯ КАТОЛИЧЕСКАЯ РУСЬ»
(документы по тайной миссии ордена тамплиеров и Ливонского ордена
в 1304–1316 годах от Рождества Христова)
Аннотация к роману
В Венской библиотеке найдена подборка документов, касающихся деятельности католических военно-монашеских орденов на Руси в 1304–1316 годах.
После нашествия хана Батыя в 1237 году прошло много десятилетий, северная часть Руси осталась под верховной властью Монгольской империи, а южная перешла под контроль Великого княжества Литовского. И вот в 1304 году орден тамплиеров докладывает папе римскому, что московский князь Юрий Данилович и литовский великий князь Витень собираются заключить союз, ставящий своей целью вывести Московское княжество из-под власти монголов, объединить его с Литвой и создать единое мощное государство под названием «Великая православная Русь». Ради такого союза Витень якобы даже готов сделать православие государственной религией Литвы.
Папская канцелярия поручает Тевтонскому ордену и его ливонскому (латвийскому) отделению, более известному под названием Ливонского ордена, помочь тамплиерам сорвать планы Витеня и Юрия Даниловича. Для этого разрабатывается тайная миссия под названием «Великая католическая Русь». Но в 1307 году начинается разгром ордена тамплиеров французским королем Филиппом IV и папой римским Климентом V, и постепенно выясняется, что миссия «Великая католическая Русь» была лишь прикрытием для хитроумной тамплиерской затеи…
В центре событий оказывается юный мекленбургский барон Франц фон Нарцлинг, ради карьеры в Ливонском ордене принявший монашеские обеты и оставивший любимую девушку Ханну. Но забыть свою Ханну он не может и вступает с ней в нежную переписку. А во время поездки в Москву он встречает еще одну прекрасную даму своего сердца… Удастся ли Францу вырваться из создавшегося «любовного треугольника» и при этом выполнить свой орденский долг? Поможет ли ему в этом дружба с великим поэтом Данте Алигьери, который тоже оказался вовлечен в события, описываемые в книге?
Исторический роман академика С.В. Заграевского написан на основе реальных событий и рассчитан на самый широкий круг читателей, интересующихся историей Древней Руси, Великого княжества Литовского и военно-монашеских орденов.
Москва,
С.В. Заграевский (с) 2016
Из картотеки Венской библиотеки
Наименование единицы хранения: архивная подборка документов по тайной миссии «Великая католическая Русь», проводившейся орденом бедных рыцарей Христа и Храма Соломона (более известного под названием ордена Храма или ордена тамплиеров – прим. перев.) и братством рыцарей Христа Ливонии (более известного под названием Ливонского ордена – прим. перев.) на Руси в 1304–1316 годах.
Вид единицы хранения: подборка из разложенных в хронологическом порядке 50 документов с приложениями.
Хранилище: XIV-09, акты XIV века.
Номер единицы хранения по библиотечной описи: XIV-09-1743/T.
Источник и дата поступления в библиотеку: архив братства рыцарей Христа Ливонии, 30 ноября 1563 года.
Датировка документов: 1303–1317 годы.
Объем единицы хранения: 304 листа пергамента различного
размера и качества.
Сохранность документов: удовлетворительная. Разрывы и
потертости некоторых писем, видимо, были причинены при их доставке адресатам.
Для наглядности приведена карта
Великого княжества Литовского и его вассалов, а также части Великого княжества
Владимирского, орденских земель и других государств в начале XIV века. Границы
показаны ориентировочно. – Прим. перев.
Документ № 1
Номер по описи Венской библиотеки: XIV-09-1743/T-I
Отважному рыцарю Готфриду фон Рогге, ливонскому ландмейстеру ордена Дома Святой Марии Тевтонской в Иерусалиме (этот орден более известен как Тевтонский, или Немецкий орден. Ливонский орден входил в его состав и являлся его ливонским ландмейстерством, т.е. латвийским отделением. – Прим. перев.), от баронессы Маргариты фон Нарцлинг, благородной и благочестивой вдовы.
Писано в родовом имении Нарцлинг, что под Висмаром, в восемнадцатый день мая 1303 года от Рождества Христова.
Сердечно приветствую Вас, дорогой ландмейстер Готфрид!
Пишет Вам Маргарита, вдова доблестного барона Генриха фон Нарцлинга, павшего в бою с неверными магометанами в Акре (также Акко – прим. перев.), последнем оплоте христиан в Палестине.
Живу я в скромном, но славном и старинном родовом имении Нарцлинг около Висмара, что в герцогстве Мекленбургском, то есть не так уж далеко от Ливонии. Жителям нашего города хорошо известны и Ваша отвага, и Ваша богоугодная деятельность на благо Святой католической церкви. А недавно мне довелось услышать, что Вы, доблестный крестоносец, много воевали не только с литовскими, балтскими и русскими варварами, но и в Палестине, и двенадцать лет назад участвовали в защите Акры. Если это так, то надеюсь, что Вы помните и моего покойного супруга. Буду очень рада, если моя надежда оправдается, ибо смею побеспокоить Вас своей просьбой.
Дорогой барон Готфрид, да будет Вам известно, что у нас с покойным Генрихом родились два сына – Карл и Франц. Карл – старший, ему уже двадцать пять лет. Он, как и его отец, – отважный воин, бывал в походах, часто ездит в Висмар и окрестные города участвовать в рыцарских турнирах. Францу – шестнадцать, он тоже обучен всем наукам и искусствам, в том числе воинскому делу. Я была бы рада оставить его при себе, он мой младший сыночек, когда отец погиб, ему было всего четыре года, так что я его всегда баловала. Но надо же юноше как-то искать свой путь в жизни, а орденская служба вызывает уважение, соединяет благочестие и воинскую доблесть. Поэтому я и хотела бы, чтобы мой сын Франц вступил в Ваш богоугодный орден.
И еще скажу как на духу: в прошлом году Франц меня глубоко огорчил тем, что влюбился. Нет, ничего страшного во влюбленности юноши я не вижу, но это ведь смотря в кого! Ладно бы в девушку благородного происхождения, но его возлюбленная Ханна – дочь старшины висмарских суконщиков! Она, конечно, не бедная, приданое за ней дают хорошее, но главное ведь не в деньгах, у нас своих хватает, а в происхождении. Я не могу даже представить себе, чтобы мой сын женился на дочери ремесленника! Вот старший, как и положено, женат на дворянке, у него уже двое детей.
Впрочем, о женитьбе Франца речь, слава Богу, пока не идет, но он может заявить мне об этом в любую минуту, и боюсь, я не смогу его отговорить. Поэтому думаю, что лучшим выходом было бы его вступление в военный монашеский орден, против такого богоугодного дела ему будет трудно возразить.
Дорогой ландмейстер Готфрид, Франц приедет к Вам с этим письмом. Покорнейше прошу Вас уважить вдову и принять моего сына в Ливонский орден.
Заранее благодарю Вас, желаю Вам и всему Ливонскому ордену победить всех врагов истинной католической веры. Благодать Божья да пребудет с Вами и всеми Вашими братьями во Христе, пусть дни Ваши будут полны радости и преуспевания, да хранит Вас всемогущий Господь. Аминь.
Искренне Ваша Маргарита.
Документ № 2
Номер по описи Венской библиотеки: XIV-09-1743/T-II
Герхарду фон Йорку, феллинскому комтуру (город Феллин ныне называется Вильянди. Комтур – глава комтурства, также командорства, минимальной административной единицы в составе военно-монашеского ордена. – Прим. перев.) ливонского ландмейстерства ордена Дома Святой Марии Тевтонской в Иерусалиме, от Готфрида фон Рогге, Божьей милостью ливонского ландмейстера вышеозначенного ордена.
Писано в Вендене (ныне Цесис – прим. перев.) в десятый день июня 1303 года от Рождества Христова.
Слава Иисусу Христу! Приветствую тебя, брат мой Герхард!
Я получил письмо благородной вдовы из Мекленбурга, баронессы Маргариты фон Нарцлинг. Она просит принять в наш орден ее младшего сына Франца. Я по сражениям в Святой Земле помню ее супруга Генриха. Отважный был рыцарь, да упокоит Господь его душу со святыми угодниками.
Я побеседовал с Францем. Юноша мне показался слишком худым, слабым и задумчивым, но на мой вопрос, чем он может быть полезен ордену и какими навыками владеет, он ответил, что хорошо знает три языка, кроме родного немецкого: латынь, французский и русский. Последнее меня несколько удивило, ибо Висмар, откуда родом Франц, находится далеко от Руси. Юноша объяснил, что его воспитатель был рожден в Копорье и еще ребенком уведен в рабство во время большой войны с Новгородом (видимо, имеется в виду шведско-ливонский поход на Русь в 1240–1242 годах, ознаменованный поражениями католиков в Невской битве и Ледовом побоище – прим. перев.). Сей воспитатель говорил с ним не только на нашем родном немецком языке и благородной латыни, но и по-русски. А французскому языку юношу обучила мать.
Знание русского языка – довольно большая редкость среди наших рыцарей. Посему полагаю, что сей юноша будет более всего полезен в твоем комтурстве, располагающемся ближе других к Руси. Направляю юного Франца фон Нарцлинга к тебе в Феллин. Надеюсь, со временем из него выйдет сильный и отважный воин. Прими его в комтурство на любую должность по твоему усмотрению.
Да пребудет с тобою Божья благодать. Аминь.
Брат твой Готфрид.
Документ № 3
Номер по описи Венской библиотеки: XIV-09-1743/T-III
Герхарду фон Йорку, феллинскому комтуру ливонского ландмейстерства ордена Дома Святой Марии Тевтонской в Иерусалиме, от барона Франца фон Нарцлинга.
Писано в Феллине в двадцать восьмой день июня 1303 года от Рождества Христова.
Слава Иисусу Христу!
Я, Франц фон Нарцлинг, сын благородного барона Генриха фон Нарцлинга, прошу принять меня в феллинское комтурство ливонского ландмейстерства ордена Дома Святой Марии Тевтонской в Иерусалиме.
Я родился в 1287 году от Рождества Христова в Нарцлинге, что под Висмаром Мекленбургским, в имении моего отца, погибшего в Святой Земле при взятии Акры войсками неверных магометан.
Готов служить Иисусу Христу, излечивая больных, защищая паломников, борясь с врагами Святой церкви. Удостоверяю, что не являюсь членом другого ордена, не женат, не имею скрытых физических недостатков, не должник, не крепостной. Готов сражаться за установление истинной католической веры в Палестине, Ливонии, Литве, на Руси и в других странах, заботиться о недужных, соблюдать Устав ордена, хранить тайны ордена, по первому зову выполнять то, что умею.
Приношу обет блюсти невинность и целомудрие, отказаться от собственности, быть послушным Господу Богу, Всеблагой Деве Марии, святейшему папе римскому, великому магистру и ливонскому ландмейстеру Тевтонского ордена, а также всем другим моим орденским начальникам. Аминь.
Со смирением и неустанной молитвою,
раб Божий Франц.
Документ № 4
Номер по описи Венской библиотеки: XIV-09-1743/T-IV
Готфриду фон Рогге, ливонскому ландмейстеру ордена Дома Святой Марии Тевтонской в Иерусалиме, от Герхарда фон Йорка, Божьей милостью феллинского комтура вышеозначенного ландмейстерства.
Писано в Феллине в двадцатый день июля 1303 года от Рождества Христова.
Слава Иисусу Христу! Приветствую тебя, высокочтимый начальствующий брат мой во Христе Готфрид!
Позволь сообщить тебе, что порекомендованный твоей милостью молодой барон Франц фон Нарцлинг принят мною в феллинское комтурство. Сей юноша имеет благородное происхождение, хорошо образован и, как тебе уже известно, знает латынь, французский и русский языки, не считая родного немецкого. Никакими порочащими сведениями о нем мы не располагаем. Однако, как ты справедливо заметил, Франц очень молод и отличается слабым телесным сложением, изнеженностью, задумчивостью и даже любовью к поэзии. Конечно же, я ничего не имею против поэзии и даже в юности сам написал несколько стихотворений, но для члена боевого братства такая склонность – скорее недостаток, чем достоинство. И еще барон Франц, к сожалению, слабо владеет оружием, не очень хорошо держится в седле и быстро устает от ношения доспехов.
В связи с вышесказанным я решил, что принимать юного Франца в братья ордена и посвящать его в орденские рыцари пока что рано. Произвел его в сержанты и отдал в учение одному из наших наиболее опытных рыцарей – брату Матиасу фон Татенхофу.
Нижайше прошу благословить мое решение.
Благодать Божья да пребудет с тобою и всеми нашими братьями. Да хранит тебя всемогущий Господь. Аминь.
Навеки брат твой во Христе Герхард.
На документе стоит резолюция:
Благословляю.
Ландмейстер Готфрид.
Документ № 5
Номер по описи Венской библиотеки: XIV-09-1743/T-V
Ханне, дочери Ханса, старшины цеха суконщиков в Висмаре, от барона Франца фон Нарцлинга.
Писано в Феллине, что в Ливонии, в первый день августа 1303 года от Рождества Христова.
Дорогая моя Ханна!
Даже не знаю, какие слова найти, чтобы объяснить тебе то, что произошло. Я свято верил в то, что мы всегда будем вместе, но судьба распорядилась иначе. Я хочу, чтобы ты знала: я принял монашеские обеты и вступил в ливонское ландмейстерство Тевтонского ордена, которое обычно называют братством рыцарей Христа Ливонии или просто Ливонским орденом.
Я и представить себе не мог, что так получится. Мама узнала, что нынешний ливонский ландмейстер Готфрид фон Рогге сражался в Акре вместе с моим покойным отцом, и написала ландмейстеру письмо. Я думал, что она просто хочет пообщаться, вспомнить прошлое, и согласился отвезти и передать это письмо, тем более что мне и самому хотелось попутешествовать, не век же было сидеть в Нарцлинге, выезжая не далее Висмара. А тут надо было сначала плыть на корабле по Восточному (Балтийскому – прим. перев.) морю, потом – вверх по реке Гауе, это ведь так интересно, тем более в прекрасную летнюю погоду!
А оказывается, в этом письме была просьба о принятии меня в Ливонский орден. Я, конечно, догадывался, что там нечто подобное, но не подумал, что все так серьезно. Прибыл в Венденский замок, передал письмо и хотел уже откланяться, но меня сразу пригласил к себе сам ландмейстер Готфрид, начал расспрашивать про то, что я умею и знаю, потом написал какое-то послание, запечатал, дал хорошего коня и попросил поехать в Феллин – отдать это послание тамошнему комтуру Герхарду фон Йорку.
Мне это было нетрудно, и я решил продолжить путешествие. Приехал в Феллинский замок, и комтур Герхард спросил, хочу ли я вступить в Ливонский орден, дабы послужить Господу. Я хотел сказать, что подумаю, но на меня будто затмение нашло, и я сказал «да». Написал под диктовку комтура просьбу о приеме, и он объявил, что я теперь сержант ордена. Потом пришел рыцарь Матиас фон Татенхоф, сказал, что будет моим наставником, и отвел меня в мою келью.
Я спросил брата Матиаса, почему обряд посвящения такой простой. Тот ответил, что вообще-то в сержанты ордена торжественно принимают на заседании капитула комтурства, но там сначала задают множество вопросов, выясняют, почему решил вступить в орден, требуют знать назубок Священное Писание, Устав ордена и еще много всяких вещей, вплоть до проповеди святого Бернарда «De laude novae militiae». При переводе с латыни это значит «Похвала святому воинству». И все это требует длительной, порой многомесячной подготовки, причем нет уверенности, что капитул примет положительное решение и не отправит на долгие годы в послушники. Но поскольку я сын палестинского героя, которого знал ландмейстер Готфрид, меня приняли в обход этой процедуры, и просто внесут в список тех, кого принял капитул.
Так что мне, можно сказать, повезло. Правда, пока что меня приняли не в братья ордена, а лишь в сержанты, которых тут еще зовут «полубратьями», но рыцарь Матиас сказал, что для моего возраста это все равно весьма почетно.
Скажу тебе откровенно: хотя для меня вступление в орден и было неожиданностью, но теперь я думаю, что орденская карьера для меня очень важна. Кто я такой в Висмаре? Барон – звучит гордо, но на самом-то деле у меня даже поместья нет: Нарцлинг после смерти отца унаследовал мой старший брат Карл, и я оказался при нем кем-то вроде приживальщика. Для человека благородного происхождения это просто стыдно.
Я понимаю, что если бы мы с тобою поженились, то твой отец дал бы хорошее приданое. Но не настолько же хорошее, чтобы мы могли прожить на него всю жизнь? Да и не по-рыцарски это – жить на деньги жены, тем более если жена не из благородной семьи. Что скажут люди – что барон Франц фон Нарцлинг живет на деньги цеха суконщиков? Сейчас мне это говорит только моя мама, а так будет говорить весь Висмар.
А карьера в ордене не только достойна барона, но и дает возможность жить достойно и безбедно, не задумываясь о хлебе насущном. Конечно, здесь даются обеты бедности, но должен сказать, что моя здешняя келья гораздо больше и удобнее комнаты, в которой я жил в Нарцлинге, еда и одежда лучше, и получаемое мною содержание гораздо больше того, которое мне выделяли мама и старший брат. И это при том, что я пока что лишь сержант.
Надеюсь, дорогая Ханна,
что ты поймешь меня правильно. Я сожалею, что обманул твои надежды, и сделал бы
все, чтобы забрать твою боль. Я чувствую ее всегда. Мне снятся твои слезы, и
чувство вины не покидает меня. Ты – лучшая из девушек, и я никогда не забуду
твой ласковый голос, твой звонкий смех, твою трогательную нежность и твои
сладкие поцелуи. Вдали от тебя я вспоминаю каждую минуту, проведенную вместе.
Я не могу выразить на бездушном пергаменте состояние своей души. Я всегда был честен с тобой, поэтому не обманул и в этот раз. Да, мы больше не сможем быть вместе, но я никогда не забуду тебя. Я хочу, чтобы ты была счастлива, ведь ты достойна этого, как никто другой. Я неустанно корю себя за то, что не смог дать тебе это счастье, и больше всего на свете хочу, чтобы ты простила меня.
Прощай и взгляни на это послание в последний раз так, как посмотрела бы в мои глаза. Хотел бы подписаться «навеки твой Франц», но не могу, ибо теперь навеки принадлежу Господу.
Франц.
На документе
имеется надпись:
Письма барона Франца фон Нарцлинга
к Ханне из Висмара помещены в секретный орденский архив согласно повелению
ливонского ландмейстера Тевтонского ордена Герхарда фон Йорка, в двадцать
шестой день февраля 1317 года от Рождества Христова.
Готлиб из Беренштадта, архивариус ливонского ландмейстерства, поставил подпись.
(Позднее три архивные подборки
документов – личное дело рыцаря Франца, письма Франца к Ханне и документы по
миссии «Великая католическая Русь» – были объединены и разложены в
хронологическом порядке. Кто из орденских архивариусов
и в каких целях это сделал, неизвестно. Прим. перев.).
Документ № 6
Номер по описи Венской библиотеки: XIV-09-1743/T-VI
Готфриду фон Рогге, ливонскому ландмейстеру ордена Дома Святой Марии Тевтонской в Иерусалиме, от Зигфрида фон Фейхтвангена, Божьей милостью великого магистра вышеозначенного ордена.
Писано под строжайшей тайною в Венеции в двадцать третий день июня 1304 года от Рождества Христова.
Слава Иисусу Христу во веки веков! Приветствую тебя, любезный брат мой во Христе Готфрид!
Да будет тебе известно, что я получил письмо из Апостольской канцелярии (канцелярии папы римского – прим. перев.), непосредственно касающееся твоей деятельности среди русских и литовских варваров. Пересылаю тебе это письмо и предписываю принять по нему все необходимые меры. Конкретные действия оставляю на твое усмотрение.
Также обращаю твое внимание на то, что я до сих пор не получил отчет твоего ландмейстерства за прошедший 1303 год от Рождества Христова. Прошу тебя срочно прислать его и в дальнейшем более внимательно относиться к отчетам. Не мне объяснять тебе, насколько твоим тевтонским братьям в Венеции важно знать, что происходит в Ливонии, тем более в свете направляемого тебе письма из Апостольской канцелярии.
Да хранит Господь тебя и возглавляемое тобою братство рыцарей Христа Ливонии. Аминь.
Искренне твой Зигфрид.
Приложение к документу № 6
Великому магистру ордена Дома Святой Марии Тевтонской в Иерусалиме Зигфриду фон Фейхтвангену от архиепископа Папиануса делла Ровере, Божьей милостью вице-канцлера Римской курии.
Дано под строжайшей тайною в Вечном городе (Риме – прим. перев.) в двадцать седьмой день мая 1304 года от воплощения Господа нашего Иисуса Христа и в десятый год понтификата святейшего папы Бонифация (VIII – прим. перев.).
Я, архиепископ Папианус, имею честь от имени и по поручению святейшего папы Бонифация, слуги слуг Божьих, довести до сведения своего почтенного сына Зигфрида, великого магистра хранимого Господом Тевтонского ордена, то, что нас умудрил Господь узнать от человека, засланного на Русь орденом бедных рыцарей Христа и Храма Соломона.
Князь Юрий (в оригинале – Георгий, но на Руси в XIV веке уже чаще использовалась светская форма этого имени – Юрий. Прим. перев.), недавно ставший правителем русского города Москвы, вступил в тайную переписку с Витенем, князем Литвы. Сии правители, один из которых придерживается ложной византийской веры и владеет значительной частью Северной Руси, а второй – язычник и владеет значительной частью Южной Руси, задумали заключить союз, объединить свои владения и присоединить к ним остальные русские княжества, ныне, как и Москва, находящиеся под гнетом безбожных татар. Поскольку значительная часть владений Литвы населена русскими, Витень готов сделать государственной верою своей страны византийство.
В этом случае будет
создано государство ложной веры, которое окажется одним из крупнейших и
сильнейших в мире, едва ли не таким же могучим, какой была Русь при великих
князьях Ярославе Мудром и Владимире Мономахе. Надежда на это позволила князьям
Юрию и Витеню самонадеянно назвать свое будущее государство «Великой
православной Русью».
Кто из сих князей собирается стать верховным правителем единого государства, ордену тамплиеров выяснить пока не удалось, но нет никакого сомнения, что если сей злонамеренный союз между Москвой и Литвой будет заключен, то богоугодному Тевтонскому ордену, прежде всего его ливонскому ландмейстерству, придется очень тяжело, и уповать останется только на бесконечную Божью милость.
У ордена тамплиеров на Руси сейчас очень мало людей, а у Ливонского ордена, расположенного рядом с Русью и не раз воевавшего с этой страной, должно быть гораздо больше. Посему от имени и по поручению святейшего папы Бонифация предписываю возглавляемому тобою Тевтонскому ордену и его ливонскому ландмейстерству предпринять все возможные действия для того, чтобы расстроить злонамеренный союз Юрия и Витеня и по возможности использовать знания об их заговоре для того, чтобы упрочить положение и усилить влияние Святой церкви, вплоть до установления на Руси и в Литве истинной католической веры.
Да способствует все сказанное в сем апостольском послании наступлению мира Господа Иисуса Христа, и да смогут все рабы Божьи получить в нем вечную жизнь и до наступления Вселенского Суда насладиться его благами. Да снизойдет благодать Божья на тебя, почтенный сын мой Зигфрид, и на всех благословляемых святейшим папой Бонифацием рыцарей ордена Дома Святой Марии Тевтонской в Иерусалиме.
Во имя Господа аминь.
Я, архиепископ Папианус, поставил подпись.
Документ № 7
Номер по описи Венской библиотеки: XIV-09-1743/T-VII
ПРОТОКОЛ
заседания тайного совета братства рыцарей Христа Ливонии
Во имя Господа, волею святейшего папы Бонифация и великого магистра ордена Дома Святой Марии Тевтонской в Иерусалиме Зигфрида фон Фейхтвангена, проводится сие заседание под строжайшей тайною в Венденском замке в двадцать девятый день августа 1304 года от Рождества Христова.
Присутствуют:
Председатель тайного совета – ливонский ландмейстер ордена Дома Святой Марии Тевтонской в Иерусалиме Готфрид фон Рогге.
Члены совета:
– комтур Венденский Генрих фон Эрк;
– комтур Виттенштейнский (ныне Виттенштейн носит название Пайде – прим. перев.) Бурхард фон Дрейлебен;
– комтур Зегевольдский (ныне Зегевольд носит название Сигулда – прим. перев.) Хелвиг фон Гелхейм;
– комтур Феллинский Герхард фон Йорк;
– комтур Гольдингенский (ныне Гольдинген носит название Кулдига – прим. перев.) Арнольд фон Врангель;
– комтур Везенбергский (ныне Везенберг носит название Раквере – прим. перев.) Михаэль фон Гилзен;
– комтур Митавский (ныне Митава носит название Елгава – прим. перев.) Дитрих фон Каленбах;
– комтур Динабургский (ныне Динабург носит название Даугавпилс – прим. перев.) Герд фон Анстероде;
– комтур Кокенгаузенский (ныне Кокенгаузен носит название Кокнесе – прим. перев.) Госвин фон Фитингхоф;
– интендант ландмейстерства Густав фон Мейердорф;
– капеллан ландмейстерства брат Марк;
– казначей ландмейстерства Петер фон Баур.
Секретарь заседания – Дитрих из Бренкена.
Ландмейстер Готфрид. Властью, Божьей милостью данной мне орденом Дома Святой Марии Тевтонской в Иерусалиме, я открываю заседание нашего тайного совета, посвященное рассмотрению письма из Апостольской канцелярии и определению путей исполнения содержащихся в нем поручений.
Но прежде всего хочу сообщить всем, что в седьмой день сего месяца отошел к Господу святейший папа Бонифаций. Помолимся же, братья, за упокой его души.
Капеллан Марк. О Господь наш, у которого вечное милосердие и прощение, смиренно молим тебя о душе великого твоего понтифика Бонифация, слуги слуг твоих, которого призвал ты от мира сего. Согрей душу его теплотою Духа твоего Святого,
С дерзновением смеем мы призывать тебя, Господи, ибо ты есть упование наше и прибежище. Припадаем пред тобою, поклоняемый и прославляемый Господь наш, и тебе единому приносим молитву нашу в скорбях и болезнях наших, в радости и печали, ибо ты есть утешение наше, радость наша, сокровище наше и жизни нашей податель, от тебя исходит всякое благое деяние и всякий совершенный дар.
Преблагой Господь, приклони ухо твое к молению нашему, прими молитву нашу за блаженную душу понтифика Бонифация. Веруем, что не предашь ты сию душу во власть врага и не забудешь ее вовеки, но повелишь святым твоим ангелам принять ее и ввести в райскую обитель, дабы она, веровавшая в тебя и на тебя уповавшая, получила вечное блаженство. Вечный покой даруй ей, Господи, и да сияет ей свет вечный через Христа, Господа нашего. Да не напрасна будет молитва наша. Аминь.
Ландмейстер Готфрид. Аминь. Итак, в Тевтонский орден поступило письмо из Апостольской канцелярии, и великий магистр Зигфрид переслал его нам для исполнения содержащихся там поручений. Попрошу нашего секретаря прочитать сие письмо.
Секретарь Дитрих зачитывает письмо из Апостольской канцелярии, датированное двадцать седьмым днем мая 1304 года от Рождества Христова.
Ландмейстер Готфрид. Думаю, все поняли важность происходящего. Мы уважаем наших благословенных и могучих старших братьев тамплиеров и выражаем им благодарность за то, что они так внимательно следят за делами нашей скромной ливонской провинции, но все же хотелось бы самим оценить обстановку и понять, действительно ли возможен союз между Литвою и Москвою.
Брат мой Герд, ты ведаешь всем, что связано с Литвою. Что ты скажешь?
Герд, комтур Динабургский. Скажу, брат мой и повелитель, что сведения ордена Храма, переданные нам через Апостольскую канцелярию, весьма похожи на правду. Литва не раз пыталась принять христианство и истинное, и византийского толка, и заключала союзы и с русскими князьями, и с католическими государствами.
Еще полвека назад, когда Литва была еще совсем маленькой страной, меньше нашей Ливонии, литовский князь Миндовг установил отношения со святейшим папой Иннокентием (IV – прим. перев.) и принял католичество. С согласия его святейшества Миндовг короновался как король Литвы, таким образом это государство получило признание в качестве полноправного королевства.
Капеллан Марк. Священное Писание говорит: время разбрасывать камни и время собирать камни.
Герд, комтур Динабургский. Да, и есть еще одно подтверждение того, что камни тогда собирали: вскоре Миндовг заключил союз с русским князем Даниилом Галицким, также принявшим истинную веру и королевскую корону.
Но вскоре
настало время разбрасывать камни. Уже через год по всей Литве стали убивать
наших миссионеров. Литовский епископ начал жаловаться святейшему папе, что на
его замок нападают неверные из числа подданных Миндовга, а потом был вынужден и
вовсе покинуть страну. И очень скоро литовцы отказались от истинного
католического крещения. Миндовг совершил поход на польский город Люблин и сжег
его.
Дальше все было еще хуже. Миндовг разорвал мир с Тевтонским орденом и поддержал восстание пруссов против орденской власти. В 1260 году от Рождества Христова литовские войска участвовали в неудачном для нас сражении на озере Дурбе, когда погибли полторы сотни наших рыцарей. Еще через год Миндовг заключил союз с русским городом Новгородом.
Отрекшись от христианства и мира с крестоносцами, Миндовг совершил еще несколько опустошительных походов в Ливонию, Пруссию и Польшу. Вот так Литва порвала со Святой церковью. Не зря в середине прошлого века святейший папа Александр (IV – прим. перев.) не раз объявлял в Польше, Богемии (ныне Чехии – прим. перев.) и Австрии крестовые походы против Литвы.
Бурхард, комтур Виттенштейнский. Литовцы вроде и византийскую веру пытались принять…
Герд, комтур Динабургский. Пытались. В 1263 году Миндовг был отправлен в ад заговорщиками. В государстве началась борьба за великокняжеский стол между его племянниками – Товтивилом и Тройнатом. Последнему удалось убить Товтивила и стать великим князем, однако вскоре он был свергнут Войшелком, сыном Миндовга.
Этот Войшелк отказался от королевского титула, пригласил византийских священников и основал монастырь для распространения в Литве этой ложной веры. Через пару лет он передал титул и власть Шварну, сыну галицко-волынского князя Даниила и зятю Миндовга. Но спустя год Шварн умер, и союз Литвы и Галича распался. Галицко-волынские князья заключили союз с татарскими ханами и стали воевать с литовцами. Это был уже конец семидесятых годов прошлого века.
Ландмейстер Готфрид. Вот тогда Великое княжество Литовское и отказалось от византийской веры?
Герд, комтур Динабургский. Совершенно верно, брат мой и повелитель. Литва вновь погрузилась в пучину язычества. После Шварна великим князем стал Тройден, потом Довмонт, потом Бутигейд, потом его брат Будивид. Даже не пытайтесь, братья, запомнить всех сих князей, ибо их было много, и правили они по паре – тройке лет, иногда чуть дольше. В это время Литва не нападала на добрых католиков, но обратилась на восток, вновь объединилась с Галичем и Волынью, а потом понемногу отбила у Монгольской империи все остальные южнорусские земли – Киев, Чернигов, Переяславль (ныне Переяслав-Хмельницкий – прим. перев.), Пинск, Туров и другие. Некоторые из сих городов вошли в состав Великого княжества Литовского, некоторые сохранили видимую самостоятельность, но стали литовскими вассалами.
Бурхард, комтур Виттенштейнский. Слава Богу, эти южнорусские города настолько ослаблены после разорения ханом Батыем и последующего завоевания галичанами и литовцами, что не могут оказывать Великому княжеству Литовскому мало-мальски серьезную военную поддержку. Нам было бы гораздо труднее воевать с Литвой, если бы в ее войска влились русские полки.
Герд, комтур Динабургский. Да, русских воинов в составе литовских войск очень мало, да и относятся литовцы к ним настороженно и не приветствуют их появление в своих рядах. Все-таки совсем другой народ, другой язык, другая вера. Мы ведь тоже не доверяем балтским народам, живущим на наших орденских землях, и очень редко пополняем ими наши войска. Иноверцы, пусть даже крещеные, в любой момент могут ударить нам в спину, если противник посулит им свободу и возврат к ложной вере их предков.
Но не будем отвлекаться. Я остановился на правлении Будивида, а потом в Литве вокняжился его сын Витень, и правит по сей день, уже почти десять лет.
Дитрих, комтур Митавский. Любезные братья мои во Христе, я в Ливонии всего три года, и не понимаю: как этому богомерзкому язычнику удалось семь лет назад заключить союз с городом Ригой? И не с кем-нибудь, а с рижским архиепископом, то есть, по идее, добрым католиком?
Ландмейстер Готфрид. Полагаю, слово «добрый» к архиепископу Иоганну фон Шверину неприменимо. Этот обуянный гордынею служитель Господа вообразил, что сможет сам управлять Ливонией, без помощи нашего богоугодного ордена, и стал подговаривать свою паству изгонять нас из Риги и других ливонских городов. Даже покусился на наши замки. Само собой разумеется, что мы вынуждены были защищаться. И тут-то неверный Витень и вступил в союз с рижанами, чем их несказанно усилил.
Бурхард, комтур Виттенштейнский. Я думаю, что союз Риги и Литвы был оговорен заранее. Архиепископ никогда не решился бы выступить против нас, если бы не знал, что за ним стоит Литва.
Михаэль, комтур Везенбергский. Жаль, брат мой Дитрих, что тебя не было с нами летом девяносто восьмого года в битве под Нейрмюленом, когда мы под руководством нашего ландмейстера Готфрида фон Рогге с помощью Святой Девы Марии и вовремя подошедшего войска Тевтонского ордена разгромили Витеня и изгнали его из наших орденских владений.
Дитрих, комтур Митавский. Воистину жаль, но надеюсь, что мы еще не раз вместе, плечо к плечу, сразимся с нашими врагами.
Арнольд, комтур Гольдингенский. А я вот до сих пор сожалею, что после битвы под Нейрмюленом пришлось отпустить взятого нами в плен архиепископа Иоганна.
Ландмейстер Готфрид. Я тоже сожалею об этом, но такова была воля святейшего папы.
Арнольд, комтур Гольдингенский. Да уж, жаловаться великому понтифику архиепископ Иоганн был горазд.
Герд, комтур Динабургский. И что выдумал сей погрязший в фарисействе служитель Господа! Якобы мы, сражаясь с литовцами, отвращаем их от святого крещения! А сам-то и не подумал поставить Витеню при заключении союза условие крестить Литву в истинную католическую веру!
Ландмейстер Готфрид. Но в итоге-то, брат мой Герд, каково твое мнение о том, что говорится в письме из Апостольской канцелярии? Может ли Литва пойти на создание «Великой православной Руси»?
Герд, комтур Динабургский. Полагаю, брат мой и повелитель, что может. В течение прошлого столетия Литва не раз показывала, что для нее неважно, какую веру принимать. Она ради расширения своих владений пойдет на союз с кем угодно, хоть бы и с самим врагом рода человеческого. И она не откажется присоединить к своим обширным русским владениям сначала Московское княжество, а потом, если повезет, и всю оставшуюся Русь.
Ландмейстер Готфрид. К сожалению, ты прав, брат мой Герд. Так что со стороны Литвы все очень серьезно. А ты что скажешь, брат мой Герхард? Твое феллинское комтурство расположено близко к Руси, и ты у нас ведаешь всем, что касается сей страны.
Прежде всего меня интересует, насколько сейчас сильна Москва, можем мы говорить о ней как о самостоятельном княжестве, или она полностью подчинена великому князю Владимирскому? И в каких она отношениях с безбожными татарами? Расскажи поподробнее, ибо о Москве мы знаем куда меньше, чем о Новгороде или Литве. Мы с ней никогда не воевали и не вели переговоров, и я, откровенно говоря, всегда считал ее одним из мелких русских княжеств.
Герхард, комтур Феллинский. До недавнего времени Москва, действительно, была одним из мелких русских княжеств, но сейчас это уже не так. И насколько она подчинена Владимиру или татарам, – вопрос непростой. Поэтому позволь рассказать по порядку.
После того как Русь в 1237 году от Рождества Христова завоевали татары, княжеское правление там сохранилось. Через несколько лет великий князь Владимирский Ярослав Всеволодович получил у монгольского хана Батыя право на великое княжение. Так с тех пор и ведется. Разумеется, я имею в виду те русские княжества, которые остались под властью татар и не были отторгнуты Литвой. Я так и буду говорить о них «Русь», ибо даже не знаю, как сейчас именуют себя русские в Литве. Может быть, брат Герд это знает.
Герд, комтур Динабургский. Я тоже не знаю. Нет, русские – и в Литве, и в Риге, и в Риме русские, но продолжают ли относить себя к Руси Киев, Чернигов и Переяславль, – вот этого не знаю. Впрочем, это для нас сейчас неважно.
Герхард, комтур Феллинский. Да, неважно. Важно другое: Русь платит татарам большую дань. Так повелось с времен сына Ярослава Александра, который в свое время сражался с нашим орденом и даже одержал несколько побед, в том числе на льду озера Пейпус (Чудского озера – прим. перев.).
Бурхард, комтур Виттенштейнский. В той злосчастной битве участвовал мой дед. Он чудом спасся, и потом всю жизнь называл ту битву Ледовым побоищем.
Герхард, комтур Феллинский. А до того этот Александр разгромил наших союзников шведов на реке Неве, за что получил прозвище Невский. Монгольский хан в благодарность за то, что Александр отстоял от католиков его русские владения, дал ему право на великое княжение Владимирское и поручил заняться сбором дани с подвластных хану княжеств. Повсюду была проведена перепись, на Русь приехали магометанские купцы, откупившие у хана право на сбор дани, и началось то, что продолжается и по сей день: Русь платит хану дань. Правда, откупщики, которых на Руси называли «бесерменами», вскоре были изгнаны, но дань все равно собирается. Этим занимаются и русские князья, и сами татары, в целях устрашения периодически грабящие Русь.
Впрочем, иногда грабительские походы татар вызваны княжескими междоусобицами. Например, нынешний великий князь Владимирский Андрей Александрович, третий сын Александра Невского, изначально владевший только маленьким Городецким княжеством, десять лет назад получил право на великое княжение в результате междоусобицы, вызвавшей нападение татар на Русь под предводительством хана Дюденя. Татары тогда разграбили все крупнейшие русские города, кроме Новгорода и Пскова.
Арнольд, комтур Гольдингенский. А постоянного татарского войска на Руси нет?
Герхард, комтур Феллинский. Нет и никогда не было, хотя монгольских правителей на Руси и называют царями, то есть цезарями – императорами. Зависимость Руси от татар можно назвать вассальной, в наших католических странах такое имеет место повсеместно. Нашу поговорку «Вассал моего вассала – не мой вассал» можно с полным правом применить и к Руси.
Михаэль, комтур Везенбергский. Монголы, татары… Как правильно называть их государство?
Герхард, комтур Феллинский. У государства этих беззаконных агарян нет однозначного самоназвания. Чаще всего они зовут себя монголами, а свою страну – Монгольской империей, отсюда и претензия их верховных правителей на императорский титул. А татарами их прозвали, когда они стали нападать на христианские страны.
Михаэль, комтур Везенбергский. Тартаром в Древней Греции назывался ад. Понятно. Эти исчадия ада ведь и на католические страны нападали, только им сил не хватило нас завоевать.
Герхард, комтур Феллинский. Да, но нападали они очень давно, еще при хане Батые. А в середине прошлого столетия эта безбожная языческая империя стала слабеть, и часть ее, называющаяся Золотой Ордой, выделилась в особое государство, сохранив лишь вассальную зависимость от имперского центра в Монголии. Столицей Золотой Орды является Сарай-Бату – основанный тем же Батыем город на Волге (в оригиналах переведенных документов Волга называется Итиль – прим. перев.). Вот этих волжских монголов называют татарами чаще, чем остальных. Кажется, и они сами себя уже стали так называть. Видимо, им нравится, когда перед ними дрожат как перед выходцами из Тартара.
Ландмейстер Готфрид. Дабы не запутаться в этих сложных вассальных отношениях, скажу кратко: великое княжество Владимирское – вассал Орды, а та, в свою очередь, – вассал Монголии. Верно?
Герхард, комтур Феллинский. Совершенно верно, брат мой и повелитель.
Ландмейстер Готфрид. А Москва – вассал Владимира?
Герхард, комтур Феллинский. Последние сорок лет. В добатыевское время и при Ярославе Всеволодовиче Москва входила в великокняжеские владения и не становилась самостоятельным княжеством, хотя там иногда правили младшие дети великих князей. А полноценным княжеством, зависимость которого от Владимира можно назвать вассальной, Москва впервые стала, когда по завещанию Александра Невского отошла к его младшему сыну Даниилу. Этот Даниил княжил долго, едва ли не четыре десятилетия, и умер весной прошлого года. Сейчас там правит его старший сын Юрий Данилович, о котором как раз и говорится в письме из Апостольской канцелярии.
Дитрих, комтур Митавский. А большое это княжество?
Герхард, комтур Феллинский. По меркам католических стран все русские княжества огромные.
Дитрих, комтур Митавский. А по меркам Руси?
Герхард, комтур Феллинский. Сначала Москва занимала совсем маленькую территорию вдоль Москвы-реки, которая в свое время и дала название городу. Три года назад Даниил Александрович разбил рязанского князя Константина Романовича, взял его в плен и захватил город Коломну, то есть получил выход к большой реке Оке, в которую впадает Москва-река. Потом после смерти переяславского князя Даниил присоединил к Московскому княжеству сей город (ныне Переславль-Залесский, и в дальнейшем речь будет идти только о нем, а не о Переяславе-Хмельницком – прим. перев.).
А Юрий Данилович немедленно после вокняжения отобрал у смоленских князей город Можайск.
Арнольд, комтур Гольдингенский. Получается, Московское княжество постоянно усиливается?
Герхард, комтур Феллинский. Да. Росту и усилению сего города способствует его расположение на пересечении торговых путей. А до прихода монголов под Москвой добывали камень, из которого построены храмы во Владимире, Переяславле, Ростове и других городах. Это тоже ускоряло рост Москвы.
Дитрих, комтур Митавский. Я знаю, что не одна Москва там сильна из новых княжеств, есть еще Тверь.
Герхард, комтур Феллинский. И это верно, брат мой Дитрих. Тверское княжество обрело могущество чуть раньше Московского, еще при Дмитрии, втором сыне Александра Невского. Это княжество тоже имеет очень выгодное расположение – на волжском торговом пути, при впадении в Волгу реки Тверцы. Тогда же в Твери была учреждена епархия, которой в Москве до сих пор нет.
Сейчас в Твери княжит Михаил Ярославич, внук Ярослава Всеволодовича. Получается, он на поколение старше Юрия Даниловича Московского. На Руси старшинство князей, называемое там княжеской лествицей, до сих пор имеет большое значение, и ханы его обычно учитывают при утверждении великих князей.
Ландмейстер Готфрид. В письме из Апостольской канцелярии могли и преувеличить значение Москвы, но если даже это княжество не сильнейшее на Руси, то уж точно одно из сильнейших. Кстати, какие у нас есть сведения о военной силе Москвы? Она сильнее наших вечных недругов Новгорода и Пскова или слабее?
Герд, комтур Феллинский. Точно сказать не могу, у нас же в Москве нет своих людей, мы раньше никакого значения этому городу не придавали. Но полагаю, что Москва в военном отношении не может быть слабее Новгорода и Пскова, ибо это всего лишь купеческие республики, а Москва – быстро развивающееся княжество, уже захватившее много земель и, похоже, не собирающееся останавливаться.
Ландмейстер Готфрид. Да, если Москва объединится с Литвой, нам придется туго. Тем более если на стороне Литвы выступит Рига. Нас обложат со всех сторон, и надеяться останется только на Божью милость. Так что давайте выразим благодарность ордену бедных рыцарей Христа и Храма Соломона за предупреждение о готовящемся создании «Великой православной Руси» и подумаем, как действовать.
Можно ли расстроить союз Юрия и Витеня со стороны Литвы?
Герд, комтур Динабургский. С Литвой у нас война. Мы не раз слали к Витеню послов с предложениями о мире, но он их не принимает. Поэтому боюсь, что как-то повлиять на Великое княжество Литовское, чтобы оно не заключало союз с Москвой, мы не сможем. Вот Ригу оторвать от Литвы – это, в принципе, возможно, и в этом я очень надеюсь на помощь верховного понтифика, все-таки и мы, и рижане, – добрые католики. Но «Великая православная Русь» тут ни при чем.
Ландмейстер Готфрид. Да, с Литвой все ясно, и пока что конца войне не видно, как это ни прискорбно. У кого из братьев есть соображения, как разрушить создаваемую «Великую православную Русь» со стороны Москвы?
Бурхард, комтур Виттенштейнский. Может быть, имеет смысл известить безбожных татар, что за их спиной готовится такой союз, и они могут потерять Московское княжество, а потом и всю Русь? Пусть они сами накажут Москву, как делали это с русскими городами уже не раз.
Генрих, комтур Венденский. У нас нет письменных свидетельств переговоров Витеня и Юрия, и вряд ли такие свидетельства вообще существуют. И если московского князя вызовут в Орду, он наверняка скажет, что никаких переговоров не было. Кому хан поверит – нам, чужакам, или своему вассалу?
Ландмейстер Готфрид. Хотелось бы не только сорвать готовящийся союз, но и упрочить положение и усилить влияние Святой церкви. Как вы помните, такая задача тоже была поставлена в письме из Апостольской канцелярии.
Михаэль, комтур Везенбергский. Тогда, братья, я предлагаю такой выход: воспользоваться тем, что Юрий Данилович ищет союзников, и самим заключить с ним союз, предложив помощь против татар в обмен на принятие истинной веры. Москвичи должны быть нашими друзьями, а не врагами. Тогда Новгород и Псков окажутся окружены со всех сторон и тоже падут к нашим ногам.
Герхард, комтур Феллинский. Если Москва выйдет из-под власти беззаконных выходцев из Тартара, то за ней, несомненно, потянутся и другие русские княжества. И дело тут не только в нежелании быть вассалами хана. Я слышал, что Орда собирается принимать магометанство, и прощай тогда, монгольская веротерпимость. Татары ведь всегда славились тем, что уважают все разновидности веры и не мешают покоренным ими народам иметь свои святилища. С принятием магометанства это вряд ли сможет продолжаться. А русские крепко держатся за свою ложную византийскую веру, которую они самонадеянно называют православной, то есть единственно правильной.
Бурхард, комтур Виттенштейнский. Так если они крепко держатся за свою ложную веру, то как их убедить принять истинную?
Михаэль, комтур Везенбергский. Надо будет им объяснить, что с вступлением в лоно нашей Святой церкви у них начнется совсем другая жизнь. Перед ними откроется весь благословенный католический мир – Священная Римская империя, Франция, Англия, Италия… Они получат и мощных военных союзников, которых им так не хватало, когда на них напал хан Батый. Ну, и спасение души, это само собой. Посулим им папские индульгенции…
Ландмейстер Готфрид. Это им не раз уже пытались объяснить. Сколько раз мы предлагали русским союзы при условии принятия ими истинной веры? Сколько раз мы направляли на Русь послов? Сколько раз направлял туда послов сам святейший папа? Но русские варвары упорствуют и вынуждают нас действовать огнем и мечом.
Арнольд, комтур Гольдингенский. Здесь все свои, поэтому скажу прямо и откровенно: кому нужны все эти разговоры о спасении души, о мощных католических союзниках? Если бы русских можно было всем этим убедить, их давно бы убедили. Мы вон даже на наших орденских землях земгалов, латголов, куршей, эстов и ливов никак убедить не можем. Нет, надо действовать иначе и предложить Юрию Московскому, а потом и всем другим русским князьям, полное освобождение от дани!
Герхард, комтур Феллинский. Верно! Пусть они со своих подданных собирают что хотят, а потом распоряжаются этим сами. Кто из князей не захочет получить деньги, которые сейчас приходится отдавать Орде?
Казначей Петер. Я тоже поддерживаю мысль брата Арнольда, но хочу уточнить, что речь может идти лишь о временном освобождении русских княжеств от дани. Князьям мы, конечно, этого не скажем, но сами должны помнить, что рано или поздно сбор денег возобновится, только он уже будет в пользу не татар, а Святого Престола. Ну, а русским к тому времени уже будет некуда деться.
Ландмейстер Готфрид. Согласен. Есть другие мнения? Если нет, то я предлагаю назвать нашу миссию «Великой католической Русью» – в противовес «Великой православной Руси». Если и здесь нет возражений, то давайте обдумаем конкретные шаги.
Бурхард, комтур Виттенштейнский. Лазутчика заслать бы в Москву, попробовать подробнее узнать о переговорах.
Генрих, комтур Венденский. У нас в Москве нет своих людей, но должны быть в Новгороде и Пскове. Нельзя ли их спешно перебросить в Москву? Брат мой Госвин, ты ведаешь нашими тайными делами, скажи, это возможно?
Госвин, комтур Кокенгаузенский. Брат мой Генрих, к сожалению, это невозможно, ибо у нас в Новгороде и Пскове сейчас тоже никого нет. Были три лазутчика, но мы их потеряли во время последней войны, когда пять лет назад наше доблестное войско напало на Псков.
Капеллан Марк. Брат мой Госвин, не говори так. Мы на русские города никогда не нападали.
Госвин, комтур Кокенгаузенский. А что же делал наш орден последние сто лет, брат Марк?
Капеллан Марк. Ну, скажем, выполнял огнем и мечом свой миссионерский долг.
Ландмейстер Готфрид. Да ладно тебе, брат мой Марк, мы находимся на заседании тайного совета, а не Генерального капитула, и должны выражаться ясно и понятно, иначе придется все время переспрашивать, и любое обсуждение многократно затянется. Продолжай, брат мой Госвин.
Госвин, комтур Кокенгаузенский. Ну вот, брат Марк меня сбил, и я забыл, о чем говорил. Да, о лазутчиках. Когда была битва с псковским князем Довмонтом, один из наших людей был в рядах русского войска и попытался поднять панику, но был схвачен, и затем под пытками выдал двоих остальных. Всех их утопили в реке Великой.
Ландмейстер Готфрид. С Псковом мы заключили мир, так что займись поиском новых лазутчиков, брат мой Госвин.
Госвин, комтур Кокенгаузенский. Слушаю и повинуюсь, брат мой и повелитель. Но быстро такие дела не делаются. Немцев-купцов на Русь ездит много, но они там чужаки, а русских, готовых приносить пользу Святой католической церкви, найти сложно, и тем более сложно найти таких русских, чтобы и работали на нас, и могли глубоко проникнуть в тайны княжеских дворов и войск. Это дело многих лет.
Бурхард, комтур Виттенштейнский. Ну ладно, такой человек есть у наших братьев тамплиеров, и то хорошо. В принципе, мы знаем достаточно для того, чтобы направить в Москву к Юрию Даниловичу посольство с нашими предложениями о заключении союза.
Михаэль, комтур Везенбергский. Думаю, посольство направлять рано. Миссия «Великая католическая Русь» вначале должна быть тайной, а о прибытии в Москву нашего посольства тут же узнает Орда и все расстроит, а то и казнит послов, с татар станется. Все должно быть подготовлено, и князь Юрий тогда сам обеспечит тайну переговоров с нами. Давайте пошлем гонца с письмом, в котором будут содержаться наши предложения о союзе с целью создания «Великой католической Руси».
Ландмейстер Готфрид. Согласен. Обращусь за благословением миссии «Великая католическая Русь» к великому магистру Зигфриду, письмо князю Юрию пусть подготовит секретарь нашего заседания брат Дитрих, а тебе, брат мой Герхард, предписываю подобрать гонца.
Герхард, комтур Феллинский. Слушаю и повинуюсь. Гонца подберу. Даже сразу сейчас могу сказать, что у меня на примете есть один юный барон, сержант моего комтурства, неплохо знающий русский язык.
Ландмейстер Готфрид. Уж не сын ли благородной вдовы из Мекленбурга?
Герхард, комтур Феллинский. Совершенно верно. Франц фон Нарцлинг.
Ландмейстер Готфрид. Да, я помню его отца, мы вместе защищали Акру, и он пал на ее стенах. Ну и как, прижился юноша в твоем комтурстве?
Герхард, комтур Феллинский. Трудно сказать. Я ему сразу дал нашего лучшего наставника – Матиаса фон Татенхофа, который обучает его боевым приемам, верховой езде, ношению доспехов и прочим премудростям военной науки. Думаю, все присутствующие здесь братья знают Матиаса.
Так вот, наставник не очень доволен Францем, говорит, что юноша слишком мечтателен, может даже во время боевой подготовки о чем-нибудь задуматься и пропустить удар. С орденскими братьями Франц ведет себя весьма любезно, но нельзя сказать, чтобы с кем-то подружился, как-то всегда сам по себе. Такое ощущение, что ему с боевыми братьями скучно, они-то в основном люди простые, а он любит поэзию, часто говорит о возвышенном. Но при этом не то чтобы очень набожен.
Капеллан Марк. Да, такое бывает с теми, кто любит поэзию. И многие поэты, к сожалению, безбожны.
Герхард, комтур Феллинский. Еще я могу сказать о Франце, что он не трус, но биться на мечах и копьях по-прежнему не горазд, сколько с ним брат Матиас ни возится. Но смекалистый, неглупый, разными языками владеет. Я пока использую его больше по писцовой части, уж очень он в письме силен. Я хорошо отношусь к юному Францу, потому и решил послать его на Русь, дабы он не засиделся в нашей канцелярии.
Ландмейстер Готфрид. А ты, брат мой Марк, помнишь этого юношу? Ты же недавно ездил в Феллин исповедовать тамошних братьев. Что рассказал Франц, что его волнует, можно ли на него положиться? Только не начинай говорить про тайну исповеди. Мы на тайном совете, и все, о чем мы тут говорим, является строжайшей тайною.
Капеллан Марк. Да простит Господь мне и всем моим братьям грех нарушения тайны исповеди. Рассказ этого юноши я помню. Он, вступая в орден, расстался с возлюбленной, и все никак ее забыть не может. Говорит, даже во снах она ему приходит.
Ландмейстер Готфрид. Как говорится, дело молодое. Думаю, на Руси Франц отвлечется и забудет о соблазнах нарушения монашеских обетов. Посылай этого юношу, брат мой Герхард. Еще вопросы есть? Если нет, то объявляю заседание закрытым. Помолимся же за начинаемое нами доброе дело.
Капеллан Марк. Во имя Отца и Сына и Святого Духа, благослови, Господи, начинаемую нами миссию «Великая католическая Русь» и помоги нам благополучно завершить ее при содействии твоей благодати. Тебе посвящаем все труды и старания, чтобы они послужили для блага и спасения наших ближних. Аминь.
Все участники заседания. Аминь.
Документ № 8
Номер по описи Венской библиотеки: XIV-09-1743/T-VIII
На документе отметка:
В архиве хранится копия, оригинал отослан по назначению.
Зигфриду фон Фейхтвангену, великому магистру ордена Дома Святой Марии Тевтонской в Иерусалиме, от Готфрида фон Рогге, Божьей милостью ливонского ландмейстера вышеозначенного ордена.
Писано под строжайшей тайною в Вендене в четвертый день сентября 1304 года от Рождества Христова.
Слава Иисусу Христу! Приветствую тебя, высокочтимый начальствующий брат мой во Христе Зигфрид!
Смею нижайше известить тебя, брат мой и повелитель, что после ознакомления с пересланным нам тобою письмом из Апостольской канцелярии с извещением о готовящемся союзе князей Москвы и Литвы нами принято решение приступить к миссии «Великая католическая Русь». Суть ее состоит в том, чтобы, используя полученные сведения о готовящемся варварском союзе, самим заключить союз с московским князем Юрием Даниловичем, предложив ему помощь против безбожных татар в обмен на принятие его княжеством истинной католической веры. Основным аргументом в наших будущих переговорах с Юрием должна стать дань, которую он сейчас платит татарам, мы же собираемся в случае заключения союза освободить его от этой дани. Во всяком случае, на первое время. Более того – мы предложим князю Юрию продолжить собирать дань со своих подданных, но оставлять эту дань себе.
Если Пресвятая Дева Мария ниспошлет успех нашему союзу с Юрием, то Псков и Новгород окажутся зажаты между нами и Москвою и сами падут к нашим ногам. Полагаю, что и все остальные северорусские княжества – Владимир, Тверь, Суздаль, Ростов и другие – постепенно примкнут к нашему союзу, дабы освободиться от татар и прекратить платить дань. Тогда и будет создана руководимая нами Великая католическая Русь. Против нее вряд ли выстоит и Литва, и мы смеем надеяться, что сие языческое государство тогда запросит мира, примет святое истинное крещение и примкнет к нам.
Да будет тебе также известно, что в начале августа скончался великий князь Владимирский Андрей Александрович, да смилуется Господь над его грешной и заблудшей душою. Он был не только нашим злейшим врагом, на Руси его тоже не любили за то, что он в свое время начал междоусобную войну против своего старшего брата Дмитрия, к сей войне привлек татарские войска, и чуть более десяти лет назад беззаконные измаиловичи под предводительством хана Дюденя пришли на Русь по приглашению Андрея и разграбили страну так, как грабил только достопамятный хан Батый.
Смерть великого князя Андрея Александровича может быть полезна для миссии «Великая католическая Русь», ибо высшей властью над Юрием Даниловичем сейчас является только ордынский хан, которого вряд ли сильно беспокоят внутренние дела Руси. Для хана главное – чтобы в срок и сполна платилась дань. Значит, Юрий Данилович теперь будет менее скован в своих действиях. А если после смерти Андрея начнется междоусобица, то и это будет на руку нашей миссии, ибо чем хуже дела на Руси, тем вернее ее княжества пойдут на союз с нами.
Жду твоего благословения миссии «Великая католическая Русь», брат мой и повелитель. Немедленно после его получения готов отправить в Москву тайного гонца с посланием о приеме нашего полномочного посольства.
Прими мой братский поклон, великий магистр Зигфрид. Да хранит тебя всемогущий Господь бесчисленные годы, да будут дни твои полны радости и успехов. Аминь.
Навеки брат твой во Христе Готфрид.
Документ № 9
Номер по описи Венской библиотеки: XIV-09-1743/T-IX
Готфриду фон Рогге, ливонскому ландмейстеру ордена Дома Святой Марии Тевтонской в Иерусалиме, от Зигфрида фон Фейхтвангена, Божьей милостью великого магистра вышеозначенного ордена.
Писано в Венеции в третий день октября 1304 года от Рождества Христова.
Слава Иисусу Христу во веки веков! Приветствую тебя, любезный брат мой Готфрид!
Властью, данной мне святейшим папой, я благословляю миссию «Великая католическая Русь». Все тонкости сей миссии доверяю тебе разработать самому. Обо всех важных новостях предписываю немедленно мне докладывать.
Хочу и я тебе сообщить новость, которую наши братья случайно услышали от купцов, приехавших из русских земель. Наследником покойного великого князя Андрея Александровича объявил себя не только Михаил Ярославич Тверской, но и его племянник по младшей линии – Юрий Данилович Московский. Возможно, это для тебя не новость, но мой орденский долг – тебе это сообщить. Ведь если Юрий действительно претендует на великое княжение Владимирское, то союз с нами может стать для него большой подмогой. Поскольку он стоит в русской княжеской иерархии ниже Михаила Тверского, то надежды на законное получение великого княжения у него почти нет. А в случае заключения союза с нами его будет поддерживать вся колоссальная мощь католического мира.
Если сейчас между Москвой и Тверью начнется междоусобная война, то это еще лучше для нас. Как ты верно заметил в своем письме, чем хуже дела на Руси, тем вернее ее княжества пойдут на союз с нами.
Я буду неустанно молиться за то, чтобы миссия «Великая католическая Русь» завершилась успехом. Да хранит тебя Господь на твоем богоугодном пути в интересах нашего общего святого дела. Аминь.
Навеки брат твой Зигфрид.
Документ № 10
Номер по описи Венской библиотеки: XIV-09-1743/T-Х
На документе отметка:
В архиве хранится перевод письма на латынь, русскоязычный оригинал отослан по назначению.
Князю Юрию Даниловичу, правителю города Москвы, от барона Готфрида фон Рогге, Божьей милостью ливонского ландмейстера ордена Дома Святой Марии Тевтонской в Иерусалиме.
Писано под строжайшей тайною в Вендене в пятый день ноября 1304 года от Рождества Христова.
Мир тебе и твоим подданным, славный и боголюбивый князь Юрий!
Пишу тебе с благословения великого магистра Тевтонского ордена и всех вышестоящих властей католического мира, вплоть до святейшего папы римского.
Стало мне известно, что ты недоволен правлением безбожных татар. И это неудивительно, ибо ты, добрый христианин и владетельный князь, вынужден падать ниц перед омерзительными измаиловичами, еще и платить им немалую дань. А еще стало мне известно, что Орда, исповедующая богопротивное язычество, собирается принимать столь же богопротивное магометанство, и тогда всем известная ордынская веротерпимость прекратится, и ты также будешь принужден к принятию учения лжепророка Магомета.
Так что я прекрасно понимаю, почему ты решил вести тайные переговоры о заключении союза с Великим княжеством Литовским и о создании государства под названием «Великая православная Русь». Как изволишь видеть, мне известно и об этих переговорах. Но я хочу задать тебе вопрос: зачем тебе союз с язычниками, почему ты не хочешь стать союзником, другом и братом для нас – христиан-католиков? В наших с тобою вероисповеданиях есть разница, мы не сходимся в некоторых обрядах и в вопросе исхождения Святого Духа, но все равно мы друг другу несравненно ближе, чем богомерзким идолопоклонникам, будь то Орда или Литва.
Хочу предложить тебе принять к вящей славе Господней истинную католическую веру и заключить нерушимый союз с нашим Ливонским орденом. Обещаю оказать тебе всемерную поддержку в освобождении от гнета татар, вплоть до присылки в Москву войска нашего ордена, а если этого будет недостаточно, то и войска Тевтонского ордена. Также обещаю тебе первенство среди русских и литовских князей, которые решат присоединиться к нашему богоугодному союзу, который я предлагаю назвать «Великая католическая Русь».
Дань, которую ты собираешь своего княжества для Орды, ты сможешь оставлять себе, ибо мы в несравненно более богатом и процветающем католическом мире не взимаем дань с друзей, союзников, братьев и единоверцев.
Пусть твои чувства и разум направляет печальный опыт великого князя Владимирского Юрия Всеволодовича, который неоднократно отвергал принятие истинной католической веры, предлагавшееся ему святейшим папой римским, и потому остался без союзников и был легко побежден безбожным ханом Батыем. Сейчас у тебя есть возможность исправить положение и восстановить Русь как великое государство в границах времен твоих славных предков – Ярослава Мудрого и Владимира Мономаха. Вспомни: ни одна католическая страна не была захвачена ни Чингисханом, ни Батыем, ни их потомками. Неужели это недостаточное доказательство того, что Господь благосклонен к добрым католикам?
Жду твоего ответа, любезный брат мой во Христе Юрий. Ответ ты можешь передать с гонцом, принесшим сие письмо. При твоем согласии к тебе прибудет наше тайное посольство, прием которого прошу обеспечить.
Благодать Божья да пребудет с тобою и всеми твоими подданными, да хранит тебя всемогущий Господь бесчисленные годы. Аминь.
Брат твой во Христе Готфрид.
Документ № 11
Номер по описи Венской библиотеки: XIV-09-1743/T-ХI
Герхарду фон Йорку, феллинскому комтуру братства рыцарей Христа Ливонии, от Франца фон Нарцлинга, Божьей милостью сержанта вышеозначенного комтурства.
Писано под строжайшей тайною в Москве в пятнадцатый день января 1305 года от Рождества Христова.
Слава Иисусу Христу! Приветствую Вас, отважный и высокомудрый комтур Герхард!
Как мне и было предписано, прибыл на Русь. За молодого ганзейского купца Франца из Мекленбурга, изучающего Русь на предмет возможного заработка на тамошних товарах, я стал выдавать себя сразу по приезде из Феллина в Дорпатское (Дерптское – прим. перев.) епископство, и это мне помогло: через Дерпт на Русь ехало еще много купцов, и среди них оказались и мекленбуржцы, везшие в Новгород роскошную одежду. С ними я доехал до Новгорода по прямой сухопутной дороге, причем даже сани не пришлось нанимать – они любезно дали мне место в своих, причем за плату скорее символическую.
Дорога из Дерпта в Новгород сейчас, в морозную и малоснежную зиму, прекрасно накатана. Впрочем, даже не могу себе представить, что тут творится в весеннюю и осеннюю распутицу, ибо никакого мощения на сей дороге нет. Скорее всего, весной и осенью ездить здесь вообще невозможно, и путешественникам приходится использовать длинный водный путь через Восточное море, реку Неву, Ладожское озеро и реку Волхов.
Думаю, полезным будет сообщить Вам, что в Новгороде после смерти великого князя Андрея Александровича еще не решили, какому князю подчиняться, и городом управляет посадник Андрейко Климович. На всякий случай уточню, что посадник – здешняя должность, соответствующая нашим обер-бургомистрам. Совет именитых горожан, который тут называется «вече», уже признал великим князем Михаила Ярославича Тверского, но немного поспешил, ибо права на великое княжение Михаил от ордынского хана еще не получил, а на это княжение претендует и Юрий Московский.
Впрочем, на жизни города эти волнения никак не сказываются. На торгу судачат о князьях, и все.
Новгород богат и обширен,
живет в нем, как тут говорят, более сорока тысяч человек, все причалы
заставлены кораблями и завалены товарами, а такого огромного торга я не видел
даже в своем родном Мекленбурге. Но деревянные, обветшалые новгородские
укрепления представляют собою довольно-таки печальное зрелище, тем более после наших великолепных ливонских замков. Это
невысокие, около пяти локтей (
Даже если бы сии дерево-земляные укрепления были свежепостроенными, все равно смести с вала такие стены при помощи мало-мальски современной осадной техники не представляет труда. Насколько мне известно, хан Батый таким образом в свое время взял все русские города, только до Новгорода не успел дойти из-за распутицы, а на следующий год необходимость брать Новгород у него уже не возникла, ибо сей купеческий город не проявлял чудес героизма и добровольно согласился признать себя ханским вассалом и платить дань.
Говорят, раньше в
новгородской крепости были всего две проездные башни, сейчас их четыре, и на
каждой есть надвратные храмы. Но все это по-прежнему деревянное. Пригородные
крепости Новгорода совсем невелики, их территория не превышает двух акров (менее
гектара – прим. перев.), и укреплены еще слабее: высота валов – не более
трех локтей (
И в самом Новгороде, и во всех пригородных крепостях устроено всего по одной линии дерево-земляных укреплений. Главных башен (или цитаделей – прим. перев.) внутри нет, кроме каменных храмов, хотя они – укрепления слабые и ненадежные, и вряд ли хоть один храм когда-либо выдержал серьезный приступ. В целом я бы выразился про укрепления Новгорода и его пригородов весьма нелестно: каковы крепости, таковы и главные башни.
Вы повелели мне узнать, как идет строительство каменных укреплений, заложенных три года назад. Могу сказать лишь одно: никак. (Строительство торжественно заложенных в 1302 году каменных стен новгородского детинца началось только в 1330-е годы – прим. перев.). И хотя враг не приступал к стенам Новгорода уже много столетий, столь беспечное отношение новгородцев к укреплению родного города меня весьма удивило.
Из Новгорода до Твери я уже ехал по льду рек: прямая сухопутная дорога между сими городами существует, но имеет вид немощеной лесной тропы, по ней могут передвигаться только пешие и всадники, а для купеческих саней и повозок она слишком узка и неудобна. Я мог поехать, воспользовавшись так называемым «ямом», – службой предоставления крестьянами путешественникам лошадей, саней и повозок, которую на Руси недавно ввели татары. Но предпочел пожить на новгородском постоялом дворе пару лишних дней, познакомился с немецкими купцами из Любека, везшими в Тверь женские украшения, и поехал с ними. Плата за проезд тоже была скорее символической – им был нужен хороший собеседник, а я могу беседовать на любые темы с кем угодно, от простолюдина до графа. Я сейчас написал это не для того, чтобы похвастаться, ибо Господь учит нас скромности, а чтобы объяснить, как мне удалось сберечь немало выданных мне в дорогу орденских денег. Подробный отчет по деньгам дам по возвращении в Феллин.
Из Новгорода есть три основных водных пути в верховья Волги, за которыми начинаются земли Тверского княжества. Северный путь, самый длинный, – по реке Мсте. Южный – по реке Поле, ее притоку Щеберихе и озеру Селигер. Средний, самый короткий, но непроходимый для больших купеческих кораблей, – по Поле, ее притоку Явони, потом по озеру Велье, через волок – в реку Либья, впадающую в озеро Шлино. Из сего озера вытекает река с таким же названием, являющаяся притоком реки Цны. Из последней есть волок в Тверцу, которая, в свою очередь, впадает уже в Волгу.
Поскольку мы ехали по зимнику, ширина и глубина рек для нас были неважны, и мы воспользовались кратчайшим путем – по Поле, Явони, Либье, Цне и Тверце, и уже через несколько дней прибыли в небольшой городок Новый Торг (ныне Торжок – прим. перев.), за которым заканчивается Новгородская земля и начинается Тверское княжество.
Собственно, торг – он и есть торг, и ничего, кроме огромного торга, в Новом Торге я не увидел. Даже мало-мальски серьезной крепости там нет, какой-то обгорелый и покосившийся частокол на пригорке. Каменных храмов в городе тоже нет, зато деревянные церкви стоят почти на каждой улице. Впрочем, деревянных храмов огромное количество во всех русских городах. Наверно, даже больше, чем у нас часовен и молелен. И при этом на Руси это не часовни или молельни, а именно полноценные храмы, с литургией и причтом. Неудивительно, что священнослужителей здесь можно видеть на улицах очень часто, несравненно чаще, чем у нас в Ливонии или в моем родном Мекленбурге.
Двигаясь дальше по льду
Тверцы, мы достигли Твери. Сей город по размерам меньше Новгорода, но
укрепления здесь находятся в более хорошем состоянии, хотя все равно являются теми же дерево-земляными. Длина их около тысячи локтей (около
Купцы с товаром из Новгорода через Тверь в Москву обычно не ездят, ибо на границе Московского княжества им тогда приходится платить пошлину еще раз. А в обход Твери из Новгорода в Москву есть дорога через Волок Ламский (ныне Волоколамск – прим. перев.), она несколько более длинная, но зато приходится платить только одну пошлину – московскую. Но я считал своим долгом осмотреть Тверь, дабы описать для Вас сей город, поэтому не остановился перед оплатой лишней пошлины. Впрочем, тверская пошлина была совсем небольшой, ибо никакого товара я не вез. Я отражу ее в своем отчете.
Настроение тверичей я назвал бы не просто приподнятым, а радостным. Похоже, никто здесь не сомневается, что великим князем Владимирским ордынский хан утвердит их Михаила. А еще они очень гордятся построенным несколько лет назад каменным городским собором, посвященным Спасу Нерукотворному. По сравнению с новгородскими, а тем более с нашими городскими храмами он выглядит как маленькая часовня, его стены грубы и неровны, купол всего один. Но зато сей купол покрыт золотом, и построен храм из самого престижного во Владимирском великом княжестве материала – так называемого белого камня. А главное – это вообще первый каменный собор, возведенный после Батыева разорения.
Из Твери в Москву есть речной путь – если из Волги повернуть в реку Дубну, потом в ее приток Сестру, потом через волок в Истру – приток Москвы. Но сейчас зима, кратчайшая сухопутная дорога находится в хорошем состоянии, поэтому я поехал по ней. Уже не с попутчиками-купцами, а в «ямских» санях.
Следующим «ямом», где путешественники могут отдохнуть и поменять коней, по дороге в Москву является город Вертязин (ныне село Городня – прим. перев.). Еще Вертязин называют Городней – по названию деревянных срубов, из которых на Руси строят укрепления.
Сей город совсем невелик,
стоит он милях в пятнадцати (
В Вертязине мне пришлось задержаться на несколько дней, ибо жестокий русский мороз, от которого путник может спастись при помощи теплой одежды, сменился столь же жестокой метелью, когда путешествие даже по проторенной дороге становится невозможным.
Большая «ямская» изба, в которой останавливаются те, кто отдыхает и ожидает свежих лошадей, из-за метели была переполнена. Никакого другого постоялого двора в городке не было, поэтому путешественники, у которых были хоть какие-то свободные деньги, договаривались о постое с жителями городка. Каюсь, я тоже предпочел постой в относительном уюте вертязинской избы сну на полу в общем зале «яма». Если я сим нарушил обет бедности и напрасно потратил орденские деньги, то готов покаяться и принять заслуженное наказание.
Готов я покаяться и в другом грехе – впадения в соблазн. Дело в том, что в избе плотника Прова, в которой я провел несколько дней, живет и его дочь, молодая вдова по имени Бажена. Ее супруг Остафий был дружинником, то есть воином княжеского регулярного войска, и погиб во время одной из междоусобных войн. Бажена же, овдовев, продала тверской дом покойного мужа и вернулась в Вертязин к своему престарелому отцу, который тоже давно овдовел и зарабатывает тем, что пускает на постой путников. И я каюсь в том, что не мог не смотреть на сию прекрасную черноволосую Бажену с вожделением, недостойным смиренного члена монашеского ордена.
А во вьюжную ночь перед Светлым Рождеством Христовым Бажена выразила желание оказать мне благосклонное плотское внимание, и сие меня, откровенно говоря, глубоко взволновало, хотя я и подозреваю, что был далеко не первым и не последним путником, которому она такое внимание была готова оказать и наверняка не раз оказывала.
Но Вы не подумайте ничего дурного, мой многоуважаемый комтур Герхард, я плотским соблазнам не поддался и смирил бунтующую плоть неустанной молитвою. Могу сказать, что Бажену сие несколько огорчило, а еще более удивило. Я же не мог ей объяснить, что являюсь не купцом, а сержантом Ливонского ордена, то есть монахом! Но я нашел выход: объяснил ей, что у меня на родине в Мекленбурге есть невеста, которой я храню верность. На это соблазнительная Бажена подмигнула своим темным глазом и сказала с бесконечной самоуверенностью, что рано или поздно мне надоест сия невеста, или жена, или Мекленбург, или Германия в целом, и я вернусь к ней в Вертязин, ибо само имя сего города по-русски означает «вертеть», то есть «вернуться». На сем мы расстались, ибо Бажена с загадочной улыбкою накинула шаль на обнаженные плечи и вышла из моей комнаты. А на следующее утро метель прекратилась, и я отправился дальше, лишь поклонившись сей далеко не неутешной вдове на прощание.
Не сомневайтесь, любезный комтур, я сделаю все, дабы забыть ту рождественскую ночь в Вертязине. Правда, теперь я вынужден гнать от себя не только наваждение врага рода человеческого по имени Бажена, но и еще одно наваждение – мекленбургское, по имени Ханна. Ведь я, рассказав Бажене про невесту из Мекленбурга, тем самым разбередил уже начавшую зарастать старую душевную рану, и теперь часто вспоминаю еще и о Ханне из Висмара, своей возлюбленной, которую я оставил, вступив в Ливонский орден. Однако я верю, что смогу по примеру святого Антония Падуанского преодолеть все сии искушения и с честью выполнить свои орденские обеты и свой орденский долг.
Дальше до самой Москвы никаких приключений не было, кроме того, что на первом московском военном посту около Сенежского озера у меня очень долго выясняли, кто я такой. Действительно, москвичам не могло не показаться подозрительным то, что молодой купец едет в Москву из Германии без товаров, с небольшим количеством денег, и не через дружественный Волок Ламский, а через враждебную Тверь. И мне даже пригрозили пыткою. Но, к счастью, опасаются москвичи не немецких, а тверских лазутчиков, а я, хвала Пресвятой Деве-Заступнице, догадался говорить по-русски гораздо хуже, чем говорю на самом деле, и московские дозорные решили, что немец, едва знающий русский язык, вряд ли может быть лазутчиком Твери. Один них, неплохо говоривший по-немецки, обсудил со мной погоду в Мекленбурге, я справедливо пожаловался на сырость берегов Восточного моря и был благополучно отпущен.
Полагаю, все это лишний раз свидетельствует о том, что отношения между Москвой и Тверью сейчас крайне напряженные, и в воздухе, как говорится, ощутимо пахнет войною.
И, наконец, в самом начале нового 1305 года от Рождества Христова я с Божьей помощью прибыл в Москву.
Московская крепость
расположена на высоком холме около впадения в реку Москву маленькой речки
Неглинной, и по размеру меньше тверской, длина ее укреплений – около 800 локтей
(примерно
Ниже устья Неглинной в Москву-реку впадает еще один, гораздо более длинный и полноводный приток – Яуза, по которой проходит один из главных торговых путей великого княжества Владимирского. Корабли из Москвы-реки поворачивают в Яузу, поднимаются по ней до волока в Клязьму, а потом по Клязьме плывут до Владимира. Непонятно, почему город Москва полтора века назад был основан на холме у стрелки Москвы-реки и Неглинной, по которой корабли вообще не плавают, а не у стрелки Москвы-реки и Яузы. Ведь холм у Яузы не менее высок, чем холм у Неглинной. По-видимому, строитель первой московской крепости князь Юрий по прозвищу Долгорукий, живший полтора века назад, применил те же принципы фортификации, по которым и тверская крепость построена не около устья Тверцы, а на другом берегу Волги.
На противоположном берегу Москвы-реки тоже есть укрепление – монастырь, посвященный Даниилу Столпнику, тезоименитому святому основавшего его князя Даниила Александровича.
Татар и прочих восточных людей в Москве почти не видно, их можно часто встретить только на торгу. Влияние Орды чувствуется лишь в одежде и вооружении воинов, которых на улицах очень много, гораздо больше, чем в Твери, и тем более в Новгороде.
Такова картина сего города, который можно смело назвать воинствующим.
Поселился я на немецком подворье, расположенном снаружи городской крепости, около ворот, выходящих к торгу, в сторону Яузы. На сем подворье есть очень чистый и ухоженный постоялый двор, где останавливаются наши соотечественники. Впрочем, русских людей и жителей других стран туда тоже пускают, но за гораздо более высокую плату. В итоге получается, что отдельная комната на сем подворье стоит для немцев даже дешевле, чем комната на двух человек – на русском постоялом дворе. Разумеется, если постоялый двор столь же удобен, ибо тут есть и совсем дешевые ночлежки, но они слишком грязны и шумны даже для давшего обеты бедности скромного сержанта монашеского ордена. В них при крайней необходимости можно переночевать, но прожить два месяца крайне тяжело. Тем более что мне нужна тихая комната, где можно было бы писать, не опасаясь посторонних глаз.
Письмо нашего благословенного ландмейстера Готфрида Юрию Даниловичу, привезенное в полой внутри статуэтке Пресвятой Девы Марии, я принес в княжеский дворец сразу же по приезде в Москву. Привратнику передавать его не стал, напустил на себя по возможности таинственный и важный вид и сказал, что являюсь тайным гонцом братства рыцарей Христа Ливонии и могу передать письмо если не самому князю, то одному из его братьев, или верховному воеводе, или начальнику тайной службы, или кому-либо из наиболее высокопоставленных вельмож.
Уже через несколько минут ко мне вышел молодой человек, ненамного старше меня, и представился Иоанном, вторым сыном князя Даниила Александровича, то есть младшим братом Юрия.
Я поклонился, правдиво сказал, что являюсь сержантом Ливонского ордена бароном Францем фон Нарцлингом, отдал Иоанну письмо и предупредил, что если боголюбивый князь Юрий соблаговолит послать со мной ответ, то меня будет нетрудно найти на немецком подворье, где я буду жить и ждать ответа еще два месяца. На сем я откланялся. Надеюсь, я ни в чем не отступил от указаний, данных мне перед отъездом на Русь Вами, мой любезный комтур.
Сие письмо я шлю с купцами – нашими соотечественниками. Нашел таких, которые отсюда направляются в Ливонию и будут проезжать Феллин. Торг здесь большой, купцов много.
Благословенный комтур Герхард, благодать Божья да пребудет с Вами и всеми нашими братьями. Да хранит Вас всемогущий Господь. Аминь.
С восхищением Вашей отвагою, смиренным послушанием и неустанной молитвою за Вас,
раб Божий Франц.
Документ № 12
Номер по описи Венской библиотеки: XIV-09-1743/T-ХII
Ханне, дочери Ханса, старшины цеха суконщиков в Висмаре, от барона Франца фон Нарцлинга.
Писано в Москве, что на Руси, в восемнадцатый день января 1305 года от Рождества Христова.
Моя любимая Ханна!
Не знаю, сможешь ли ты простить меня за письмо, в котором я попытался отречься от нашей любви во имя монашеских обетов, данных в Ливонском ордене. Но прошло время, и я понял: от любви отречься невозможно.
Пишу тебе потому, что не могу тебя ни разлюбить, ни забыть. Из тысяч людей только твой образ запечатлелся в моей памяти, только твои глаза и твоя улыбка делают мой мир ярче и светлее. Я помню каждую минуту, которую мы провели вместе, помню, как был счастлив быть с тобою рядом, слышать твой голос, ловить каждый твой жест и взгляд.
Настоящая любовь – это дар, который способен заслужить не каждый. Воистину это подарок небес, который нужно беречь, ибо он уже в сердце, и потеряв этот подарок, я потеряю и сердце. А как можно жить без сердца?
Конечно, же, с точки зрения монашеских обетов моя любовь к тебе – грех. Я готов в нем покаяться, но не готов разлюбить тебя.
Ты наверняка слышала о такой стране, как Русь. Помнишь, я заходил в твой родительский дом, и там гостил друг твоего отца Хельмут, который как раз вернулся из сей страны и рассказывал, что она по размерам едва ли не больше всей Священной Римской империи, что там зимой сильнейшие морозы, весной и осенью распутица, а летом жара? А твой отец сказал, что Русь по-прежнему опасна для нас, добрых католиков, хотя и захвачена дикими язычниками – монголами. Почему он решил, что Русь опасна, – не знаю, ведь она на католические страны никогда не нападала, скорее все было наоборот. Во всяком случае, мой Ливонский орден нападал на Русь не раз. Впрочем, наши орденские власти называют это не нападениями, а выполнением богоугодного миссионерского долга.
Так вот, я сейчас нахожусь в Москве, одном из крупнейших городов сей страны, с важной и тайной орденской миссией. Хельмут был прав, морозы здесь зимой стоят жесточайшие. Страдаю от холода, но меня греет память о тебе и о нашей любви.
Если еще помнишь и любишь меня, напиши. В Ливонский орден писать нельзя, ибо тамошние власти не признают за своими братьями – даже за рыцарями, не говоря уж о сержантах – никакого права на собственные тайны и читают все приходящие письма. А в Москве я пробуду еще два месяца, так что если ты осчастливишь меня, написав мне письмо, то у меня будет время его получить.
Сие письмо я передаю с мекленбургскими купцами, они как раз едут в Висмар и обещают прислать тебе его даже не монастырской почтою, а с посыльным, что весьма любезно с их стороны. Я знаю, что твои родители не считают себя вправе следить за тем, какие письма и от кого ты получаешь, поэтому если в дом придет посыльный с письмом для тебя, вряд ли у них возникнут подозрения. А недели через две сии купцы собираются обратно на Русь, так что если ты решишь написать мне письмо, то сможешь им его передать. Посыльный скажет, где их найти. Или просто поищи в висмарской гавани купцов, отправляющихся в Москву, они за небольшую плату готовы будут взять письмо. Живу я в Москве на немецком подворье, его тут все знают.
Желаю тебе, моя милая Ханна, столько счастливых дней, сколько в океане капель воды!
Навеки твой Франц.
Документ № 13
Номер по описи Венской библиотеки: XIV-09-1743/T-ХIII
Герхарду фон Йорку, феллинскому комтуру братства рыцарей Христа Ливонии, от Франца фон Нарцлинга, Божьей милостью сержанта вышеозначенного комтурства.
Писано под строжайшей тайною в Москве в четырнадцатый день февраля 1305 года от Рождества Христова.
Слава Иисусу Христу! Приветствую Вас, отважный и праведный комтур Герхард!
Спешу сообщить Вам, что
вчера ко мне на немецкое подворье пришел молодой князь Иоанн Данилович,
которому я больше месяца назад передал письмо нашего ландмейстера Готфрида для
князя Юрия. Иоанн сообщил, что его старший брат еще не готов ответить
Ливонскому ордену и просит подождать еще месяца два – три.
Так что я, с Вашего
позволения, еще побуду здесь. Со мной все хорошо, не извольте обо мне
беспокоиться.
За деньги на мое проживание в Москве тоже не извольте беспокоиться, ибо Иоанн Данилович сказал, что поскольку я задерживаюсь здесь как бы по воле князя, то и за мое проживание должен платить князь. Возразить мне было нечего, и Иоанн вручил мне деньги, которые, не в обиду будь сказано нашему славному ордену, раза в три больше содержания, положенного даже рыцарям, не говоря уж о скромных сержантах. Что же, о русской щедрости мне приходилось слышать не раз и в Ливонии, и в моем родном Мекленбурге. Все сии деньги будут отражены мною в отчете, который дам по возвращении.
Любезный мой комтур Герхард, да пребудет с Вами и всеми нашими братьями благодать Божья. Да хранит Вас всемогущий Господь. Аминь.
Со смирением, восхищением Вашей отвагою и неустанной молитвою за Вас,
Франц фон Нарцлинг
Документ № 14
Номер по описи Венской библиотеки: XIV-09-1743/T-ХIV
Ханне, дочери Ханса, старшины цеха суконщиков в Висмаре, от барона Франца фон Нарцлинга.
Писано в Москве в двадцать шестой день марта 1305 года от Рождества Христова.
Моя горячо любимая Ханна!
Ты даже не можешь себе представить, как я был рад прочесть твое письмо и узнать, что ты меня по-прежнему любишь!
Получил я радостные вести от тебя в первые дни по-настоящему теплой и весенней погоды. И хотя тут говорят, что еще не раз будет и ненастье, и даже снегопад, все равно весна в моей душе чудесным образом совпала с весною в Москве, и это наполнило меня столь светлыми чувствами, что я неспособен передать их словами, тем более на пергаменте.
И любуясь весенними ручьями, я понял, что я без тебя не живу, а просто существую. Счастливым меня может сделать только встреча с тобой. Я смогу пересечь горы и переплыть океан, чтобы увидеть тебя. Мысли о тебе помогают мне во всех начинаниях, и под их влиянием я становлюсь уверенней в своих силах. Ты прекрасна, желанна и любима. Таких девушек, как ты, нет нигде.
Что нужно человеку, чтобы чувствовать себя счастливым? Это очень сложный вопрос, так как каждый понимает счастье по-своему. Но теперь я знаю, что для меня счастье – это быть с тобою рядом, слышать твой голос, держать тебя за руку и провести жизнь вместе с тобою, наслаждаясь каждым днем, каждым часом и минутой.
Ты в своем письме попросила рассказать о Руси. Не знаю, что именно тебе может быть интересно, поэтому опишу лишь несколько своих впечатлений, а все остальное с удовольствием расскажу, когда мы, наконец, увидимся с тобою.
Внешне русские города очень сильно отличаются от наших. Тут все деревянное, из камня строят только храмы, да и то в ничтожном количестве. Нет, храмов тут много, даже больше, чем в наших краях, но они почти все построены из дерева. Такая церковь, а иногда и несколько, стоит почти на каждой улице. Иногда это лишь высокие избы с крестом наверху, но чаще встречаются весьма вычурные произведения плотницкого искусства, вплоть до больших храмов башнеобразной формы, увенчанных восьмигранными шатрами. А где много церквей, там много и священников, которых здесь зовут на латинский лад – попами, сходно с нашим святейшим папою. На улицах священников и монахов можно встретить куда чаще, чем в наших немецких городах.
В Москве, как и в других виденных мною русских городах, очень много новых зданий, но насколько я понимаю, это следствие не богатой жизни, а частых пожаров. Почти все строения окружены высокими заборами, и с улицы их почти не видно, только со всех сторон слышен яростный лай цепных псов. Первые ночи здесь я из-за этого лая даже плохо спал. Правда, потом привык.
Мостовые на крупнейших улицах русских городов замощены, но не камнем, как у нас, а изрядно прогнившим деревом, и нужно все время смотреть себе под ноги, дабы не споткнуться. На улицах, где нет мостовых, грязь невообразимая даже сейчас, когда еще почти везде лежит снег, а насколько грязно тут будет недели через две, даже трудно себе представить.
Одевается здешний народ
проще и беднее, чем в нашем Мекленбурге. Видимо, сказывается верховное
владычество Монгольской империи: Русь вынуждена платить дань, и это не может не
вести к обеднению большинства людей. Но все слышанные нами рассказы про русских
варваров, одетых в невыделанные звериные шкуры, – прости Господи, полная
ерунда. Так же, как у нас, на Руси по одежде можно определить сословную
принадлежность: благородный это человек, купец, ремесленник, воин или
крестьянин.
А про русских женщин даже говорить не хочу, хотя мне прекрасно известно, что их красота вошла в пословицу. Не хочу говорить, ибо с тобою не может сравниться никто, будь то русская, гречанка или турчанка.
Прости, моя милая Ханна,
что я не могу сейчас быть с тобою, за то, что не могу обнять тебя. Жду нашей
встречи. Прошу тебя, береги свое сердце лишь для меня. Ты для меня
единственная, и я не могу тебя потерять. Скучаю, но давай потерпим еще немного!
Я люблю тебя, целую и крепко обнимаю! Желаю тебе столько счастливых дней, сколько бутонов распускается весной!
Навеки твой, нежно любящий тебя Франц.
Документ № 15
Номер по описи Венской библиотеки: XIV-09-1743/T-ХV
Отчет барона Франца фон Нарцлинга, Божьей милостью сержанта братства рыцарей Христа Ливонии, о выполнении тайной миссии по передаче письма ландмейстера Ливонского ордена Готфрида фон Рогге московскому князю Юрию Даниловичу.
Писано под строжайшей тайною в Феллине в десятый день мая 1305 года от Рождества Христова.
Слава Иисусу Христу!
Помолившись Господу нашему и трижды осенив себя крестным знамением, я приступаю к отчету о выполнении тайной миссии по передаче письма благословенного ландмейстера Готфрида московскому князю Юрию Даниловичу.
В четвертый день января сего года я с Божьей помощью прибыл в Москву под видом молодого ганзейского купца, изучающего Русь на предмет заработка на тамошних товарах, и уже на следующий день принес в княжеский дворец письмо нашего благословенного ландмейстера Готфрида. Сообщил привратнику, что являюсь тайным гонцом Ливонского ордена и должен передать письмо либо самому князю, либо одному из его братьев или наиболее высокопоставленных вельмож. Вскоре ко мне вышел князь Иоанн Данилович, младший брат Юрия.
В соответствии с указаниями, данными мне моим отважным комтуром Герхардом, я представился уже не купцом, а сержантом Ливонского ордена бароном Францем фон Нарцлингом, отдал письмо и сказал, что если боголюбивый князь Юрий соблаговолит послать со мной ответ, то меня можно будет найти на немецком подворье, где я буду жить и ждать ответа еще два месяца.
В тринадцатый день февраля на немецкое подворье пришел князь Иоанн Данилович и известил меня, что его старший брат Юрий все еще не готов ответить Ливонскому ордену и просит подождать еще месяца два – три. Еще Иоанн сказал, что поскольку я задерживаюсь здесь по воле князя, то и за мое проживание должен платить князь, и вручил мне деньги, которые отражены в прилагаемом к данному отчету расчете доходов и расходов по поездке на Русь. (Такого приложения в подборке документов нет: видимо, оно не было приобщено к подборке либо пропало – прим. перев.).
Во второй день апреля ко мне на немецкое подворье вновь явился Иоанн Данилович и объявил, что князь Юрий готов принять благородного барона Франца фон Нарцлинга, посла Ливонского ордена. Я несколько удивился и сказал, что нахожусь в ранге не посла, а лишь гонца, и не готов к приему у князя, у меня даже нет с собою орденской одежды. Но Иоанн, оказывается, и это предусмотрел: позвал пришедшего с ним слугу, и тот внес в комнату полное рыцарское облачение, включая орденский плащ с крестом. Я сказал, что я пока что не рыцарь, а лишь сержант, но Иоанн сказал, что я должен думать о деле, а не о титулах. Тогда я взял на себя смелость надеть рыцарское одеяние, и оно мне пришлось впору – похоже, его готовили специально для меня. На мой вопрос, где удалось достать такое облачение, князь ответил, что на торгу. Не ведаю, правда это или нет, хотя торг здесь действительно весьма богат и обширен. Впрочем, все, что вскоре произошло, наверняка было подготовлено заранее, и княжеские портные могли и сами сшить такую одежду.
Появился еще один слуга и внес большой меч, из тех, которые чаще всего употребляются в битвах нашими братьями, только более богато украшенный. Я препоясался сим мечом, и мы отправились. Кони князя Иоанна и его свиты были привязаны у входа на немецкое подворье, был там конь и для меня.
Когда я в орденском облачении ехал по Москве в сопровождении князя и слуг, жители удивленно глядели нам вслед.
Во дворце я прождал в отдельной комнате довольно долго, около трех часов. Впрочем, я ни в чем не нуждался, мне даже принесли поесть. Наконец пришел князь Иоанн, вежливо извинился за то, что мне пришлось задержаться так надолго, вручил мне ранее привезенное мною письмо ландмейстера Готфрида и попросил прочитать его князю Юрию вслух. Потом вышел.
Письмо было распечатано. Поскольку ранее я видел его лишь запечатанным, то, разумеется, не читал, да и в любом случае не посмел бы даже подумать о том, чтобы его прочитать. А тут бегло просмотрел, и в моем сердце загорелась надежда на то, что союз князя Юрия с нашим Ливонским орденом если не будет заключен немедленно, то хотя бы начнется его подготовка. Не зря ведь меня одели в полное рыцарское облачение, назвали послом и попросили прочитать князю письмо! Как вскоре выяснилось, сие действительно было не зря, только совсем не так, как я себе это успел вообразить.
Еще через полчаса явился дворецкий и проводил меня в большой зал, который можно было бы назвать тронным, если там был трон. Но там стояли лишь простые лавки, да и деревянные стены почти не имели украшений, только были покрыты какими-то узорами.
На возвышении сидел князь Юрий, одетый в простую одежду русского воина, рядом с ним – князь Иоанн. Вдоль стен расположились чуть более дюжины приближенных, тоже одетых очень просто. Только один человек резко выделялся своей богатой одеждою, и это был татарин, расположившийся рядом с Юрием и Иоанном, на одной лавке с ними. Я полагаю, что это был посланник ордынского хана или просто высокопоставленный татарский вельможа.
Я вошел, держа письмо в руке, принял самый торжественный вид и отдал церемониальный поклон, на который никто не ответил.
«Говоришь по-русски, посол?» – обратился ко мне князь Юрий, не встав, не поздоровавшись и даже не кивнув.
«Да, боголюбивый князь», – ответил я.
«Слушаем тебя».
Я громко прочитал письмо. Закончив, еще раз отдал церемониальный поклон, подошел к Юрию Даниловичу и передал ему письмо в руки. Потом отошел на место, где стоял раньше.
«Вот видишь», – сказал московский князь татарину. Что он имел в виду – непонятно. Наверно, у них раньше был какой-то разговор на сию тему.
Татарин кивнул.
Юрий резко встал, повернулся ко мне и крикнул: «Все, что вам якобы известно, – гнусная клевета, и вот вам мой ответ!» Бросил пергамент на пол и стал топтать. Потом выхватил из ножен меч.
Я, конечно, был потрясен и растерян. Мелькнула мысль о защите, я потянулся к мечу, который был у меня, но сзади подошли слуги, крепко схватили меня за локти и отобрали оружие. Так что мне осталось уповать лишь на заступничество Пресвятой Девы Марии.
Но князь, прежде чем занести свой меч для смертельного удара, повернулся к татарину и вопросительно посмотрел на него. Тот на ломаном русском языке сказал: «Не убивай сей юноша, он есть еще совсем молодой».
Тогда Юрий ударил меня по лицу рукоятью меча. Я упал, оглушенный, и остальное помню как во сне.
Князь отпустил всех приближенных, они стали выходить из залы, и едва ли не каждый считал своим долгом пнуть меня ногою, как шелудивого пса, или плюнуть на меня. Потом слуги выволокли меня на улицу.
«Немца бьют! Смерть латинянам! Не щадите проклятого тевтона!» – радостно закричали прохожие. Тут же собралась толпа. И под ее улюлюканье слуги разодрали на мне рыцарскую одежду и стали валять меня в грязи, которой в апреле на московских улицах очень и очень много. Еще один из слуг выплеснул на меня помои. Их запах был настолько резок и омерзителен, что я пришел в себя. И вовремя, ибо слуги отошли в сторону, и на меня набросилась толпа.
Каюсь, я не стал пытаться сражаться, ибо был безоружен, к тому же подумал, что если я погибну, то никто не сможет рассказать в ордене о том, как князь Юрий принял письмо. Так что я обратился в бегство. Шатаясь, я мчался по улицам, а вслед летели камни и комья грязи.
Невообразимо испачканный, в изорванной и зловонной одежде, весь в синяках, гонимый злобствующей толпою, я прибежал на немецкое подворье. Мне показалось, что москвичи сейчас ворвутся туда вслед за мною и устроят погром, но, хвала всемогущему Господу, раздался топот копыт, к подворью подъехал все тот же Иоанн Данилович и громовым голосом повелел всем расходиться. Ослушаться его никто не посмел.
Вот таким жесточайшим образом оказалось унижено мое баронское достоинство. Но я, верный чувству орденского долга, стоически перенес все побои и издевательства, непрерывно молясь Господу и Пресвятой Деве Марии. И не сомневаюсь, что сии молитвы были не напрасны, ибо никаких мало-мальски серьезных ранений я не получил и даже не стал звать лекаря. Омыл свое избитое тело и лег в постель, дрожа как в лихорадке.
На следующий день ко мне явились двое княжеских слуг и внесли большой сундук, сказав, что князь Иоанн Данилович велел передать барону Францу вещи, которые могут быть полезны в обратной дороге. Я стал отказываться, но слуги не стали меня слушать, оставили сундук и вышли, а я еще был слишком слаб после побоев, чтобы остановить их. В сундуке был меч, украшенный еще богаче, чем отобранный накануне, новое рыцарское облачение, большой кошель с золотом, а также охранная грамота за подписью князя Юрия Даниловича на проезд барона Франца фон Нарцлинга из Москвы в Ливонию через Волок Ламский и Новгород.
Немного подлечив свои синяки, самым большим из которых был тот, который оставила на моем лице рукоять меча князя Юрия, я выехал из Москвы по пути, указанному в грамоте, уже не скрываясь и не переодеваясь купцом. Весенняя распутица к тому времени прекратилась, погода стояла прекрасная, так что вскоре я с Божьей помощью благополучно прибыл в Феллин. Все золото, полученное в Москве, я сдал в комтурское казначейство, а меч и облачение – в интендантство, ибо, будучи всего лишь сержантом, не имею права принимать столь богатые подарки и носить одежду рыцаря.
На сем я осмеливаюсь завершить свой отчет. Аминь.
Со смирением и неустанной молитвою,
Франц фон Нарцлинг.
Документ № 16
Номер по описи Венской библиотеки: XIV-09-1743/T-ХVI
Герхарду фон Йорку, феллинскому комтуру братства рыцарей Христа Ливонии, от Готфрида фон Рогге, Божьей милостью ландмейстера вышеозначенного братства.
Писано под строжайшей тайною в Вендене в девятнадцатый день июня 1305 года от Рождества Христова.
Слава Иисусу Христу! Приветствую тебя, брат мой Герхард!
Прежде всего хочу известить тебя о том, что промыслом Божьим состоялось избрание святейшего папы. Теперь верховный понтифик – Климент (V – прим. перев.), в миру Раймон Бертран де Го. Ему примерно сорок лет, то есть он совсем, можно сказать, молодой. По происхождению он знатный гасконец. Его старший брат – архиепископ Лиона, а сам Климент был архиепископом Бордо. Говорят, его поддерживает французский король Филипп Красивый (IV – прим. перев.), которому понтифик обязался уступить на пять лет церковные доходы в пределах Франции и обещал полное послушание, вплоть до переезда из Рима в Авиньон, поближе к королю.
Но все это, разумеется, между нами. Мы знаем друг друга Бог весть сколько лет и можем быть откровенны друг с другом. Кроме того, в столь же глубокой тайне скажу тебе, что чувствую я себя все хуже и хуже, неминуемо близится день моего отхода к Господу. И никого, кроме тебя, я на месте ливонского ландмейстера не вижу. Так что рано или поздно придет время, когда ты сам будешь обязан вникать в тонкости дел высшей власти.
Еще имей в виду, что после занятия нашими победоносными войсками замков рижского архиепископа – Дюнамюнде, Икскуль, Митавы и Кирхгольма – его высокопреосвященство наверняка будет жаловаться на нас святейшему папе. Так что придется принимать папских легатов и давать им объяснения. Возможно, даже надо будет ехать с объяснениями в Рим или Авиньон. Если меня подведет здоровье, то думаю, что придется ехать тебе. Впрочем, все в руках Божьих.
Теперь о миссии «Великая католическая Русь». Я получил отчет юного Франца, который ты мне направил. Отчет прекрасно написан, его не стыдно переслать нашему великому магистру в Венецию. Не сомневаюсь, что брат Зигфрид перешлет сей отчет выше – в Римскую курию. На ближайшем заседании тайного совета нашего ордена будем думать, как действовать на Руси дальше. Но сначала я хотел бы узнать мнение вышестоящих властей – брата Зигфрида и Апостольской канцелярии.
Должен сказать, что сержантом Францем я весьма доволен. Чувствую, что в его жилах не зря течет благородная кровь доблестного барона Генриха фон Нарцлинга, которого, как тебе известно, я помню по Акре. Франц, как я вижу, – юноша не только образованный, но и общительный, и бережливый, и почтительный, и откровенный, и вовсе не трус. Благословляю его посвящение в рыцари и производство в братья нашего славного ордена.
Конечно, надо было бы дать юноше немного отдохнуть, но для него есть дело. Сейчас рыцарь Тевтонского ордена Петер фон Дуйсбург ведет в прусском Мариенбурге (ныне польский город Мальборк – прим. перев.) работу над «Хрониками Пруссии» – исторической апологией ордена. Насколько я понимаю, брат Петер пытается вслед за святым Бернаром Клервоским и его благословенной «Похвалою» определить роль рыцаря в крестовых походах, важным поприщем которых являются Пруссия и ее окрестности, то есть и наша Ливония. Так что сия работа очень важна.
Когда я в последний раз был в Венеции, великий магистр Зигфрид попросил меня направить для помощи брату Петеру ливонского рыцаря, искусного в писательском деле. Полагаю, что никого лучше Франца нам не найти.
Кстати, по поводу Мариенбурга: брат и повелитель Зигфрид известил меня, что собирается переносить туда свою резиденцию из Венеции. Так что грядут большие переезды: святейший папа – в Авиньон, тевтонский великий магистр – в Мариенбург. Я считаю решение нашего брата Зигфрида правильным, ибо Палестина волею Божьей пока что потеряна, основная деятельность Тевтонского ордена теперь ведется в Пруссии, и управлять всеми боевыми братствами из Италии крайне затруднительно. Нахождение великого магистра в Венеции было еще более-менее оправдано, пока неподалеку, в Риме, находился святейший папа, но если понтифик переедет в Авиньон, то в Венеции вообще окажется делать нечего, разве что слушать заунывные песни гондольеров.
Да пребудет с тобою Божья благодать, да хранит тебя Господь. Аминь.
Брат твой Готфрид.
Документ № 17
Номер по описи Венской библиотеки: XIV-09-1743/T-ХVII
Ханне, дочери Ханса, старшины цеха суконщиков в Висмаре, от барона Франца фон Нарцлинга.
Писано в Феллине в тринадцатый день августа 1305 года от Рождества Христова.
Моя навеки любимая Ханна!
Поздравь меня, я стал рыцарем Ливонского ордена! Церемония посвящения прошла в главном храме Венденского замка, куда я приехал накануне. Все было очень торжественно и воистину незабываемо.
Я и еще несколько молодых братьев из других комтурств с утра пришли в храм в широкой неподпоясанной одежде, которая символизирует полную свободу, которой мы пользовались прежде. Встали на колени. Орденский капеллан дал каждому из нас зажженную свечу и задал вопрос: «Обещаете ли вы иметь особое попечение о вдовах, сиротах, беспомощных, бедных и скорбящих?» Когда мы сказали «да», наши комтуры вручили нам мечи, которыми мы теперь должны защищать бедных и сирот и поражать врагов истинной веры.
Затем ландмейстер Ливонии Готфрид фон Рогге ударил каждого из нас по плечу своим мечом, говоря при этом, что сей удар мечом должен быть для рыцаря последним.
После этого обряда отслужили торжественную обедню, а затем церемония продолжилась. Мы, вступающие в орден, ответили на вопросы ландмейстера, согласны ли мы повиноваться орденским властям, не сочетались ли браком с какой-либо женщиной, не имеем ли долгов, и так далее.
Ответив на все вопросы, каждый из нас положил правую руку на молитвенник и поклялся свято блюсти верность ордену. Потом в знак послушания по приказу ландмейстера Готфрида мы отнесли молитвенник к алтарю и принесли обратно. Затем прочитали вслух «Отче наш».
Но и на этом обряд еще не закончился. Капеллан показал нам ярмо, бич, копье, гвоздь и крест и напомнил о том, какое значение сии предметы имели при страданиях Христа, и что о сих предметах надлежит вспоминать как можно чаще.
И, наконец, присутствующие братья-рыцари помогли нам надеть орденское облачение, и каждый троекратно поцеловал нас.
Так что я теперь полноправный брат Ливонского ордена, а поскольку он является ландмейстерством ордена Тевтонского, то получается, что я теперь и рыцарь ордена Дома Святой Марии Тевтонской в Иерусалиме. Могу носить на плаще красный крест – символ братства рыцарей Христа Ливонии, а могу и черный – как братья-тевтонцы. У нас в Ливонском ордене, как правило, носят красные кресты, дабы подчеркнуть, что мы хотя и одно из тевтонских ландмейстерств, но обособленное и с собственной славной историей. Ведь первоначально в Ливонии в самом начале прошлого века был создан самостоятельный орден Меченосцев, и только гораздо позже, чуть более полувека назад, он был преобразован в братство рыцарей Христа Ливонии и подчинен Тевтонскому ордену.
На войне мне теперь будет положен оруженосец, но до войны пока что далеко, и моя следующая миссия, в отличие от предыдущей, принесшей мне рыцарский титул, является сугубо мирной и нисколько не секретной. Я буду работать в Мариенбурге, что в Пруссии, над орденскими хрониками: там оказался нужен рыцарь, хорошо владеющий не только мечом, но и пером.
И когда я услышал о том, что мне надо будет ехать в Мариенбург, сердце мое затрепетало: Пруссия находится гораздо ближе к Мекленбургу, чем Ливония, и значит, я в первый же отпуск смогу приехать к тебе!
Да, пока что я очень далеко от тебя, но именно сейчас я еще чаще, чем раньше, вспоминаю то замечательное время, которое мы проводили вместе в нашем родном Висмаре. Я ничего не забыл, все события хранятся в моей памяти. А помнишь, как мы беспричинно хохотали, просто потому, что были счастливы вместе?
Я давно понял, что мои нежные и искренние чувства к тебе переросли в большее. Я полюбил тебя всем сердцем и всей душой и больше не могу представить себе жизнь без тебя. Ты для меня стала воздухом, ярким солнышком, кристально чистой водой. Ты подарила мне все необходимое, что нужно для счастливой жизни.
Надеюсь, что ты в далеком Мекленбурге так же скучаешь по мне, как я по тебе. От всей души желаю, чтобы это было именно так, ведь тогда наша долгожданная встреча станет для нас ярким и радостным праздником. Желаю, чтобы расстояние пошло нам только на пользу и не отдалило нас друг от друга. Знаю, что такие желания – грех для рыцаря военного монашеского ордена, но все равно продолжаю желать.
Люблю тебя, нежно целую и крепко обнимаю. Желаю тебе столько счастливых дней, сколько листьев на деревьях, сколько травинок на лугах, сколько лепестков на цветах.
Навеки твой, нежно любящий тебя Франц.
Документ № 18
Номер по описи Венской библиотеки: XIV-09-1743/T-ХVIII
Готфриду фон Рогге, ливонскому ландмейстеру ордена Дома Святой Марии Тевтонской в Иерусалиме, от Зигфрида фон Фейхтвангена, Божьей милостью великого магистра вышеозначенного ордена.
Писано под строжайшей тайною в Венеции в четвертый день ноября 1305 года от Рождества Христова.
Слава Иисусу Христу во веки веков! Приветствую тебя, мой любезный Готфрид!
Брат мой во Христе, я послал твой отчет о выполнении миссии «Великая католическая Русь» в Апостольскую канцелярию и получил ответ, который пересылаю тебе.
Я очень сожалею, но мы, действительно, совершили серьезную ошибку. Я не снимаю с себя вины за нее, ибо невнимательно отнесся к вышеозначенной миссии и принимал недостаточно участия в ее подготовке. В сем приношу искреннее покаяние. Надеюсь на столь же искреннее покаяние со стороны начальствующих братьев ливонского ландмейстерства.
Да хранит Пресвятая Дева Мария тебя и возглавляемое тобою братство рыцарей Христа Ливонии. Аминь.
Искренне твой Зигфрид.
Приложение к документу № 18
Великому магистру ордена Дома Святой Марии Тевтонской в Иерусалиме Зигфриду фон Фейхтвангену от архиепископа Папиануса делла Ровере, Божьей милостью вице-канцлера Римской курии.
Дано под строжайшей тайною в Вечном городе в пятнадцатый день октября 1305 года от воплощения Господа нашего Иисуса Христа и в первый год понтификата святейшего папы Климента.
Почтенный сын мой Зигфрид, я, архиепископ Папианус, имею честь от имени и по поручению святейшего папы Климента, слуги слуг Божьих, выразить глубочайшее удивление твоими действиями по богоугодной миссии «Великая католическая Русь».
Удивило меня, что ты предложил московскому князю Юрию союз против татар и принятие истинной католической веры столь прямо и откровенно.
Удивило меня и твое удивление, прости за такой оборот речи, по поводу действий князя Юрия в отношении письма и гонца. Должен сказать, что меня, скромного служителя Святого Престола, действия князя ничуть не удивили. Нет никакого сомнения, что Юрий заранее обдумал все, что произошло на приеме гонца, и это было не более чем представлением вроде тех, которые зачастую дают на улицах богомерзкие бродячие актеры. И показано было это представление для одного человека – ордынского вельможи. Полагаю, московский князь захотел продемонстрировать безбожному хану свою верность.
А может быть, князь даже решил, что гонец был послан нами с целью натравить хана на Москву, что было бы на руку и главному врагу Москвы – Твери, и всем остальным русским княжествам, и даже самому Ливонскому ордену. Неужели ты думаешь, что князь не понимает, что чем хуже дела у русских княжеств, тем прочнее положение Ливонского ордена?
Поэтому меня весьма удивило, что ты, почтенный сын мой, и твой ливонский ландмейстер Герхард вместо того, чтобы заключить с московским князем союз, разожгли в нем недоверие к Святой истинной церкви.
Удивило меня, сын мой Зигфрид, и то, что ты не догадался предложить князю Юрию принять орденского посла по какому-нибудь другому, гораздо более мелкому поводу – например, попросить князя о содействии в заключении мира с Новгородом, Псковом, или с кем сейчас там воюет твое ливонское ландмейстерство. Или даже еще проще – пожаловаться на какое-нибудь притеснение немецких купцов московскими властями. А уже вступив в общение с князем, можно было попробовать найти с ним общий язык и сделать его своим другом.
Не могу даже выразить, как меня удивляет, что приходится учить доблестных рыцарей ордена Дома Святой Марии Тевтонской в Иерусалиме столь простым методам ведения тайных дел.
Но надежда на благополучное разрешение возникших сложностей еще есть, и меня удивило, что ты не заметил важную деталь в отчете гонца – то, что на следующий день после позорного изгнания из московского княжеского дворца ему были вручены охранные грамоты и богатые подарки. Это может свидетельствовать о русском гостеприимстве и ни о чем более, но возможно, князь Юрий таким образом дал нам знать, что готов к дальнейшему общению. Какому именно – пока неизвестно, и это предстоит выяснять, но не твоему ордену, предназначением которого является установление среди иноверцев истинной веры прежде всего огнем и мечом, а ордену бедных рыцарей Христа и Храма Соломона, располагающему гораздо большими возможностями для проведения тайных миссий.
Я ведь, собственно, предписал тебе заняться выполнением миссии «Великая католическая Русь» лишь потому, что полагал, что у твоего ливонского ландмейстерства имеется в соседней с ним Руси множество лазутчиков. А поскольку их нет, тебе не надо было и пытаться что-либо делать самостоятельно. Тебе следовало сразу же доложить, что ничем не можешь помочь ордену бедных рыцарей Христа и Храма Соломона, и тамплиеры учли бы это в их работе на Руси.
Итак, я от имени и по поручению святейшего папы Климента, слуги слуг Божьих, не благословляю дальнейшие действия твоего ордена в Москве. Этим как занимался орден бедных рыцарей Христа и Храма Соломона, так пусть занимается, и Римская курия поспособствует ему всем, что в ее силах. Если вновь потребуется помощь ордена Дома Святой Марии Тевтонской в Иерусалиме, я тебя об этом извещу с надеждой на твои более мудрые и благоуспешные действия.
Хочу также известить тебя, что в двадцатый день сентября сего года в Апостольскую канцелярию поступила жалоба рижского архиепископа Фридриха на действия твоего ливонского ландмейстерства, силою захватившего архиепископские замки Дюнамюнде, Икскуль, Митаву и Кирхгольм. Предписываю тебе в течение месяца со дня получения сего письма написать объяснение сих прискорбных событий и прислать мне.
Да способствует все сказанное в сем апостольском послании наступлению мира Господа Иисуса Христа, и да смогут все рабы Божьи получить в нем вечную жизнь и до наступления Вселенского Суда насладиться его благами. Да снизойдет благодать Божья на тебя, почтенный сын мой Зигфрид, и на всех благословляемых святейшим папой Климентом рыцарей ордена Дома Святой Марии Тевтонской в Иерусалиме.
Во имя Господа аминь.
Я, архиепископ Папианус, поставил подпись.
Документ № 19
Номер по описи Венской библиотеки: XIV-09-1743/T-ХIX
Ханне, дочери Ханса, старшины цеха суконщиков в Висмаре, от барона Франца фон Нарцлинга.
Писано в Мариенбурге, что в Пруссии, в двадцатый день февраля 1306 года от Рождества Христова.
Моя милая, дорогая Ханна!
Это письмо тебе, как и все остальные, я пишу от всего сердца, которое все чаще пульсирует и обжигает изнутри мое тело при мысли о тебе – самом прекрасном и нежном создании на всем белом свете. Все, что здесь написано, – это мои искренние мысли. Перечитывай эти строки, когда тебе будет грустно, и постарайся улыбнуться, думая обо мне.
Я сейчас живу и работаю в Мариенбурге, в огромном замке, – говорят, одном из крупнейших в мире. Заложен он был лет тридцать назад, и строительство еще не окончено. Возведено главное здание, также называемое «высоким замком», и окружающие укрепления – «средний замок». В северном крыле разместились важнейшие помещения, в том числе зал для собраний. В западном – резиденция комтура и трапезная. В южном – мастерские и конюшни. На юго-запад выдвинута огромная оборонительная башня, с которой открывается прекрасный вид на город и окрестности. Ну и, конечно же, есть церковь, посвященная Пресвятой Деве Марии.
Вместе с несколькими другими рыцарями я здесь занимаюсь написанием орденских хроник. Работы очень много, и пока что я никак не могу получить отпуск и приехать в Висмар. Но мысли о тебе вдохновляют меня на писательском поприще, и благодаря этому мой здешний начальник Петер фон Дуйсбург мною весьма доволен. Сейчас мы вместе с еще одним рыцарем, Лютером фон Брауншвейгом, пишем главу о святой Варваре.
История сей великомученицы необыкновенно трогательна. Красавица жила в Палестине в IV веке от Рождества Христова. И можешь себе представить, жестокий отец заточил ее в темницу, дабы помешать ей принять христианство, и лишь изредка выпускал на волю. Но этого оказалось достаточно для того, чтобы Варвара вступила в христианскую общину и прославилась многими добрыми делами. Во время гонений на христиан ее приговорили к смертной казни, и разгневанный родитель сам отсек ей голову.
Эта голова стала священной реликвией, хранилась в польском поморском замке Сартовице, а не так давно наши доблестные рыцари взяли сей замок приступом, и теперь эта реликвия у нас. Кстати, во взятии Сартовице принимал участие и дед Лютера фон Брауншвейга.
Должен тебе сказать, что брат Лютер вообще очень обходительный и приветливый человек, и я получаю огромное удовольствие от общения с ним. Происхождение его самое благородное, он младший из шести сыновей герцога Брауншвейг-Люнебургского, то есть выше него только особы королевской крови. Как и я, он не мог рассчитывать на отцовское наследство и вступил в орден. Остальные его братья, кроме старшего, унаследовавшего Брауншвейг-Люнебург, примкнули к тамплиерам и госпитальерам.
Вот такие у меня теперь здесь друзья. Но ты только не подумай, моя любимая, что работа над хрониками и общение со столь титулованными людьми, как Лютер, отвлекают меня от мыслей о тебе. Наоборот, я должен сказать, моя сладчайшая подруга, что стремление вдохнуть аромат твоей любви по-прежнему владеет мною. Я преодолею горы, переплыву моря и бесстрашно встречу смертельные опасности, лишь бы встретиться с тобой.
Жаль, дорогая моя, что я не могу в сих скупых строках рассказать тебе о своих чувствах, о моей любви к тебе, единственной и желанной, поделиться с тобой своими искренними и ярко пылающими чувствами. Не сомневайся, что как только возникнет хоть малейшая возможность, я возьму отпуск и приеду к тебе.
Письма братьям здесь, к сожалению, проверяются едва ли не внимательнее, чем в нашем Ливонском ордене, поэтому не пиши сюда, я буду сам тебе писать.
До скорой встречи, любовь моя! До новых счастливых моментов! Всегда помни, что я тебя люблю! Пусть в твоей жизни будет столько прекрасных и радостных дней, сколько на небе звезд!
Навеки твой, искренне и
нежно любящий тебя Франц.
Документ № 20
Номер по описи Венской библиотеки: XIV-09-1743/T-ХX
Зигфриду фон Фейхтвангену, великому магистру ордена Дома Святой Марии Тевтонской в Иерусалиме, от Готфрида фон Рогге, Божьей милостью ливонского ландмейстера вышеозначенного ордена.
Писано под строжайшей тайною в Вендене в девятнадцатый день ноября 1306 года от Рождества Христова.
Слава Иисусу Христу! Приветствую тебя, высокочтимый начальствующий брат мой во Христе Зигфрид!
Прежде всего хочу нижайше попросить у тебя прощения, брат мой и повелитель, за то, что не смог сам написать тебе сие письмо и вынужден был привлечь для этого нашего орденского секретаря Дитриха из Бренкена. В наказание за мои тяжкие и многочисленные грехи я заболел, у меня отнялись правая рука и правая нога, я прикован к постели. Но меня пользуют лучшие здешние лекари. Они говорят, что скоро я пойду на поправку и смогу и писать, и оружие держать, и в седло садиться.
Посему я беспокоюсь не о своей болезни. Предметом моего беспокойства является миссия «Великая католическая Русь». Ведь риск того, что Москва и Литва все-таки заключат союз и ударят на нас с двух сторон, очень велик. Это показали и последние события на Руси, о которых я хочу тебе кратко рассказать.
По всей видимости, Юрий Данилович испытывает жесточайшую обиду из-за того, что право на великое княжение получил не он, а его главный противник – тверской князь Михаил Ярославич. Никаких отношений с Тверью устанавливать Москва не хочет, признать Михаила великим князем – тоже. По сути, Юрий выказывает прямое неподчинение воле ордынского хана.
Новгородцы признали Михаила своим князем еще ранее получения им великого княжения, но когда тверские наместники хотели въехать в Новгород, их не пустили: новгородцы хитро воспользовались начатой Юрием смутой и отказались подчиняться Михаилу. И только когда великий князь клятвенно пообещал блюсти древние новгородские свободы, ему дали вокняжиться в сем богатейшем на Руси городе.
Смуты начались и в других русских городах. В Кострому приехал Борис, один из младших братьев Юрия Даниловича, и хотел вокняжиться там, но костромичи его не пустили, схватили и выдали Твери, где юный князь теперь живет на положении пленника. В Переяславле произошло наоборот: жители встали на сторону Юрия, тверичи подошли к стенам города, но подошло и войско Иоанна, брата Юрия, и битва окончилась в пользу москвичей, тверской воевода был убит. В Нижнем Новгороде совет именитых горожан вообще отказался подчиняться кому-либо из князей, и покорился Михаилу только после того, как под стены города подошло тверское войско. В прошлом году тверские полки даже ходили на Москву, дошли до города, но взять его не смогли.
Так что можно сказать, что между Москвой и Тверью идет война. Ордынский хан в нее пока что не вмешивается. И в этой ситуации Юрий оказывается все более и более заинтересованным в союзе с Витенем и создании «Великой православной Руси».
Есть и еще одно грозное предвестие создания такого государства: появление на Руси единого митрополита, поддерживаемого Москвою.
Предыдущий митрополит, Максим, живший во Владимире и перенесший туда центр русской митрополии из Киева, отдал душу Господу в прошлом году. Несколько ранее князь Галицкий Юрий Львович, недовольный тем, что митрополит обосновался в Северной Руси, захотел иметь своего собственного митрополита, и с этой целью отправил в Константинополь для посвящения игумена Петра. Но в это время умер Максим, и патриарх Афанасий утвердил Петра митрополитом не Галича, а всея Руси. Тверской князь Михаил Ярославич с этим не согласился и направил к патриарху своего ставленника – игумена Геронтия, дабы патриарх сделал Геронтия митрополитом Северной Руси. Но патриарх отказался это благословить. Единым митрополитом остался галичанин Петр.
Где Петр будет жить – в Галиче, Киеве или Владимире – пока неизвестно. Но в любом случае отказ патриарха от разделения русской митрополии на северную и южную – тоже важный признак возможного создания «Великой православной Руси». И то, что Петр вряд ли простит Михаилу Ярославичу историю с Геронтием, ослабляет Тверь и тем самым усиливает Москву.
По всем вышеизложенным причинам, брат мой и повелитель Зигфрид, ты должен понять мое беспокойство. Ведь если «Великая православная Русь» будет создана, владения Ливонского ордена будут окружены злейшими врагами со всех сторон, и уповать останется только на бесконечную Божью милость.
Не соблаговолишь ли ты попытаться узнать, как идет выполнение миссии «Великая католическая Русь», как дела на Руси у наших братьев – тамплиеров? Очень жду от тебя вестей, желательно добрых, это способствовало бы моему скорейшему выздоровлению.
Прими мой нижайший поклон, брат мой и повелитель. Да хранит тебя всемогущий Господь бесчисленные годы, да будут дни твои полны радости и успехов. Аминь.
Навеки брат твой во
Христе Готфрид.
Со слов ландмейстера
Готфрида записано верно.
Секретарь Дитрих.
Документ № 21
Номер по описи Венской библиотеки: XIV-09-1743/T-ХXI
Герхарду фон Йорку, местоблюстителю ливонского ландмейстера ордена Дома Святой Марии Тевтонской в Иерусалиме, от Зигфрида фон Фейхтвангена, Божьей милостью великого магистра вышеозначенного ордена.
Писано под строжайшей тайною в Венеции в седьмой день декабря 1307 года от Рождества Христова.
Слава Иисусу Христу во веки веков! Приветствую тебя, любезный брат мой во Христе Герхард!
Все мы глубоко опечалены и все еще не можем прийти в себя. Воистину великую скорбь вызвала в нас кончина возлюбленного брата нашего Готфрида фон Рогге, по воле Божьей отнятого у верных его братьев. Но натура человеческая создана так, что никто не может продлить отпущенные ему сроки, посему решили мы осушить слезы наши, вознести молитву Господу Иисусу Христу за душу усопшего брата нашего и верно служить богоугодному делу нашего ордена.
Поздравляю тебя с избранием ландмейстером на Генеральном капитуле Ливонского ордена. Полностью согласен с таким результатом выборов. Не сомневаюсь, что на ближайшем заседании тевтонского Генерального капитула ты будешь благополучно утвержден.
Должен сказать тебе, брат мой Герхард, что ты встал у руля ландмейстерства в непростое время. Позволь кратко обрисовать твои важнейшие сегодняшние задачи.
Прежде всего напоминаю тебе, что в сентябре позапрошлого года рижский архиепископ Фридрих фон Пернштейн, поддержанный магистратом Риги, подал святейшему папе жалобу на действия Ливонского ордена, захватившего архиепископские замки Дюнамюнде, Икскуль, Митаву и Кирхгольм. Я до сих пор не уверен в правильности сих действий покойного брата Готфрида, но, верный своему орденскому и братскому долгу, немедленно послал в Римскую курию нашего прокуратора Дитриха фон Лизенгаузена для защиты наших интересов, а также письмо с перечислением всех обид и притеснений, нанесенных ордену рижским архиепископом. И наша победа благодаря заступничеству Пресвятой Девы была полною: Апостольская канцелярия отвергла все претензии Фридриха.
Тогда в прошлом году злокозненный архиепископ самолично отправился в Рим – жаловаться уже не только на Ливонский орден, но и на Тевтонский. Пока что ничего о его тамошних интригах не слышно, но можно ожидать любых неожиданностей. Будь к ним готов.
Готовься и к новым битвам с Литвою. Пусть тебя вдохновляет пример нашего брата Готфрида, который после вторжения идолопоклонника Витеня в ливонские владения и захвата им Полоцка смог сначала расстроить союз литовского великого князя со злонамеренными рижанами, а потом и разбить его под стенами Риги. И ведь в сей битве брат Готфрид сам командовал орденским войском – при том, что уже был смертельно болен и не мог даже самостоятельно сидеть на коне, его с двух сторон поддерживали оруженосцы. Не сомневаюсь, что если бы сей отважный брат наш не отошел к Господу, он смог бы вернуть ордену Полоцк. А теперь это надо будет делать тебе. Возвращение Полоцка – дело чести не только нашего ордена, но и всего католического мира, и надо бросить на это все силы.
Прошу тебя обратить внимание еще вот на что: у брата нашего Готфрида, да упокоит Господь его душу со святыми угодниками, была одна привычка, которая несказанно огорчала наше тевтонское казначейство все те благословенные годы, которые брат Готфрид возглавлял Ливонский орден. Все наши ландмейстерства сдают нам свои отчеты в строго оговоренные сроки – до начала апреля года, следующего за отчетным, – и только братство рыцарей Христа Ливонии каждый год задерживало отчет до лета, а бывало, и до осени. Я понимаю, что ливонское ландмейстерство находится на особом положении, являясь нашим передовым отрядом, непрерывно ведущим войны за веру с самыми разными врагами, но все же порядок есть порядок. Искренне надеюсь на то, что под твоим началом Ливонский орден, наконец, начнет сдавать отчеты в срок.
И наконец, хочу сообщить тебе самые неожиданные новости, в которые я пока что сам не до конца верю, ибо они слишком удивительны. Представь себе, французский король Филипп и святейший папа Климент начали роспуск ордена Храма. И сей роспуск более похож на разгром, ибо в прошлом месяце была издана папская булла «Пастырское превосходство» (более известная под своим латинским названием «Pastoralis praeeminentiae» – прим. перев.), согласно которой все правители христианских стран обязаны произвести аресты тамплиеров в пределах своих государств и именем верховного понтифика взять под опеку собственность ордена.
Нас, скромных провинциальных служителей Господа и Пресвятой Девы Марии, сие напрямую не касается, ибо братств ордена бедных рыцарей Христа и Храма Соломона на наших землях нет. Коснется только в том случае, если, не дай Бог, вслед за роспуском ордена Храма начнется роспуск и остальных военных монашеских орденов. Но будем надеяться, что сие не произойдет, ибо кто-то же должен бороться с прусскими, литовскими, балтскими и русскими варварами и нести им огнем и мечом истинную католическую веру.
Но роспуск ордена Храма в любом случае затрагивает важнейшее дело, судьба которого очень сильно волновала покойного брата Готфрида, да и тебя наверняка волнует тоже. Речь идет о миссии «Великая католическая Русь», которую должны были выполнять на Руси тамплиеры. Что теперь будет с сей миссией, кто будет ею заниматься – какой-либо новый орден, или обновленный орден Храма, или Римская курия вновь поручит это нам, – пока что непонятно.
Будем ждать. Как только получу текст буллы «Пастырское превосходство», перешлю тебе.
Да хранят Господь и Пресвятая Дева Мария тебя и братство рыцарей Христа Ливонии. Аминь.
Навеки брат твой Зигфрид.
Документ № 22
Номер по описи Венской библиотеки: XIV-09-1743/T-ХXII
Ханне, дочери Ханса, старшины цеха суконщиков в Висмаре, от барона Франца фон Нарцлинга.
Писано в Мариенбурге в двадцатый день декабря 1307 года от Рождества Христова.
Моя нежно любимая Ханна!
Наконец-то я получил отпуск! Почему здешнее начальство наконец решило удовлетворить мою просьбу – даже не знаю. То ли оттого, что я пригрозил им, что пожалуюсь великому магистру, ибо тружусь без отпуска уже два года, а то и больше, если считать опасную миссию на Руси. То ли оттого, что моего комтура Герхарда фон Йорка избрали ландмейстером Ливонского ордена, и в глазах орденских братьев соответственно повысился и мой статус. То ли оттого, что здесь сейчас всем вообще ни до чего, все обсуждают только одну новость – разгром ордена тамплиеров французским королем Филиппом и святейшим папою Климентом. Ты ведь, наверно, еще не знаешь, что согласно папской булле все правители христианских стран обязаны арестовать в своих государствах тамплиеров и их собственность. Тевтонских рыцарей это, слава Богу, не касается, но все тут страшно боятся, что участь тамплиеров постигнет и другие ордена, в том числе и наш.
На фоне сих беспокойств всем братьям стало настолько не до меня, что отпуск я получил не на месяц, как это обычно делается, а на два. Так что у нас, даст Бог, будет много времени для того, чтобы вдоволь пообщаться и обсудить нашу будущность.
Моя любовь к тебе – тот лучик солнца, которого мне так не хватало до встречи с тобой. Возможно, это покажется наивным, но раньше я боялся, что никогда не узнаю, что такое настоящая любовь. Я всегда считал себя сильным и способным здраво мыслить в любой ситуации. Но едва я вспоминаю, как впервые встретился с твоими глазами и услышал твой голос, мое сердце, словно плененное, начинает биться сильнее. И теперь я понимаю, что познать любовь могут только те, кто выстрадал ее, прошел сквозь обиды, унижения и разочарования. Любовь – это глоток свежего воздуха, это окрыляющая волна, несущая в мир мечтаний, это озарение, которое полностью меняет жизнь.
Сегодня мне приснился сон, и в нем была ты. Мы шли с тобой по широкому полю, вокруг нас расстилались золотые колосья, а вдали была большая деревянная дверь. Я вначале даже растерялся: откуда посреди поля дверь? Приблизившись к ней, мы остановились в замешательстве. Но какая-то неведомая сила подсказала нам нагнуться и начать что-то искать на земле. Через некоторое время наш взгляд упал на ключ. Мы взяли его, открыли сию дверь и пошли дальше, взявшись за руки.
Это был хороший сон, и я толкую его так: поле – это наша жизнь, большая и интересная, а дверь – препятствия, которые мы вместе преодолеем, найдя ключ. Я искренне в это верю.
Я не знаю, что именно мы почувствуем, когда, наконец, встретимся. Может быть, это будет растерянность и неловкость, ведь мы уже столько лет в разлуке. А может быть, мы просто бросимся друг другу в объятия? Я приму все, ведь я люблю тебя!
В конце своего письма хочу пожелать нам скорейшей встречи, которую я жду, как ничего иного. Надеюсь, что это взаимно. Мой отпуск начинается с первого дня будущего года, так что уже в начале января надеюсь быть в Висмаре. В один из вечеров приду к твоему дому и брошу в твое окно маленький камешек, как делал это когда-то, помнишь? Не сомневаюсь, что ты услышишь и откроешь.
До свидания, моя дорогая. Теперь уже до скорого свидания! Целую тебя и очень люблю!
Навеки твой, искренне и нежно любящий тебя Франц.
Документ № 23
Номер по описи Венской библиотеки: XIV-09-1743/T-ХXIII
На документе отметка:
В архиве хранится копия, оригинал отослан по назначению.
Зигфриду фон Фейхтвангену, великому магистру ордена Дома Святой Марии Тевтонской в Иерусалиме, от Герхарда фон Йорка, Божьей милостью местоблюстителя ливонского ландмейстера вышеозначенного ордена.
Писано под строжайшей тайною в Вендене в пятый день мая 1308 года от Рождества Христова.
Слава Иисусу Христу! Приветствую тебя, высокочтимый начальствующий брат мой во Христе Зигфрид!
Свидетельствую тебе свое глубочайшее почтение и хочу прежде всего сказать, что прекрасно понимаю, насколько сейчас трудно и тебе, и прусским ландмейстерствам возглавляемого тобою Тевтонского ордена. Даже здесь, в Ливонии, вдали от Рима и Парижа, из-за процессов над тамплиерами горожане смотрят на нас косо – ведь мы тоже военный монашеский орден! И постоянно ходят слухи, что наше братство рыцарей Христа Ливонии тоже распустят и нас всех арестуют, что мы поклоняемся каким-то там идолам и устраиваем какие-то богомерзкие оргии. Очень, очень сложно стало выполнять свой христианский миссионерский долг.
Поэтому я хочу выразить восхищение, что в столь тяжелых условиях твое доблестное войско завоевало Померанию, пусть даже ценою войны с королевством Польским. Но должен сказать, что безбожный идолопоклонник Витень немедленно воспользовался тем, что на западе от его государства Тевтонский орден занят в Померании, и всею силой обрушился на нас, ливонских рыцарей. Тем более что он сейчас состоит в союзе с вероломным рижским архиепископом Фридрихом, и даже строит под Ригою свой замок, называемый Литовским. Нам очень трудно, но мы с Божьей помощью держимся, и наша задача – максимально сковать силы Витеня, дабы ты, в свою очередь, мог высвободить свои силы для войны с Польшей. Нам ведь не привыкать воевать, для того наши ордена и были созданы.
Но нас сейчас весьма и весьма беспокоит возможность дальнейшего усиления Витеня за счет союза с Юрием Даниловичем Московским. Может быть, такой тайный союз уже заключен, а мы про это не знаем? Может быть, к сему союзу уже примкнули некоторые другие русские княжества? Может быть, примкнули и Новгород с Псковом? Может быть, «Великая православная Русь» уже создана? Ты можешь представить себе, что будет с нами, если такое государство, чьи владения окружат нас со всех сторон, обрушится на нас всеми силами?
Раньше была надежда на то, что Орда, узнав про союз Москвы и Литвы, постарается его расстроить. А теперь я подумал: не все ли татарам равно, союзники Москва и Литва или нет? Орда по известному древнеримскому принципу «разделяй и властвуй» не вмешивается даже в борьбу Москвы и Твери, и это при том, что Михаил Ярославич Тверской в этом году опять ходил войною на Юрия Даниловича и опять дошел до Москвы, только не смог ее взять.
Полагаю, что для татар главное – чтобы им сполна платилась дань. Поэтому нет никакого сомнения, что если Юрий пообещает хану дань еще и с Литвы, то Орда будет «Великую православную Русь» всячески поддерживать.
Конечно, гордый и своенравный Витень не станет платить хану дань. Но если хан согласится подождать, пока «Великая православная Русь» не разгромит Ливонский орден, то в дальнейшем дань может взиматься не с Литвы, а с завоеванной Ливонии. Может быть, ради этого Орда даже пришлет свои войска, дабы они сражались против нас совместно с русскими и литовцами. Останется ли тогда у рыцарей Христа Ливонии хоть какая-нибудь надежда не быть сброшенными в Восточное море? Полагаю, ответ очевиден.
Высокочтимый брат мой и повелитель, я вновь прошу тебя связаться с Апостольской канцелярией и попытаться узнать, как идут дела на Руси у тамплиеров или их преемников, и как продвигается миссия «Великая католическая Русь». Может быть, не все так плохо, как я написал выше, наоборот – Юрий Данилович давно уже заключил тайный союз с тамплиерами, а теперь из-за разгрома сего ордена тоже не знает, что делать?
Мы могли бы сами попытаться что-нибудь выяснить, но, как ты помнишь, в письме вице-канцлера Римской курии от десятого октября 1305 года от Рождества Христова содержится прямой запрет на какие-либо наши действия по миссии «Великая католическая Русь» в связи с передачей всех дел по сей миссии ордену бедных рыцарей Христа и Храма Соломона. Но, может быть, сей запрет в связи с роспуском ордена Храма уже не действует?
И у меня есть еще одна просьба к тебе, о великий магистр. Уже почти год я являюсь местоблюстителем ливонского ландмейстера Тевтонского ордена и ожидаю утверждения на заседании Генерального капитула, а из-за всех событий, связанных с Померанией, Польшей и подготовкой перемещения твоей начальственной резиденции из Венеции в Мариенбург, заседание в который раз откладывается. Не можешь ли ты все-таки провести такое заседание, а если это сложно, то просто внести мое утверждение в какой-либо протокол post factum, как это не раз уже делалось в нашем ордене? В сложившейся тяжелейшей обстановке мне было бы гораздо легче начальствовать над Ливонским орденом и бороться с вероломными рижанами и безбожными варварами, если бы я был не местоблюстителем, а полноценным ландмейстером. Поверь, во мне говорит не гордыня, а желание наилучшим образом послужить нашему общему богоугодному делу.
Очень надеюсь на твою помощь, бесконечно чтимый начальствующий брат мой. Да хранит тебя всемогущий Господь бесчисленные годы, да будут дни твои полны всяческих успехов и ничем не омраченной радости. Аминь.
Навеки почтительный брат твой во Христе Герхард.
Документ № 24
Номер по описи Венской библиотеки: XIV-09-1743/T-ХXIV
Ханне, дочери Ханса, старшины цеха суконщиков в Висмаре, от барона Франца фон Нарцлинга.
Писано в Мариенбурге в двадцатый третий день мая 1308 года от Рождества Христова.
Моя горячо любимая Ханна!
Я тебе говорил это за время моего отпуска не раз, теперь пишу: как мне было хорошо с тобой! Когда я думаю о тебе, мне кажется, что ты рядом, я чувствую твое волнующее дыхание, тепло твоего тела. Милая, ты не представляешь, что ты сделала со мной! Теперь я живу только ради тебя! Пока ты есть на этой земле, мне ничего не страшно, я все преодолею. Каждый день я благодарю Господа за то, что он помог мне найти тебя среди множества людей, за нашу огромную нежную любовь, которой, я уверен, не будет конца.
Я надеюсь, что, читая это письмо, ты испытываешь те же чувства ко мне, что ты тоже скучаешь. Ты не представляешь, как я хочу опять подойти к тебе, прильнуть губами к твоим губам, а потом к твоей прекрасной груди, целовать тебя всю, почувствовать аромат твоего нежного тела. Любимая моя, родная! Поверь в искренность моих слов, ведь раньше я никому не мог сказать то, что говорю тебе. Почему? Да потому, что никогда никого не любил так, как люблю тебя! Я сам удивляюсь этому, но ничего поделать не могу. Да и не хочу! Ты самая лучшая, ты самая любимая, ты самая дорогая для меня, я за тебя пойду и в огонь, и в воду! Хоть на край света!
После того, что было между нами, мне было очень трудно оторваться от тебя, уехать из Висмара, вернуться в Мариенбург и продолжить бесконечно наскучившую мне работу над орденскими хрониками. Тоска тут иногда просто невыносимая. Мне тебя не хватает, живу как больной – без настроения, без аппетита, без радости жизни. Ночами долго не могу заснуть, вспоминая твои трогательные прикосновения. А заснув, вижу твое лицо, алые губы в нежной улыбке, мерцающие огоньки в глазах, чувствую аромат твоих волос, хочу коснуться тебя и просыпаюсь – счастливый от осознания, что ты моя!
Ты – та, ради которой я преодолевал жизненные преграды, проходил сотни дорог, проезжал тысячи миль в поисках настоящего чувства! Родная, бесконечно милая! Ты впорхнула в мою лишенную доселе смысла жизнь и своей нежной рукой перечеркнула прошлое. Я сейчас лишь тень своих желаний, я – трепещущий мотылек, летящий в пышущий жаром блеск твоего обаяния, в твои объятия! О, как бы я хотел увезти тебя от всех страхов и неприятностей в рай для влюбленных, где будем только ты и я! Очень надеюсь, что ты согласишься отправиться туда со мной! Я буду достоин твоей любви!
Ничего с собой не могу поделать, мне безумно хочется каждый день видеть именно тебя, слышать твой голос, смотреть в твои глаза, целовать твои губы, обнимать твое прекрасное горячее тело. Вспоминаю наши встречи и сам себе завидую!
Да, я знаю, что вступив с тобою в плотскую близость, я нарушил свои монашеские обеты. В военных орденах не требуется удаление от мира наподобие обычного монаха, отдаляться следует только от «мирского рыцарства». Еще святой Бернард Клервоский противопоставил рыцарство Христа, защищенное двойными латами из железа и веры, рыцарству мирскому – пустому, суетному, алчному. Но обеты целомудрия и безбрачия в любом случае требуется строго соблюдать, и я часто думаю о греховности наших отношений. Но разве настоящая, чистая, искренняя любовь может оказаться грехом? Если даже может, то уж наверняка простительным!
Я слышал, что скоро в Мариенбург приедет наш новый орденский капеллан брат Себастьян, приду к нему на исповедь и покаюсь, и не сомневаюсь, что он отпустит мне сей грех.
Спасибо тебе, мой ангел, за красоту твоей чистой души, за необъятное сердце, лучистую улыбку и горячие ласки! Очень люблю тебя!
Навеки твой, нежно любящий тебя Франц.
Документ № 25
Номер по описи Венской библиотеки: XIV-09-1743/T-ХXV
Герхарду фон Йорку, ливонскому ландмейстеру ордена Дома Святой Марии Тевтонской в Иерусалиме, от Зигфрида фон Фейхтвангена, Божьей милостью великого магистра вышеозначенного ордена.
Писано под строжайшей тайною в Венеции в восемнадцатый день марта 1309 года от Рождества Христова.
Слава Иисусу Христу во веки веков! Приветствую тебя, любезный брат мой во Христе Герхард!
Еще раз поздравляю тебя с утверждением на нашем Генеральном капитуле. Мы с тобой даже не успели толком отпраздновать, а ты уже уехал к себе в Венден. Впрочем, я знаю, что у тебя очень много дел, так что могу только приветствовать такое служебное рвение.
А я буквально на следующий день после твоего отъезда получил, наконец, ответ на свои многократные запросы в Апостольскую канцелярию и святую инквизицию по поводу миссии «Великая католическая Русь». Сразу же пересылаю тебе сей ответ. Может быть, гонец даже тебя обгонит, и ты получишь его сразу по приезде в Венден.
Поскольку, как следует из сего долгожданного ответа, Римская курия предписала нашему Тевтонскому ордену вновь заняться миссией «Великая католическая Русь», властью, данной мне святейшим папою, я поручаю ведение всех дел по сей миссии твоему ландмейстерству. Разумеется, буду помогать тебе всем, что в моих силах. С твоей стороны жду обстоятельных докладов обо всех важных новостях. Буду неустанно молиться за то, чтобы сия миссия завершилась успехом.
Как я тебе и говорил, вся наша орденская резиденция завтра начинает переезд в Мариенбург, я через три дня тоже туда отправляюсь, так что теперь пиши и приезжай туда, благо Пруссия гораздо ближе к вверенной тебе Ливонии, чем Италия. Всегда буду рад тебя видеть, брат мой Герхард.
Пусть Господь хранит тебя и придает тебе сил в выполнении нашего орденского долга. Аминь.
Брат твой во Христе Зигфрид.
Приложение к документу № 25
Великому магистру ордена Дома Святой Марии Тевтонской в Иерусалиме Зигфриду фон Фейхтвангену от архиепископа Арно Нувеля, Божьей милостью вице-канцлера Римской курии.
Дано в Вечном городе в пятый день марта 1309 года от воплощения Господа нашего Иисуса Христа и в четвертый год понтификата святейшего папы Климента.
Я, архиепископ Арно, имею честь от имени и по поручению святейшего папы Климента, слуги слуг Божьих, довести до сведения своего почтенного сына Зигфрида, великого магистра хранимого Господом Тевтонского ордена, нижеследующее.
Антуан де Рави, глава ведшего дела на Руси парижского командорства ордена бедных рыцарей Христа и Храма Соломона, был арестован и допрошен святой инквизицией, как и многие другие тамплиеры, вставшие на ложный путь, продиктованный врагом рода человеческого. Однако ничего касающегося выполняемой тамплиерами миссии «Великая католическая Русь» при допросах узнать не удалось, а заблудший брат Антуан во время следствия отдал душу Господу. Парижские архивы ордена Храма внимательно изучаются, но документов по сей миссии, к сожалению, не нашлось.
Посему от имени и по поручению святейшего папы Климента предписываю возглавляемому тобою ордену Дома Святой Марии Тевтонской в Иерусалиме вновь заняться выполнением миссии «Великая католическая Русь» в целях упрочения положения и усиления влияния Святой церкви, вплоть до установления на Руси и в Литве истинной католической веры.
В целях изучения действий, предпринятых орденом Храма по сей миссии ранее, разрешаю тебе и твоим доверенным рыцарям пользоваться архивами святой инквизиции и ордена тамплиеров. И во всем остальном, что может потребоваться для выполнения сей миссии, Римская курия будет оказывать помощь твоему ордену всем, что в ее силах.
Да способствует все сказанное в сем апостольском послании наступлению мира Господа Иисуса Христа, и да смогут все рабы Божьи получить в нем вечную жизнь и до наступления Вселенского Суда насладиться его благами. Да снизойдет благодать Божья на тебя, почтенный сын мой Зигфрид, и на всех благословляемых святейшим папой Климентом рыцарей ордена Дома Святой Марии Тевтонской в Иерусалиме.
Во имя Господа аминь.
Я, архиепископ Арно, поставил подпись.
Документ № 26
Номер по описи Венской библиотеки: XIV-09-1743/T-ХXVI
ПРОТОКОЛ
заседания тайного совета братства рыцарей Христа Ливонии
Во имя Господа, волею святейшего папы Климента и великого магистра ордена Дома Святой Марии Тевтонской в Иерусалиме Зигфрида фон Фейхтвангена, проводится сие заседание под строжайшей тайною в Венденском замке в двадцать девятый день апреля 1309 года от Рождества Христова.
Присутствуют:
Председатель тайного совета – ливонский ландмейстер ордена Дома Святой Марии Тевтонской в Иерусалиме Герхард фон Йорк.
Члены совета:
– комтур Виттенштейнский Бурхард фон Дрейлебен;
– комтур Венденский Леопольд фон Фратерштадт;
– комтур Митавский Дитрих фон Каленбах;
– комтур Зегевольдский Хелвиг фон Гелхейм;
– комтур Гольдингенский Арнольд фон Врангель;
– комтур Везенбергский Михаэль фон Гилзен;
– комтур Динабургский Герд фон Анстероде;
– комтур Кокенгаузенский Госвин фон Фитингхоф;
– интендант ландмейстерства Густав фон Мейердорф;
– капеллан ландмейстерства брат Себастьян;
– казначей ландмейстерства Ильмар фон Раштен.
Секретарь заседания – Хайнц фон Арендт.
Ландмейстер Герхард. Властью, Божьей милостью данной мне орденом Дома Святой Марии Тевтонской в Иерусалиме, я открываю заседание нашего тайного совета, посвященное миссии «Великая католическая Русь». Но прежде чем мы перейдем к теме заседания, хочу сообщить всем братьям, что решением Генерального капитула Тевтонского ордена я Божьей милостью утвержден в должности ливонского ландмейстера.
Все поздравления потом, в большом зале уже накрыт праздничный стол, и мы после заседания воздадим ему должное. А сейчас давайте в связи с моим окончательным утверждением помянем покойного ландмейстера Готфрида фон Рогге, по которому все мы до сих пор неустанно скорбим.
Капеллан Себастьян. Господь наш, дарующий вечное милосердие и прощение, смиренно молим тебя о душе раба твоего Готфрида, которого призвал ты от мира сего. Да не предашь ты его душу во власть врага и не забудешь ее вовеки, но повелишь святым твоим ангелам принять ее и ввести в райскую обитель, дабы, веровавшая в тебя и на тебя уповавшая, она не подверглась мучениям адовым, но получила вечное блаженство. Вечный покой даруй ей, Господи, и да сияет ей свет вечный через Христа, Господа нашего. Аминь.
Дитрих, комтур Митавский. Аминь. Пока мы еще не перешли к теме заседания, осмелюсь задать вопрос, который имеет отношение и к миссии «Великая католическая Русь»: брат мой и повелитель Герхард, ты только что вернулся из Венеции, и не расскажешь ли нам, как идут процессы над тамплиерами, что там вообще слышно? Мы все крайне обеспокоены, особенно те из нас, кто имел с орденом Храма денежные дела.
Бурхард, комтур Виттенштейнский. Присоединяюсь к просьбе брата моего Дитриха. Денежных дел я, слава Богу, с тамплиерами не имел, но беспокоюсь, не последует ли за роспуском ордена Храма роспуск остальных орденов, в том числе нашего. А поскольку ты теперь ландмейстер, то не должен допускать беспокойства во вверенном тебе рыцарском братстве.
Ландмейстер Герхард. Все члены тайного совета присоединяются к просьбе братьев Дитриха и Бурхарда? Если да, то давайте расскажу то, что мне удалось узнать.
Всем нам известно, что в октябре 1307 года от Рождества Христова проживавшие во Франции рыцари ордена Храма были арестованы воинами короля Филиппа. Аресты производились именем святой инквизиции, а владения тамплиеров взял под опеку король. По заявлению святейшего папы, слухи относительно положения дел в ордене давно уже достигали его ушей – еще тогда, когда он занял Святой Престол. Ему не хотелось верить этим грязным историям, но все же именно из-за этих слухов король Франции арестовал тамплиеров и взял под опеку их собственность.
Затем великий магистр ордена Храма Жак де Молэ публично признался в Париже в совершенных ошибках и преступлениях, прежде всего в том, что заставлял рыцарей отрекаться от Иисуса Христа при вступлении в орден, что делалось по наущению врага рода человеческого. Затем стали признаваться многие другие тамплиеры по всему французскому королевству.
На основании сих признаний великий понтифик издал буллу «Пастырское превосходство». Как там сказано про орден Храма, брат мой Густав?
Интендант Густав. В булле «Пастырское превосходство» говорится: «На том поле добродетели и светлой веры, что служило основой ордену Храма, посеяны были семена дьявола, противные нашему духу, и душа наша не может не трепетать от гнева и возмущения». При этом, конечно же, в сей булле есть оговорка, что если будет доказано, что все эти слухи и обвинения ложны, то душа папы успокоится и на смену гневу и возмущению придет радость.
И святейший папа повелел безотлагательно провести соответствующее расследование и выявить истину. Для этого все правители христианских государств получили указание «осмотрительно и без лишнего шума» арестовать всех тамплиеров, проживающих на их землях, а также взять под опеку собственность ордена Христа и Храма Соломона и произвести ее подробную опись.
Хелвиг, комтур Зегевольдский. А нельзя ли узнать, в чем именно обвиняют рыцарей Храма?
Ландмейстер Герхард. Полгода назад мы получили тезисы обвинений против тамплиеров, которые Римская курия рассылала по епархиям и монашеским орденам. Я думал, что все братья их прочитали, но как вижу, не все.
Рыцарей Храма обвиняли в тягчайшей ереси – в отречении от Иисуса Христа, в том, что они плевали на распятие, целовали друг друга непристойным образом, практиковали содомский грех, поклонялись на своих тайных собраниях каким-то идолам. Там было еще много чего, брат Густав наверняка помнит.
Интендант Густав. Помню, брат мой и повелитель. Обвинения против тамплиеров насчитывают сто двадцать семь статей. Вот главные из них.
Когда орден Храма принимал в свои ряды нового члена, тому приходилось отречься от Господа Иисуса Христа, Пресвятой Девы и от всех святых. От него требовали трижды отвергнуть святость Креста Христова и плюнуть на него.
Тамплиеры
поклонялись идолу Бафомету, которого считали богом. Не чтили святых таинств.
Орденские священники опускали слова освящения Святых Даров во время мессы.
Умерших братьев кремировали и подмешивали пепел в общую трапезу.
Рыцари Храма верили, что великий магистр и другие орденские начальники могли их исповедовать и отпускать им грехи, несмотря на то, что большинство этих начальников не имело духовного сана.
Тамплиеры были обязаны соблюдать обет безбрачия, но им строго рекомендовалось удовлетворять плотские нужды друг друга содомским путем. Вновь принятых в орден заставляли целовать все части тела наставника, прежде всего его, прости Господи, зад.
Орденские собрания и прием в орден проводились тайно, ночью, под сильной охраною. Наказанием для любого рыцаря, открывшего посторонним то, что происходило на таких собраниях, было либо заточение в темницу, либо смерть.
Арнольд, комтур Гольдингенский. Представляю себе, как это выглядело бы в нашем ордене, особенно поцелуи задних частей тела наставника.
Ландмейстер Герхард. Сейчас не до шуток, брат мой Арнольд.
Арнольд, комтур Гольдингенский. Конечно, не до шуток. Я, например, слышал, что ко многим рыцарям Храма святая инквизиция применяла жесточайшие пытки, и несколько сот тамплиеров было замучено до смерти в первые же дни после ареста.
Герд, комтур Динабургский. Под пыткой чего только не расскажешь.
Госвин, комтур Кокенгаузенский. А пытка вообще законна? Ясно, что ее применяют повсеместно, но все-таки не к благородному сословию, каковым являются рыцари Храма?
Интендант Густав. Во Франции, в отличие от Англии, Арагона или нашей Германии, пытка является дозволенным орудием следствия. Еще в середине прошлого века святейший папа Иннокентий (IV – прим. перев.) разрешил пытку к применению в процессах по выявлению ересей. Инквизиторы вообще наделены чрезвычайными полномочиями, действуют вне рамок общего законодательства, не обязаны соблюдать нормы судебного права, проводят процессы без привлечения адвокатов. Поэтому тамплиеров на допросах пытали вполне законно, и неудивительно, что арестованные сознавались в том, в чем их обвинили.
Арнольд, комтур Гольдингенский. Еще бы. Не сомневаюсь, что святая инквизиция постаралась. Хвала Пресвятой Деве Марии, у нас в Германии и на землях Тевтонского и Ливонского орденов сие богоугодное учреждение не действует. А то бы мы и на нашем тайном совете слова спокойно не смели сказать, все оглядывались бы друг на друга, кто первым помчится доносить.
Госвин, комтур Кокенгаузенский. Зря вы так, братья. Инквизиция старается во всем соблюдать законность, и без убедительных свидетельских показаний там никого не осуждают.
Арнольд, комтур Гольдингенский. Ну, свидетели всегда найдутся на что угодно, особенно если им пригрозить пыткою. А если еще пообещать долю имущества обвиняемого...
Дитрих,
комтур Митавский.
Братья, не стоит спорить о том, как действует святая инквизиция, так можно
далеко зайти.
Может, кто-нибудь знает, что будет с деньгами, которые многие из нас вложили в орден Храма под хорошие проценты?
Хелвиг, комтур Зегевольдский. Боюсь, плакали наши денежки, брат мой Дитрих.
Казначей Ильмар. Зато повезло тем, кто брал у тамплиеров ссуду. Теперь можно долго не отдавать, а может, и вовсе не отдавать.
Капеллан Себастьян. И не подумаем отдавать. Господь наш Иисус Христос учил: прости нам долги наши, как и мы прощаем должникам нашим.
Бурхард, комтур Виттенштейнский. Братья, все наши ссуды и вложения – мелочь по сравнению с тем, какие дела вел орден Храма. Тамплиеры были крупнейшими кредиторами католического мира, в числе их должников были все – от крестьян до королей и пап. Их денежные дела были настолько крупными, что короли часто доверяли казначеям ордена Храма исполнение функций казначея государства. Неудивительно, что королевская казна почти слилась с орденской казною.
Интендант Густав. Благодаря огромной сети командорств, которых насчитывалось едва ли не пять тысяч вместе с вассальными замками и монастырями, тамплиеры могли обеспечивать под небольшие ссудные проценты не только охрану вверенных им ценностей, но и их перевозку из одного места в другое, от заимодавца к заемщику или от погибшего паломника к его наследникам. Орден обладал огромными земельными владениями, не менее десяти тысяч мануариев (земельных участков размером 100–200 га, доход с которых позволял вооружить рыцаря – прим. перев.). А какие строительные работы вел орден! Его усилиями строились дороги, храмы, замки. Например, в Палестине тамплиерам принадлежало восемнадцать замков. А в Европе орден построил едва ли не полторы сотни больших храмов.
Арнольд, комтур Гольдингенский. Конечно же, непомерные богатства тамплиеров вызывали вражду и зависть королей, особенно Филиппа Красивого, который сам был крупным должником ордена и жаждал прибрать к рукам его богатства. А такие привилегии ордена, как подсудность лишь святейшему папе, изъятие из-под королевской юрисдикции, освобождение от церковных налогов, – вызывали не меньшую зависть со стороны церковного клира, не в обиду будь сие сказано нашему капеллану брату Себастьяну.
Хелвиг, комтур Зегевольдский. Тамплиеры, видно, забыли, что их изначальным предназначением была борьба с неверными в Палестине. А когда Святая Земля оказалась потеряна, они вместо того, чтобы всеми силами пытаться ее вернуть, занялись по всей Европе денежными делами, несказанно разбогатели и потому вообразили себя наравне с королями. А деньги, слава Богу, не все в этом мире решают.
Леопольд, комтур Венденский. Говорят, у тамплиеров были какие-то тайные мистические знания…
Бурхард, комтур Виттенштейнский. Ну и что, помогли им эти тайные знания? Разгромили их вместе с их знаниями.
Капеллан Себастьян. Ворожба граничит с колдовством, неугодна Господу и карается нашей Святой церковью.
Арнольд, комтур Гольдингенский. Да уж, сжигать ворожей, ведьм и колдунов инквизиция горазда. И тамплиеров скоро начнут жечь, не сомневаюсь. Живым из рук инквизиторов мало кто выходит.
Ландмейстер Герхард. Не все так просто, брат мой Арнольд. Во время моего пребывания в Венеции стало известно, что святейший папа временно приостановил инквизиционные процессы, несмотря на настояния короля Филиппа. Потом после долгих споров великий понтифик наконец согласился начать два судебных расследования для определения вины или невиновности рыцарей Храма: одно должно будет осуществляться папской комиссией, второе – епархиальными судами.
Насколько я понимаю, папа хочет распустить орден бедных рыцарей Христа и Храма Соломона только временно, заклеймив позором виновных, а затем восстановить его в первозданной чистоте. А король мечтает, чтобы скандал разгорелся сильнее, и процесс скомпрометировал весь орден, что привело бы к полному его крушению и, главное, банкротству.
Бурхард,
комтур Виттенштейнский. Во французском городе Труа сейчас идет
громкий мирской судебный процесс по обвинению тамошнего епископа в колдовстве,
содомском грехе, святотатстве и ростовщичестве. Видимо, король Филипп хочет
показать своим подданным, что церковь не имеет права судить тамплиеров, будучи
уличенной в их же грехах.
Дитрих, комтур Митавский. Но, в конце концов, совершали тамплиеры все то, в чем их обвиняют? Что об этом говорят в Венеции, брат мой и повелитель?
Ландмейстер Герхард. Я слышал от братьев-тевтонцев не одну попытку объяснения того, в чем признавались тамплиеры. Прежде всего сие касается ритуалов посвящения. Дескать, если хочешь стать рыцарем ордена, то покажи свое бесстрашие: плюнь на распятие и посмотри, покарает ли тебя Господь за это. Если ты становишься членом братства, ты должен полностью принадлежать братьям, что и доказываешь, целуя их в зад и позволяя целовать туда же себя. А еще говорили, что тамплиеров склоняли к отречению от Иисуса Христа, дабы посмотреть, как они вели бы себя, если бы сарацины захватили их в плен. Но в последнем, по-моему, вообще нет никакой логики.
Леопольд, комтур Венденский. А я слышал, что тамплиеры стали последователями еретической секты манихеев, которые презирают крест, считая его орудием мучений Всевышнего, и проповедуют, что нужно отречься от мира и отказаться от брака и деторождения. Отсюда и содомский грех тамплиеров, якобы совершаемый братьями чисто символически. Словом, история темная.
Дитрих, комтур Митавский. А что это, интересно, за Бафомет?
Ландмейстер Герхард. Возможно, речь идет о лжепророке Магомете, ибо в некоторых признаниях тамплиеров говорится о том, что их заставляли молиться Аллаху. Но это тоже темная история, ибо рыцари Храма якобы поклонялись Бафомету как идолу, магометане же изображений своего лжепророка не обожествляют.
Арнольд, комтур Гольдингенский. У нас тут все свои, так скажу откровенно: думаю, у тамплиеров на самом деле не было ни идола Бафомета или как его там, ни поцелуев в зад и другие части тела, ни плевков на распятие, ни прочих столь же абсурдных обрядов, ни поголовной и повсеместной содомии. Все это даже под страхом смерти не удалось бы сохранить в тайне почти два столетия существования ордена Храма, хоть какие-нибудь слухи ходили бы. Так что все это выдумали в канцеляриях французского короля и Римской курии, а потом святая инквизиция вложила в уста тамплиеров при помощи жестоких пыток.
Ничего удивительного тут нет, поскольку королю Филиппу и святейшему папе Клименту требовалось не только получить богатства Храма, но и устранить опасных соперников в делах управления христианским миром.
Ландмейстер Герхард. Брат мой Арнольд, ты опять заходишь слишком далеко. Мы – честные рыцари скромного провинциального Ливонского ордена, и наше дело – борьба с варварами, а не обсуждение дел, находящихся в компетенции святейшего папы и земных властителей христианского мира.
Бурхард, комтур Виттенштейнский. Ты прав, брат мой и повелитель Герхард, но что будет, если наш орден распустят вслед за орденом Храма?
Ландмейстер Герхард. Значит, на то будет воля Божья и не подлежащая обсуждению и обжалованию булла святейшего папы! Посему властью, Божьей милостью данной мне Тевтонским орденом, я не благословляю продолжение бесплодных, вредных и опасных разговоров о процессах над тамплиерами и перехожу к теме нашего заседания – миссии «Великая католическая Русь».
Получено письмо из Апостольской канцелярии. Нам сообщили, что глава ведшего дела на Руси парижского командорства ордена Храма был арестован и во время следствия отдал душу Господу, однако ничего касающегося миссии «Великая католическая Русь» при допросах узнать не удалось. Никаких документов по сей миссии также не нашлось.
Поэтому от имени и по поручению святейшего папы Климента нам предписано вновь заняться выполнением миссии «Великая католическая Русь» в целях упрочения положения и усиления влияния Святой церкви, вплоть до установления на Руси и в Литве истинной католической веры. Для изучения действий, предпринятых орденом Храма по сей миссии ранее, нам разрешили пользоваться архивами святой инквизиции и ордена тамплиеров. Ну, и обещали помощь, если таковая потребуется.
Леопольд, комтур Венденский. За обещание помощи, конечно, Римской курии спасибо, но у меня такой вопрос: насколько мы можем быть уверены, что в последнее время кто-то вообще занимался миссией «Великая католическая Русь»? Не могла ли сия миссия тихо заглохнуть?
Арнольд, комтур Гольдингенский. Отчего бы ей заглохнуть?
Леопольд, комтур Венденский. Ну, хотя бы оттого, что про создание «Великой православной Руси» уже несколько лет ничего не слышно. Да и вообще мы знаем о ее подготовке только из доклада тамплиеров Римской курии пять лет назад. А если нет подготовки «Великой православной Руси», то нечему и противодействовать посредством миссии «Великая католическая Русь».
Арнольд, комтур Гольдингенский. Как это нечему? Что же мы, оставили надежду на крещение Руси и Литвы в истинную католическую веру? И если даже ничего не слышно, то как можно успокаиваться? Если «Великую православную Русь» создадут в глубокой тайне и нападут на нас со всех сторон, поздно будет действовать, останется только гордо тонуть в Восточном море с именем Приснодевы Марии на устах.
Ландмейстер Герхард. Я согласен с братом Арнольдом. И еще хочу сказать всем братьям, что на Руси – очередная междоусобица, на сей раз в области церковной. Митрополит Петр переехал из Киева во Владимир и принял сторону Юрия Даниловича в его борьбе с Михаилом Ярославичем. Тверской епископ Андрей пожаловался за это на Петра константинопольскому патриарху, жалоба сейчас находится на рассмотрении.
А любая междоусобица на Руси может сыграть нам на руку в выполнении миссии «Великая католическая Русь».
Дитрих, комтур Митавский. Но все это внутренние дела Руси, а что у Юрия Даниловича с Витенем? Главное – узнать это, ведь лечь в основу предполагаемой «Великой православной Руси» должен был именно союз Москвы и Литвы.
Ландмейстер Герхард. Да, это главное. Какие будут соображения у братьев?
Хелвиг, комтур Зегевольдский. Давайте еще раз пошлем письмо Юрию Даниловичу с предложением союза и просьбою принять наше посольство. Может быть, сейчас московский князь окажется более приветливым и сговорчивым.
Леопольд, комтур Венденский. Хватит, один раз письмо уже послали. Покойный ландмейстер Готфрид говорил, что в жизни не испытывал большего стыда, чем при прочтении отзыва Апостольской канцелярии о посылке того злосчастного письма. Полагаю, что тогдашние переживания приблизили безвременную кончину отважного брата Готфрида.
Бурхард, комтур Виттенштейнский. Ни в коем случае нельзя посылать никаких писем, предварительно не разобравшись в том, как тамплиеры вели и ведут сейчас дела по миссии «Великая католическая Русь». Можем ошибиться еще серьезнее, чем в прошлый раз.
Дитрих, комтур Митавский. Может, попытаемся понять, от кого мог узнать про переговоры Юрия и Витеня лазутчик, засланный на Русь тамплиерами?
Госвин, комтур Кокенгаузенский. Да от кого угодно. От любого члена семьи Юрия, ближнего боярина, слуги, писаря, гонца, повара, банщика… Вовек не догадаемся.
Михаэль, комтур Везенбергский. Тогда давайте попробуем понять, кем может быть сей засланный на Русь тамплиер, и сразу все станет яснее.
Госвин, комтур Кокенгаузенский. Тоже кем угодно.
Михаэль, комтур Везенбергский. Это понятно, что кем угодно, но он ведь как-то связывался со своим орденом? Значит, в орденском архиве могли сохраниться его письма, какие-нибудь копии указаний, которые ему давало его начальство…
Арнольд, комтур Гольдингенский. …В промежутках между плевками на распятие и поцелуями в зад.
Ландмейстер Герхард. Прекрати, наконец, свои шутки, брат мой Арнольд. Если бы я не ценил так высоко твою отвагу на поле боя и образцовый порядок во вверенном тебе комтурстве, то настаивал бы на твоем церковном покаянии.
Арнольд, комтур Гольдингенский. Грешен, каюсь и молчу, брат мой и повелитель.
Госвин, комтур Кокенгаузенский. А я хотел бы напомнить брату Михаэлю, что, согласно письму из Апостольской канцелярии, в парижских архивах ордена Храма никаких документов, касающихся миссии «Великая католическая Русь», не нашлось, и покойный глава парижского командорства на допросах про эту миссию тоже не рассказал.
Михаэль, комтур Везенбергский. А кто задавал вопросы умершему под пытками командору? Кто искал в архивах документы? Инквизиторы? Никогда не поверю, что их как-то волнуют дела на Руси, даже название которой они, может быть, не слышали. Так что если эти документы даже и искали, то вряд ли внимательно. Надо еще поискать. Ехать в Париж и искать.
Ландмейстер Герхард. Согласен с тобою, брат Михаэль. И я даже знаю, кого послать на поиски документов. Это молодой рыцарь нашего феллинского комтурства Франц фон Нарцлинг. Он владеет тремя языками, кроме родного немецкого: латынь, французский и русский. Был на Руси, знает эту страну, даже встречался с московскими князьями. Вот пусть и едет в Париж по делам миссии «Великая католическая Русь», роется в архивах, там могут быть нужные документы как раз на тех языках, которые он знает. Сейчас он работает над хрониками Тевтонского ордена в Мариенбурге, вряд ли он так уж там необходим.
Кстати, брат мой Себастьян, ты недавно ездил в Мариенбург, был у тебя на исповеди брат Франц?
Капеллан Себастьян. Был и, откровенно говоря, произвел весьма удручающее впечатление. Я собирался докладывать об этом его комтуру, но он пока не назначен.
Ландмейстер Герхард. Докладывай мне, я еще не успел никому передать дела феллинского комтурства, которое возглавлял до избрания ландмейстером. И от членов тайного совета секретов, как ты понимаешь, у нас нет. Чем ты недоволен в отношении брата Франца?
Капеллан Себастьян. Да простит меня Господь за раскрытие тайны исповеди, но у молодого рыцаря на уме одни женщины. Одну из них он встретил на Руси в каком-то городе с названием, которое невозможно выговорить.
Ландмейстер Герхард. Помню, это городок Вертязин недалеко от Твери. Франц писал в своем отчете об испытанном там искушении от врага рода человеческого. Но ведь юноша вроде бы преодолел греховные желания и не вступил с соблазнительной вдовою в плотские отношения?
Капеллан Себастьян. Не вступил, но забыть ее не может. А с женщиной из Висмара, в которую был влюблен в юности и с которой якобы расстался после принятия орденских обетов, он в плотские отношения вступил, и совсем недавно, во время своего отпуска. Полагаю, что сей грех заслуживает самого сурового наказания, вплоть до изгнания из ордена.
Госвин, комтур Кокенгаузенский. Ну, с женщиной – это не с мужчиной. Грех, конечно, но не такой уж страшный, тем более что юноша искренне покаялся в нем на исповеди. У тамплиеров все было куда хуже, если верить святой инквизиции.
Бурхард, комтур Виттенштейнский. Если за каждый такой грех, который совершил молодой Франц, гнать из ордена, мы половины братьев недосчитаемся.
Дитрих, комтур Митавский. Брат мой Себастьян, ты в нашем ордене совсем недавно и, наверно, еще не привык к тому, что отважным воинам, ежечасно рискующим своей жизнью, надо давать некоторые послабления. Мы хотя и монахи, но все же не бенедиктинцы и не доминиканцы.
Капеллан Себастьян. Но хоть как-то наказать юношу надо, дабы впредь неповадно было?
Леопольд, комтур Венденский. Если наказывать братьев за их признания на исповеди, то в дальнейшем они не будут откровенны на этом святом таинстве, и мы не узнаем множество по-настоящему важных вещей. Просто надо взять на заметку, что у брата Франца женщины – слабое место, и в будущем иметь это в виду.
Ландмейстер Герхард. Ты, брат мой Себастьян, слишком строго судишь молодого рыцаря. Ты ведь не хуже меня знаешь слова Господа нашего Иисуса Христа: «Не судите, да не судимы будете» и «Кто из вас без греха, первый брось камень». Просто юноша засиделся за скучными тевтонскими хрониками.
Михаэль, комтур Везенбергский. Да уж, эти хроники – скука воистину смертная. Я в свое время попробовал прочитать одну из них и заснул во время чтения столь крепко, что книга выпала у меня из рук и пребольно ушибла мне ногу.
Интендант Густав. Обсуждать тут, собственно, нечего, ибо нам просто некого больше послать. Насколько мне известно, никто из наших братьев не знает столько языков, причем именно тех, которые нужны для этой миссии.
Ландмейстер Герхард. Надеюсь, что смена обстановки и исключительная важность миссии пойдут молодому рыцарю на пользу и отвратят его от соблазнительных помыслов и греха прелюбодеяния. Если нет других возражений, посылаем в Париж брата Франца.
Еще хочу сообщить своим братьям то, что узнал в Венеции: святейший папа Климент отправил к нам в Ливонию двух легатов, которые должны будут на месте расследовать жалобы злокозненного рижского архиепископа. Эти легаты, скорее всего, приедут сначала в Ригу, а потом в Венден. Но могут неожиданно появиться в любом из наших комтурств.
Дитрих, комтур Митавский. И что мне делать, если в мой скромный замок вдруг явятся легаты великого понтифика?
Ландмейстер Герхард. Не удивляться и не теряться, выказывать исключительное радушие и принимать сих легатов как лучших друзей, кормить их, поить и всячески обхаживать. И тотчас же послать ко мне в Венден гонца, я немедленно прибуду.
Есть еще у братьев вопросы? Если нет, то объявляю заседание закрытым. Помолимся же за наш орден и за успех его богоугодных дел.
Капеллан Себастьян. Братья, молитесь Господу, дабы утешил он святое христианство своей благодатью и защитил его от всякого зла.
Молитесь Господу за отца нашего духовного – папу, и за все церковные и мирские христианские власти, и за прелатов, которых Господь использует на службе своей.
Молитесь за орден наш, в котором Господь собрал нас, дабы даровать нам милость свою, чистоту и духовную жизнь, дабы избавить нас от всего, что недостойно его хвалы и противно его заповедям.
Молитесь за всех братьев, начальствующих в ордене нашем и управляющих землями нашими и людьми, дабы служили они ордену так, чтоб не отдалил их от себя Господь.
Молитесь за всех братьев наших, дабы они могли проводить свои дни с пользой и усердием, в полезных и набожных трудах.
Молитесь за тех, кто впал в смертный грех, дабы Господь помог им в милости своей и они избегли вечного проклятия.
Молитесь за наши орденские земли, дабы Господь пришел туда с помощью, со своей мудростью и силою, дабы вера в Бога и любовь могли распространяться там и противостоять всем врагам.
Молитесь за друзей и сторонников ордена и за тех, кто творит добрые дела и жаждет совершать их.
Молитесь за всех тех, кто оставил нам наследство свое или дары, дабы ни в жизни, ни в смерти не отдалил их Господь от себя.
Молитесь за умерших братьев наших, и пусть каждый поминает души отца его, матери, братьев и сестер.
Молитесь за всех верующих, дабы Господь дал им вечный мир. Да пребудут они в мире.
Аминь.
Документ № 27
Номер по описи Венской библиотеки: XIV-09-1743/T-ХXVII
На документе отметка:
В архиве хранится копия, оригинал отослан по назначению.
Зигфриду фон Фейхтвангену, великому магистру ордена Дома Святой Марии Тевтонской в Иерусалиме, от Герхарда фон Йорка, Божьей милостью ливонского ландмейстера вышеозначенного ордена.
Писано под строжайшей тайною в Вендене в седьмой день мая 1309 года от Рождества Христова.
Слава Иисусу Христу! Приветствую тебя, высокочтимый начальствующий брат мой во Христе Зигфрид!
В связи с возобновлением действий по миссии «Великая католическая Русь» почтительно прошу тебя вернуть рыцаря Франца фон Нарцлинга, ведущего сейчас работу над орденскими хрониками, в распоряжение братства рыцарей Христа Ливонии. Сей рыцарь необходим для работы с архивами ордена Храма, в которых требуется найти документы, касающиеся действий тамплиеров на Руси. Брат Франц хорошо знает три языка, кроме родного немецкого: латынь, французский и русский. Четыре года назад ездил на Русь с достопамятным письмом для московского князя Юрия Даниловича, то есть знаком с сей страною. Все это делает сего рыцаря воистину незаменимым для миссии, важность которой мы оба прекрасно понимаем.
В случае твоего согласия, высокочтимый брат мой Зигфрид, прошу тебя передать брату Францу мое письмо с указаниями, что ему делать в Париже, а также снабдить его охранными грамотами и деньгами на поездку за счет Ливонского ордена.
Да хранит тебя всемогущий Господь бесчисленные годы, да будут дни твои полны успехов и радости. Аминь.
Навеки почтительный брат твой во Христе Герхард.
Приложение к документу № 27
Францу фон Нарцлингу, рыцарю ливонского ландмейстерства ордена Дома Святой Марии Тевтонской в Иерусалиме, от Герхарда фон Йорка, Божьей милостью ливонского ландмейстера вышеозначенного ордена.
Писано под строжайшей тайною в Вендене в седьмой день мая 1309 года от Рождества Христова.
Слава Иисусу Христу! Приветствую тебя, брат мой во Христе Франц!
Сообщаю тебе, что ты теперь являешься рыцарем не феллинского комтурства, а главной резиденции Ливонского ордена в Вендене, находишься в моем распоряжении и отчитываешься передо мною. Но сейчас я предписываю тебе ехать из Мариенбурга не в Венден, а в Париж.
Ты читал письмо, которое покойный ландмейстер Готфрид фон Рогге написал московскому князю Юрию Даниловичу в пятый день ноября 1304 года от Рождества Христова, и знаешь, что в то время мог создаваться союз Москвы и Литвы под названием «Великая православная Русь». Апостольская канцелярия нам тогда сообщила, что о подготовке сего союза узнал человек, засланный в Москву орденом Храма. Нами было принято решение провести собственную миссию под названием «Великая католическая Русь», первый шаг которой состоял в том, чтобы самим заключить союз с Юрием при условии принятия Москвой истинной веры.
После печальной истории с вручением Юрию письма, когда было унижено не только твое баронское достоинство, но и достоинство всего нашего ордена, Римская курия отстранила нас от ведения дел по миссии «Великая католическая Русь» и передала все дела тамплиерам. Теперь, после известных тебе событий с сим орденом, нам вновь поручено выполнение сей богоугодной миссии.
И прежде всего необходимо выяснить, что за человек был заслан на Русь тамплиерами. Согласно письму из Апостольской канцелярии, дела по миссии «Великая католическая Русь» вело парижское командорство ордена Храма. В архивах Парижа никаких документов, касающихся сей миссии, пока что не нашлось, но серьезных поисков никто не вел, и этим предстоит заняться тебе. Действовавший и, возможно, до сих пор действующий на Руси лазутчик тамплиеров наверняка как-то связывался со своим начальством, значит, в парижском орденском архиве могли сохраниться его письма, какие-нибудь копии указаний, которые давались ему, еще что-нибудь подобное.
Сейчас, насколько мне известно, с парижскими архивами ордена Храма работает святая инквизиции, так что обратись туда. Ссылайся на письмо вице-канцлера Римской курии архиепископа Арно Нувеля великому магистру Тевтонского ордена от пятого марта 1309 года от Рождества Христова. В сем письме, в частности, говорится: «В целях изучения действий, предпринятых орденом бедных рыцарей Христа и Храма Соломона по сей миссии ранее, разрешаю тебе и твоим доверенным рыцарям пользоваться архивами святой инквизиции и ордена тамплиеров».
Необходимые охранные грамоты, деньги на поездку в Париж и полугодовое содержание ты получишь в интендантстве и казначействе Тевтонского ордена по благословению великого магистра Зигфрида.
Напоминаю тебе о необходимости неукоснительного соблюдения данных тобою монашеских обетов, прежде всего обета целомудрия. Помни, что согласно нашим орденским правилам ты не имеешь права даже смотреть на женщин, не то что вступать с ними в плотские связи!
Я вместе со всеми нашими братьями буду молиться за то, чтобы твоя миссия завершилась успехом. Да хранит тебя Господь. Аминь.
Навеки брат твой Герхард.
Документ № 28
Номер по описи Венской библиотеки: XIV-09-1743/T-ХXVIII
Ханне, дочери Ханса, старшины цеха суконщиков в Висмаре, от барона Франца фон Нарцлинга.
Писано в Мариенбурге в тридцатый день июня 1309 года от Рождества Христова.
Моя обожаемая Ханна!
Я заканчиваю работу в Мариенбурге, сдаю здешние дела. Теперь я приписан к главной резиденции Ливонского ордена в Вендене, то есть получил повышение и подчиняюсь не комтуру, а непосредственно ландмейстеру. Впрочем, по сути мало что изменилось, ибо моим начальником по-прежнему является Герхард фон Йорк, бывший феллинский комтур, а ныне ландмейстер всей Ливонии.
И сей начальник предписывает мне ехать в Париж – с особой миссией, для поиска нужных Ливонскому ордену сведений в архивах святой инквизиции и ордена тамплиеров. Сия миссия очень важна, более того – в ее выполнении заинтересован и я сам, ибо в свое время, когда я был на Руси, оказалась задета моя баронская честь, а теперь я могу ее полностью восстановить. Почему моя честь была задета в Москве, а восстанавливаю я ее в парижских архивах, – не спрашивай, это предмет строжайшей тайны.
Хотя, конечно, соблюдение тайн в нашем ордене оставляет желать лучшего. Я признался на исповеди в нашей с тобою нежной любви, так капеллан Себастьян, похоже, раскрыл сию тайну моему орденскому начальнику. Во всяком случае, ландмейстер Герхард, давая мне письменные указания по моей миссии, вдруг ни с того, ни с сего упомянул о необходимости неукоснительно соблюдать данный мною при вступлении в орден обет целомудрия и напомнил, что согласно нашим орденским правилам я не имею права даже смотреть на женщин, не то что вступать с ними в плотские связи. А интендант Тевтонского ордена Конрад фон Назен, передавая мне указания Герхарда и все необходимые для путешествия документы, как-то нехорошо усмехнулся и на прощание даже не поблагодарил за более чем трехлетнюю работу над хрониками.
Зато я очень тепло попрощался с братьями Петром фон Дуйсбургом и Лютером фон Брауншвейгом. Их огорчило, что я покидаю Мариенбург, но все мы понимаем, что орденский долг превыше всего.
А для меня грусть от расставания с мариенбургскими друзьями смягчает радостная мысль о том, что отсюда в Париж можно ехать не только по суше, но и по морю, то есть мимо Висмара! И я, конечно же, выберу морской путь, то есть смогу хотя бы на несколько дней навестить тебя, прекрасную даму моего сердца, и мы сможем не только вновь обнять друг друга, но и поговорить о наших чувствах и нашем будущем!
Ведь класть свои чувства на пергамент – все равно, что приземлить ангела и обременить его человеческими заботами. Даже слов пока таких не существует, чтобы передать всю полноту моих переживаний, которые возникают при одной только мысли о тебе, любимая. А потому лучшим объяснением силы моих чувств будут связанные с тобой простые земные моменты, без которых я просто не представляю своей жизни.
Во время нашей последней встречи ты выразила опасение, что у нас не любовь, а просто плотские отношения. Но это не так! Это светлое чувство – любовь – ни с чем не сравнимо, я просто думаю о тебе и понимаю: вот она – любовь, и я счастлив! Как часто я ощущаю приливы нежности, необъяснимые здравым смыслом! Именно в такие моменты я чувствую всю многогранность и глубину отношений между нами!
Жди меня, дорогая моя Ханна, в середине июля.
Навеки твой Франц.
Документ № 29
Номер по описи Венской библиотеки: XIV-09-1743/T-ХXIX
Герхарду фон Йорку, ливонскому ландмейстеру ордена Дома Святой Марии Тевтонской в Иерусалиме, от Франца фон Нарцлинга, Божьей милостью рыцаря вышеозначенного ландмейстерства.
Писано под строжайшей тайною в Париже в шестнадцатый день сентября 1309 года от Рождества Христова.
Слава Иисусу Христу! Приветствую тебя, мой начальствующий брат Герхард!
Прошу простить меня за то, что я не смог сразу же после получения твоего письма отправиться в Париж, но сия задержка произошла не моей вине: из-за того, что до сих пор не все службы Тевтонского ордена переехали в Мариенбург из Венеции, оформление охранных грамот и выдача денег затянулись не на одну неделю.
Но вот я, наконец, в Париже. Дабы не тратить деньги нашего ливонского ландмейстерства, поселился не на постоялом дворе, а в келье парижского комтурства Тевтонского ордена. Правда, отдельную келью мне, несмотря на рыцарское звание, выделить не смогли, но со мною живет очень приятный и приветливый молодой инквизитор – доминиканец Винсент де Брине из Труа, что в Шампани. На парижском подворье святой инквизиции все кельи заняты, и брата Винсента по просьбе кого-то из инквизиционного начальства приютил Тевтонский орден. Мы с сим доминиканцем прекрасно ладим, общаемся на самые разные темы, – разумеется, кроме тайных дел, – и для меня это хорошая возможность попрактиковаться во французском языке, которым я давно не пользовался и, грешным делом, стал понемногу забывать. Еда в здешнем комтурстве тоже бесплатна, хотя и изысканной ее не назовешь. Так что мне и тут удалось сберечь деньги нашего ландмейстерства.
Полный отчет по потраченным деньгам, как обычно, дам по возвращении.
По разным комнатам большого здания, занимаемого парижской инквизицией, мне пришлось походить с поклонами и просьбами несколько дней, ибо общего благословения вице-канцлера Римской курии для допуска к архивам ордена Храма оказалось недостаточно, требовалось особое разрешение генерального инквизитора Франции. И только когда я, наконец, смог убедить канцелярию генерального инквизитора в важности своей миссии, мне выдали такое разрешение.
Должен сказать тебе, брат мой и повелитель, что в архивах Тампля, бывшей парижской крепости ордена Храма, творится беспорядок, который я могу описать лишь словами, достойными самого грубого возницы, а не благородного рыцаря. Мало того, что здесь находятся колоссальные парижские архивы тамплиеров, по сравнению с которыми наш венденский архив – как книжный шкаф по сравнению с библиотекой, так сюда еще и свозят документы из всех французских командорств ордена Храма. Относительный порядок инквизиторы поддерживают лишь в архивах, касающихся собственно процессов над тамплиерами. И то порядок там можно назвать лишь относительным, ибо процессы все еще идут, и поступают все новые и новые протоколы допросов.
Архивариусы святой инквизиции трудятся воистину в поте лица, и больше работы, чем у них, разве что у инквизиторов-палачей. Это не шутка, ибо все допросы здесь по-прежнему сопровождаются пытками, несмотря на то, что последние полгода процессы ведутся не самой инквизицией, а епархиальными судами, а в ноябре должна начать работу специальная папская комиссия. Пытают бедных – теперь уже не по названию, а по сути – рыцарей Храма здесь же, в Тампле, и их леденящие душу крики доносятся из башен даже сюда, в архивы.
Тебе, скорее всего, уже известно, а если нет, то пусть я буду первым, сообщившим тебе о том, что святейший папа Климент начал перенос своей резиденции в Авиньон. Там он, конечно же, будет чувствовать себя в гораздо большей безопасности, чем в беспокойном Риме, где происходят постоянные конфликты между знатными родами. Но хлопоты, связанные с переносом папской резиденции, порядка в святой инквизиции не прибавляют.
Кстати, я был удивлен, встретив в архивах Тампля своего соседа по келье – инквизитора Винсента де Брине. Он мне не стал объяснять, что делает здесь, как и я ему: тайна есть тайна, и мы с ним оба прекрасно это понимаем. Но как-то раз я случайно, проходя по длинной тампльской галерее, услышал его разговор с одним из хранителей архива, тоже инквизитором: они шли по той же галерее далеко позади меня и беседовали, и эхо под сводами доносило их слова. Оказывается, казна ордена Храма, хранившаяся не на Кипре (где была главная резиденция ордена – прим. перев.), а в Тампле, исчезла. Парижский командор Антуан де Рави умер под пытками, но не выдал ее местонахождение, но потом кто-то еще из тамплиеров, опять же под пытками, показал, что незадолго до начала разгрома ордена ее вывезли в Шампань, куда-то в пригороды Труа. Теперь ее там ищет и инквизиция, и королевская тайная служба, а в Париж на архивный поиск возможных документов, по которым можно было бы проследить вывоз казны, был послан брат Винсент.
Больше никаких подробностей я не услышал, но они меня и не интересуют, у меня своих дел хватает. Работа мне предстоит очень и очень большая, и я боюсь, что полугода на нее не хватит. Впрочем, это как повезет: на нужные документы я могу наткнуться уже завтра, а могу и через год. К сожалению, могу и вообще не наткнуться, ибо некоторые документы инквизиция по известным лишь ей причинам забирает из архива и не возвращает.
Но я, вдохновленный важностью поставленной передо мной задачи, не теряю надежду и тружусь с бодростью, неустанно моля Пресвятую Деву о том, чтобы нужные документы нашлись, и как можно скорее.
Прими мой нижайший поклон, брат мой и повелитель. Да хранит тебя всемогущий Господь бесчисленные годы, да будут дни твои полны радости и успехов. Аминь.
Навеки брат твой во Христе Франц.
Документ № 30
Номер по описи Венской библиотеки: XIV-09-1743/T-ХXX
Ханне, дочери Ханса, старшины цеха суконщиков в Висмаре, от барона Франца фон Нарцлинга.
Писано в Париже в двадцать четвертый день октября 1309 года от Рождества Христова.
Моя нежно любимая Ханна!
Внутри меня все трепещет, когда я среди парижской суеты вдруг вспоминаю незабываемые дни, проведенные с тобою сим летом в Висмаре. И я не забыл свое обещание уйти из ордена, данное тебе в минуту любовной близости. У меня было время все обдумать, и теперь я понимаю, что ты мне дороже всех орденов на свете. Тем более что моя карьера в Ливонии теперь под угрозой, ибо я уверен, что капеллан Себастьян все-таки нарушил тайну исповеди. Кто-то из братьев предостерегал меня от излишней откровенности на орденских исповедях, еще когда я был сержантом в Феллине, но я, к сожалению, об этом то ли забыл, то ли не подумал.
Я обязательно покину Ливонский орден, но сначала должен выполнить свою последнюю миссию. И дело тут не только в желании уйти с чистой совестью. Тех, кто уходит, никак не отличившись в богоугодных миссиях и оставив о себе недобрую память, орден в дальнейшем зачастую преследует в судебном порядке, заставляя возместить все расходы по обучению, проживанию, питанию, одежде, вооружению и всему прочему. Это могут быть огромные деньги, которые и за десять лет не выплатить.
Но если благородный рыцарь возвращается с победой, выполнив свой долг перед орденом и Господом, и просит дать бессрочный отпуск, к нему отношение совсем иное. Ему даже могут предоставить пожизненное покровительство ордена и право ношения одеяния крестоносца. А орденское покровительство и возможность ходить в уважаемой всеми рыцарской одежде с крестами очень помогли бы в нашей будущей совместной жизни в Мекленбурге. Я мог бы, например, устроиться в магистрат какого-нибудь города, может, даже самого Висмара, на престижную и высокооплачиваемую должность. Не в суконщики же мне идти, не в обиду будь сие сказано твоему достопочтенному отцу.
У меня есть мечта, которая должна обязательно сбыться. Я хочу, чтобы у нас была крепкая семья, чтобы мы любили друг друга чем дальше, тем сильнее. Хочу, чтобы у нас, любимая, было много детей, пусть они нас радуют и будут смыслом всей нашей жизни!
Ты просила меня рассказать о Париже. С удовольствием, хотя боюсь, что рассказ получится слишком длинным и утомит тебя. Это же настолько огромный город, что трудно себе вообразить: живут здесь, говорят, не менее трехсот тысяч человек!
Центр Парижа расположен на острове Сите посреди реки Сены. Но на сем острове уже несколько столетий назад стало тесно, и горожане стали селиться за пределами старых крепостных стен. На правом берегу реки в прошлом веке стали развиваться ремесла, на Гревской набережной находится гавань, а неподалеку – огромный торг Шампо.
На левом берегу Сены в позапрошлом веке был основан знаменитый парижский университет, который сейчас занимает едва ли не все левобережье. Впрочем, там вокруг еще сохранились поля и виноградники.
В правление
короля Филиппа Августа, умершего чуть менее ста лет назад, наступил подлинный
расцвет города. Филипп был охвачен страстью к строительству, при нем были
вымощены главные парижские улицы и площади, находившиеся до этого в ужасном
состоянии, построены крепость Лувр, новые крепостные стены и торг Шампо. Стены,
возведенные на средства короны и города, определили новые границы Парижа и как
бы символизировали защиту горожан королем, находившимся в крестовом походе. На
правом берегу высота стены – всего три локтя (
Словом, Париж – наиболее защищенный город королевства, но при этом как он красив! На протяжении всего прошлого века строился огромный собор Парижской Богоматери, а примерно полвека назад была освящена церковь Сент-Шапель. Совсем небольшой храм по сравнению с Нотр-Дамом, но какой прекрасный! И королевский дворец на острове Сите при нынешнем короле Филиппе был существенно расширен и украшен.
Когда бродишь по Парижу, невозможно не поражаться оживлению на улицах, расцвету торговли и ремесел, повсеместному богатству и процветанию. Я люблю прогуливаться по мосту Менял, вдоль набережной Золотых дел мастеров, по улице Сен‑Дени, где расположились галантерейщики и суконщики. Конечно, Большой мясной ряд Шатле, где работают живодеры, приходится пересекать, зажав нос. Но зато есть сравнительно тихая и чистая Ломбардская улица – место крупных торговых сделок.
Все эти ремесла объединяют около трехсот пятидесяти цехов, и у каждого из них, как и у наших цехов в Висмаре, есть свои законы, обычаи и праздники. Из-за великого обилия цехов тут дня не проходит без того, чтобы, выслушав мессу и обсудив свои дела, мастера и подмастерья не собирались на пир. Иногда это шляпники, иногда свечники, иногда кожевники, иногда собратья твоего отца – суконщики.
Словом, по сравнению с Парижем даже Висмар кажется глухой провинцией. Что же тогда говорить о Мариенбурге, Вендене или Феллине?
Пожалуй, мои прогулки по
Парижу были омрачены лишь однажды, когда в северо-восточном предместье я
наткнулся на чудовищное сооружение под названием «Монфокон». Его построили лет
двадцать назад, уже при нынешнем короле Филиппе Красивом. Это огромная
трехъярусная виселица на каменном фундаменте, квадратной в плане формы, со
сторонами длиной примерно двадцать локтей (
Повешенных размещают только в трех боковых гранях Монфокона, четвертая сторона сего сооружения используется для подъема обреченных на казнь и спуска трупов. Тела казненных обычно оставляются на виселице до почти полного разложения, после чего сбрасываются в специальный каменный колодец в цоколе Монфокона, поскольку во Франции запрещено хоронить повешенных по христианскому обычаю. В итоге зловоние от сей виселицы исходит такое, что по сравнению с ним даже испарения Большого мясного ряда кажутся благоуханием.
Нет, и в наших германских городах не редкость и повешение, и костры, на которых сжигают ведьм и еретиков. На Руси мне приходилось видеть и четвертование – когда казнимому отрубают сначала руки, потом ноги, и только потом голову, и посажение на кол – долгую, мучительную и унизительную казнь, омерзительными подробностями которой я не хочу смущать твое нежное сердце. Но такого грандиозного царства смерти, как Монфокон, я нигде не встречал.
По-видимому, жуткое зрелище множества разлагающихся тел повешенных должно производить впечатление на подданных французского короля и предостерегать от преступлений. Но я не уверен, что сие действенно, ибо если бы подданные внимали сему предостережению, то Монфокон давно опустел бы. А он почти все время полон.
Но не будем говорить о грустном, наоборот – будем радоваться тому, что мы живы, здоровы, молоды, и у нас есть самое главное – любовь!
С тех пор, как я первый раз увидел тебя, в моем сердце загорелась маленькая искорка. С каждым днем она росла и становилась все ярче. Ты для меня – идеальная пара. В тебе нет недостатков, ты само совершенство. Я поражаюсь твоей красоте и изысканности и горжусь тем, что самая красивая женщина в мире стала моей! Я тону в голубизне твоих глаз, в них столько нежности и искренности, они дарят мне тепло, которого мне так не хватало до тебя. Твои прекрасные светлые волосы так красиво развеваются на ветру и снова ложатся на удивительно нежные плечи, словно лаская их. Я всегда любуюсь твоей легкой походкой и привлекательными изгибами твоего тела!
Я не перестаю восхищаться и твоей очаровательной улыбкою, которая заставляет меня забыть обо всех сложностях и разочарованиях. Мне хочется улыбаться вместе с тобой и всегда быть в хорошем настроении. Даже когда ты долго не открываешь для меня оконные ставни и не впускаешь меня в свою спальню, я не могу злиться на тебя. Стоит тебе только улыбнуться, и весь мир становится добрее.
Желаю тебе столько счастливых дней, сколько колосков на пшеничном поле, сколько листьев на деревьях в большом лесу, сколько волос в твоей прекрасной косе.
Вечно любящий тебя Франц.
Документ № 31
Номер по описи Венской библиотеки: XIV-09-1743/T-ХXXI
Герхарду фон Йорку, ливонскому ландмейстеру ордена Дома Святой Марии Тевтонской в Иерусалиме, от Франца фон Нарцлинга, Божьей милостью рыцаря вышеозначенного ландмейстерства.
Писано под строжайшей тайною в Париже в двадцать второй день декабря 1309 года от Рождества Христова.
Слава Иисусу Христу! Приветствую тебя, мой глубокоуважаемый ландмейстер Герхард!
Несмотря на приближающееся Рождество Господа нашего Иисуса Христа, я неустанно тружусь в Тампле, в архивах парижского командорства ордена Храма. Пока никаких радостных вестей, к сожалению, не могу тебе сообщить. Как я уже писал, архивы очень велики и крайне перепутаны, к тому же видно, что и ранее, до роспуска ордена тамплиеров, они находились отнюдь не в образцовом состоянии. Французы вообще не отличаются аккуратностью в делах, не то что мы, германцы.
Сложностей поиску прибавляет то, что многие документы зашифрованы, а ключи к шифрам инквизиция узнать не смогла или не захотела. Мне вообще показалось, что от тамплиеров пытаются добиваться признаний не в денежных злоупотреблениях и других делах, требующих серьезного изучения и сбора доказательств, а в каких-то непонятных обрядах и оргиях. Видимо, инквизиторам так проще.
Конечно же, не мне оценивать действия святой инквизиции, но они, к сожалению, не облегчают, а скорее усложняют мою миссию, которая в итоге продвигается при всем моем усердии крайне медленно: пока что мне удалось просмотреть едва ли пятую часть архивов парижского командорства. Но два дня назад произошло событие, которые едва не стоило мне жизни, но зато дало возможность существенно ускорить архивный поиск.
Обычно я засиживаюсь за работой в Тампле до позднего вечера, и в один из таких вечеров я шел по Ломбардской улице в сторону нашего тевтонского парижского комтурства. И внезапно из-за угла на меня напали трое. Вооружены они были тонкими и легкими мечами, которые здесь носят все знатные люди, ибо такие мечи, как у нас в Ливонии, здесь считаются слишком тяжелыми и используются только в битвах, когда рыцарь одет в доспехи и сидит на коне.
У меня тоже был такой тонкий меч, я его выхватил и стал защищаться. Но их было трое, я – один, к тому же фехтовать тонким мечом я никогда специально не учился, да и все навыки фехтования успел немного растерять за то время, что провел сначала в Москве, потом в Мариенбурге, потом в Париже. Нет, иногда я упражнялся, но, каюсь, очень мало, да и не с кем было.
Вспомнив все, чему меня в свое время учил мой орденский наставник брат Матиас, я отступил к стене дома, дабы не подпустить нападающих с тыла, и стал отчаянно защищаться. Но понимал, что жить мне осталось не более минуты.
И тут я вдруг увидел, что из трех мелькающих передо мною мечей остался только один, а двое нападавших развернулись и схватились с каким-то человеком, у которого в руках был такой же меч. И я был спасен, ибо пришедший мне на помощь оказался прекрасным фехтовальщиком. Уже через пару минут один из его противников лежал мертвым, а второй, раненый, обратился в бегство. За ним и тот, который сражался со мною.
Я начал благодарить своего спасителя, но он сказал, что сейчас не до разговоров, ибо один из нападавших убит, в любой момент может прийти городская стража, нас могут принять за дуэлянтов, и если я не хочу оказаться обвиненным, то надо уходить, оставив труп лежать там, где он лежит. И мы ушли.
Я пригласил своего нового друга зайти в трактир и поужинать, он с удовольствием согласился.
В трактире за ужином мы разговорились, и он рассказал о себе. Он знатный итальянец, зовут его Данте дельи Алигьери, ему почти сорок пять, родом он из Флоренции, занимал там очень высокое положение, даже входил в управляющую городом коллегию приоров, но после каких-то очередных раздоров тамошних партий гвельфов и гибеллинов был вынужден покинуть свою родину.
Сначала его приютила Верона, но потом ему пришлось уехать и оттуда, и после четырех лет скитаний по разным городам Италии он год назад приехал в Париж. Ждет, что рано или поздно если не Флоренция, то какой-либо другой итальянский город пригласит его к себе. А пока что деньги у него почти кончились, и он голодает в буквальном смысле этого слова: питается хлебом и водою. Еще и живет в какой-то жуткой ночлежке, что уж вовсе недостойно благородного человека.
Дел у него никаких здесь нет. Иногда он участвует в ученых и поэтических диспутах в университете, но денег за это, разумеется, не получает. У себя на родине он был не только видным деятелем республики, но и известным поэтом, но здесь даже писать не может: нет денег ни на чернила, ни на пергамент.
Спас он меня случайно: шел по улице, издали увидел, что трое выслеживают рыцаря, одетого в плащ крестоносца, потом выхватывают мечи и нападают, и справедливо счел их злоумышленниками, тем более что трое на одного – в любом случае неблагородно. А фехтовальщик он превосходный, несмотря на возраст и постоянное недоедание. О том, кто и зачем мог на меня напасть, мы будем думать вместе с ним в ближайшие дни.
Данте – человек высокообразованный, серьезный, знает множество языков, посему я решил, что он может быть нам весьма полезен, и предложил ему стать своим помощником и работать вместе со мною в архивах тамплиеров. Сказал, что помощникам платятся деньги, пусть и небольшие, а еще я попробую договориться, чтобы его поселили в парижском комтурстве Тевтонского ордена.
Данте с благодарностью согласился, сказав, что хотя архивная работа его никогда не прельщала, но архивы ордена Храма сами по себе представляют большой интерес. Тут же в трактире он написал под мою диктовку просьбу о принятии в помощники сроком на год, прилагаю сию просьбу к письму.
В связи со всем вышеизложенным извещаю тебя, брат мой и повелитель, что на правах рыцаря, выполняющего одиночную миссию, я привлекаю благородного итальянца Данте дельи Алигьери в свои платные помощники. Деньги на оплату его труда возьму в парижском тевтонском комтурстве под свою ответственность в пределах полугодового содержания оруженосца, положенного мне по рыцарскому статусу. Оруженосца у меня нет и никогда не было, так пусть им на время моего пребывания во Франции побудет бывший флорентийский приор.
А поскольку мне было выдано полугодовое содержание в мае сего года, а сейчас уже конец декабря, возьму на себя смелость получить в казначействе парижского тевтонского комтурства также и свое рыцарское содержание еще на полгода.
Прошу тебя благословить сии действия и известить об этом Тевтонский орден, дабы они отнесли сии расходы на счет Ливонского ордена.
Благодать Божья да пребудет с тобою и всеми нашими братьями. Да хранит тебя всемогущий Господь. Аминь.
Навеки брат твой во Христе Франц.
На документе стоит резолюция:
Благословляю. Предписываю казначею Ильмару известить Тевтонский орден о подтверждении расходов брата Франца и принятии их на счет Ливонского ордена.
Ландмейстер Герхард.
Приложение к документу № 31
Герхарду фон Йорку, ливонскому ландмейстеру ордена Дома Святой Марии Тевтонской в Иерусалиме, от Данте дельи Алигьери, вольного и благородного гражданина Флорентийской республики.
Писано в Париже в двадцатый день декабря 1309 года от Рождества Христова.
Слава Иисусу Христу!
Я, вольный и благородный гражданин Данте дельи Алигьери, прошу принять меня на один год в помощники Франца фон Нарцлинга, рыцаря ливонского ландмейстерства ордена Дома Святой Марии Тевтонской в Иерусалиме.
Я родился в 1265 году от Рождества Христова во Флоренции, в настоящее время проживаю в Париже. Готов служить Иисусу Христу, излечивая больных, защищая паломников, борясь с врагами Святой церкви. Готов сражаться за установление истинной католической веры, заботиться о недужных, хранить тайны ордена, по первому зову выполнять то, что умею.
Приношу обет быть послушным Господу Богу, Всеблагой Деве Марии, святейшему папе римскому, великому магистру и ливонскому ландмейстеру Тевтонского ордена, а также всем другим моим орденским начальникам. Аминь.
Со смирением и неустанной молитвою,
раб Божий Данте.
На документе стоит резолюция:
Благословляю прием в платные помощники ордена.
Ландмейстер Герхард.
Документ № 32
Номер по описи Венской библиотеки: XIV-09-1743/T-ХXXII
Ханне, дочери Ханса, старшины цеха суконщиков в Висмаре, от барона Франца фон Нарцлинга.
Писано в Париже в третий день марта 1310 года от Рождества Христова.
Моя прекрасная, горячо и нежно любимая Ханна!
Я по-прежнему работаю в парижских архивах. Теперь уже не один, а со своим новым другом, удивительным человеком и прекрасным поэтом – Данте дельи Алигьери. Он мне помог защититься, когда на меня на улице напали трое злоумышленников, и я едва не погиб в смертном бою. Но ты не волнуйся, моя дорогая, благодаря заступничеству Пресвятой Девы Марии и вмешательству Данте я не получил ни одной царапины.
Волею
Господней мне очень везет на образованных и приветливых друзей, и скажу без
ложной скромности, что это, наверно, оттого, что они видят во мне такого же
образованного и приветливого человека, как они. В Мариенбурге – Петер фон
Дуйсбург и Лютер фон Брауншвейг, а в Париже – Данте дельи Алигьери.
Данте гораздо
старше меня, ему сорок пять лет, он итальянец, родом из Флоренции. Он там
входил в управляющую городом коллегию приоров, но в результате раздоров
тамошних партий был вынужден покинуть свою родину и начать скитаться по миру, и
вот приехал в Париж. Я устроил его своим платным помощником, а то у него
кончились деньги, и он был вынужден питаться хлебом и водою, еще и жить в
какой-то жуткой ночлежке. Теперь он живет вместе со мною в келье парижского
комтурства Тевтонского ордена, и мы с ним вместе ходим работать в архивы.
Работы еще очень и очень много. Вот какой трудной и длительной оказалась моя последняя миссия в Ливонском ордене!
А на днях Данте поведал мне историю своей любви. Я не мог себе представить, что такое вообще бывает, но у меня не было причин не доверять рассказу друга, спасшего меня от верной гибели, и я слушал, раскрыв рот.
Начал он свой рассказ с того, что звали его возлюбленную Беатриче, она тоже жила во Флоренции. Разговаривал он с нею всего два раза в жизни: впервые в детстве, когда ему было девять лет, а ей восемь, и это было на каком-то празднике. Во второй раз она поговорила с ним спустя еще девять лет, когда шла по улице в сопровождении двух пожилых дам. Впрочем, поговорила – это слишком сильно сказано, ибо она просто поздоровалась с ним. На этом все события сей невероятной любви завершились, ибо еще через пять лет Беатриче вышла замуж – разумеется, не за Данте. А еще через три года умерла от лихорадки.
Смерть Беатриче, по словам Данте, повергла его в такое горе, что многие из его родственников и друзей боялись, что дело может кончиться и его смертью. Он не поддавался никакому сочувствию, никаким утешениям, ни один день не проходил без стонов, без вздохов, без слез. Глаза его казались двумя обильнейшими источниками настолько, что многие удивлялись, откуда берется у него столько влаги, чтобы питать слезы. Постоянный плач и пренебрежение всякими заботами о себе придали ему вид почти дикого человека. Он страшно исхудал, оброс бородою и перестал быть похожим на себя прежнего. Поэтому не только друзья, но и всякий, кто его видел, глядя на него, проникались жалостью. Впрочем, пока длилась эта жизнь, полная слез, он показывался мало кому, кроме друзей. Начал писать стихи, и пишет их до сих пор.
Признаюсь тебе, моя дорогая Ханна, что после рассказа Данте о его столь возвышенной любовной истории я вспомнил о нашей с тобою любви и ощутил себя едва ли не сатиром, грубо растоптавшим девственность своей возлюбленной. Я долго молчал, смотрел на высокого, стройного и красивого флорентийца и пытался представить себе, как он мог так безумно влюбиться в девушку, которую, можно сказать, почти совсем не знал. Конечно, сия история сразу показалась мне странной и надуманной, тем более что Флоренция славится свободою нравов наряду с Неаполем, но я же не мог открыто поставить под сомнение рассказ человека, который спас мне жизнь!
Данте тоже долго молчал, явно наслаждаясь произведенным на меня эффектом, а потом улыбнулся и сказал, что таковы поэты: придумают что-нибудь ради красоты стиха и выдают за чистую монету, а им все верят и думают, что это непреложная истина. Нет, женщина по имени Беатриче в его жизни была, но с ней, конечно же, было все не так.
Тогда я тоже улыбнулся и высказал своему другу: «Мне сразу показалось странным, что трагедией для тебя стало лишь то, что возлюбленная умерла, а не то, что она вышла замуж не за тебя».
Поэт ответил, что замужество Беатриче не стало для него трагедией потому, что ранее он и вправду видел ее всего несколько раз в жизни и никаких особенных чувств к ней не испытывал, она ему просто нравилась как красивая женщина. А их любовные отношения начались, когда она уже была замужем. Брак у нее был, как говорится, по расчету, супруг был гораздо старше ее и она его не любила, а поскольку он, в отличие от ее строгого отца, не следил за каждым ее шагом, у нее появилась возможность завести любовника, что она и сделала.
Я опять выразил сомнение, на сей раз по поводу того, что Данте мог столь жестоко страдать из-за смерти замужней любовницы. Но флорентиец объяснил, что его переживания из-за смерти Беатриче были удесятерены тем, что в последний раз он был с нею, когда она уже не очень хорошо себя чувствовала, но еще не знала, что это лихорадка, и он заразился, очень тяжело и долго болел и только чудом выздоровел, и после болезни его действительно было трудно узнать, так ужасно он выглядел. Вот и вся история.
Я, в свою очередь, решил рассказать своему другу о нашей с тобою любви, ибо был уверен, что он сохранит тайну. И Данте счел наши отношения гораздо более возвышенными, чем те, которые у него были с Беатриче. Он предположил, что если бы оказался со своей прекрасной флорентийкой в столь долгой разлуке, то ни она, ни он не сохранили бы верность друг другу. Да и о какой верности можно было говорить, если Беатриче лишь изменяла пожилому супругу с красивым и умным юношей?
Данте сказал, что он настолько тронут нашей с тобою любовной историей, что переведет один из своих сонетов на немецкий и посвятит нам, тем более что ему хотелось бы попрактиковаться в языке, который он когда-то неплохо знал, но почти не использовал. Мы-то с ним общаемся то на латыни, то на французском.
Он сделал перевод, я исправил некоторые ошибки и шлю тебе сей сонет:
Я часто думал, скорбью утомленный,
Что мрачен я не по своей вине.
Себя жалел, пылая как в огне;
Твердил: «Так не страдал еще влюбленный!»
О, сколько раз, нежданно осажденный
Жестоким Богом, в сердца глубине
Я чувствовал, что дух один во мне
Еще живет, любовью озаренный.
Стремился вновь волнение унять
В моем бессилье и в изнеможенье.
Чтоб исцелиться, к вам я шел спеша.
Осмеливаясь робкий взгляд поднять,
Я чувствовал такое сотрясенье,
Что мнилось мне – из жил бежит душа.
(Приведено в переводе И. Голенищева-Кутузова – прим. перев.)
Вот видишь, милая моя Ханна, как на самом деле серьезны наши с тобою отношения. И возможно, если бы не наша долгая разлука, я так и не понял бы, насколько сильно ты мне нужна. Я знаю, что мы обязательно будем вместе и проживем долгую и счастливую жизнь. У нас родятся маленькие детки, и мы будем им рассказывать о том, как нам плохо было в разлуке, и сами будем вспоминать это время как страшный сон. Мы должны преодолеть все препятствия и быть вместе всегда! Нельзя прогонять нашу любовь, она нам этого не простит, а жизнь без любви не стоит и мелкой монеты. Ты же знаешь это.
Всегда помни, что в твоей жизни есть человек, который живет только тобой. Я люблю тебя и обещаю тебе, что когда мы, наконец, будем вместе, я сделаю все для твоего счастья. Я буду всем сердцем ловить каждый твой вздох, каждую улыбку, потому что я очень сильно тебя люблю! Я подарю тебе счастье! Я могу это сделать, ведь ты – моя жизнь! Я верю в тебя, я боюсь за тебя, я люблю тебя и знаю: несмотря ни на что, я буду рядом!
Навеки твой, любящий тебя Франц.
Документ № 33
Номер по описи Венской библиотеки: XIV-09-1743/T-ХXXIII
Герхарду фон Йорку, ливонскому ландмейстеру ордена Дома Святой Марии Тевтонской в Иерусалиме, от Франца фон Нарцлинга, Божьей милостью рыцаря вышеозначенного ландмейстерства.
Писано под строжайшей тайною в Париже в двадцать седьмой день мая 1310 года от Рождества Христова.
Слава Иисусу Христу! Приветствую тебя, хранимый Господом брат мой и повелитель Герхард!
Благодарю тебя за благословение привлечения Данте дельи Алигьери в качестве моего платного помощника. Сейчас он живет вместе со мною в келье парижского комтурства Тевтонского ордена, ибо брат Винсент де Брине, наконец, получил отдельную комнату на подворье инквизиции.
Данте – славный человек и прекрасный собеседник, и я получаю истинное удовольствие от разговоров с ним. Кстати, он уверен, что покушение на меня на Ломбардской улице связано с моей миссией: по его мнению, тамплиеры узнали, что я ищу в архивах нечто важное, испугались, что я могу что-то найти, и решили от меня избавиться. Возможно, это действительно так, ибо я должен быть известен рыцарям Храма еще со времен моей поездки на Русь, и у них могло сложиться мнение обо мне как о человеке, который знает или может узнать слишком много.
Но если злоумышленники затеют новое покушение, достичь своей цели им будет гораздо труднее, ибо теперь им придется избавляться не только от меня, но и от Данте – прекрасного фехтовальщика. Мы теперь с ним ходим по городу только вместе, надев под одежду кольчуги и держа мечи наготове. На досуге он мне иногда дает уроки фехтования, ибо он воистину мастер сего дела.
Позволь отчитаться об итогах архивных поисков, которые мы с Данте вели в Тампле несколько последних месяцев, а до того вел я один.
Мы нашли опись документов 1305 года от Рождества Христова, в которой значатся восемь писем и отчетов из Москвы, и такую же опись за 1306 год, где есть упоминания еще об одиннадцати письмах и отчетах. Вроде бы как раз то, что нам нужно, но, к нашему глубочайшему разочарованию, самих документов в архиве не оказалось. Почти все остальные документы из сих описей были на месте, а из этих – ни одного.
Мы обратились к архивариусам инквизиции с вопросом, не изымали ли они сии письма и отчеты, но нам однозначно ответили, что нет, ибо Москва и Русь их не интересуют. Получается, сии документы были изъяты самими тамплиерами еще до роспуска ордена Храма осенью 1307 года.
И вот в начале сего апреля мы завершили просмотр архивов Тампля. Стало ясно, что надежды найти документы по миссии «Великая католическая Русь» нет. Я, откровенно говоря, был готов впасть в смертный грех уныния, но выручил многоопытный Данте. Он предложил обратиться в аббатство Сен-Дени, через которое в Париж идет монастырская почта, и поискать в тамошних архивах указания на письма, относительно которых в графе «куда» стоит «Париж, Тампль», а в графе «откуда» – Москва или любой другой русский город. Разумеется, самих писем там быть не может, ибо они были отправлены адресатам, но в описях могут быть сведения об отправителе или еще что-нибудь полезное. Словом, надо было проверить.
И мы проверили. Получили при любезном содействии брата Винсента де Брине удостоверение, что с ведома и по поручению святой инквизиции нам разрешен доступ во все архивы Франции: в сей стране столь велик страх перед инквизицией, что ее именем все двери открываются немедленно. Предъявили сие удостоверение в аббатстве Сен-Дени, нам тотчас же предоставили доступ в архивы, и мы сравнительно быстро нашли нужные описи.
Писем из Москвы в Тампль в 1304–1307 годах от Рождества Христова пришло в общей сложности двадцать девять, что немало, учитывая то, что многие письма наверняка не посылались монастырской почтою, а доставлялись прямо в Париж гонцами или кем-либо еще. Из других русских городов писем в Тампль не было.
К сожалению, никаких других сведений о письмах в описях не нашлось, кроме одного: все они шли через аббатство Пресвятой Девы Марии в Кале. В принципе, об этом мы могли бы и сами догадаться, ибо через северофранцузский приморский город Кале, насколько мне известно, идет едва ли не вся почта в Париж и из всех ганзейских городов, и из нашей Ливонии: путь туда по Восточному, потом по Северному морю – если не самый короткий, то самый удобный, ибо минует все границы государств и, соответственно, обходится без пошлин. Значит, и из русских городов это самый удобный путь.
Монастырской почты на Руси нет, но письма во Францию из Москвы, Твери, Владимира и других крупнейших городов там обычно передают с купцами, едущими через Новгород. Потом по Восточному и Северному морям купцы прибывают в Кале и оттуда уже либо пересылают письма монастырской почтою, либо везут сами, если им и далее по пути.
Поэтому мы с Данте поразмыслили и решили: надо ехать в Кале и искать тех, кто привозил адресованные в Тампль письма из Москвы. В Сен-Дени нам сказали, что в описях, хранящихся в аббатстве Пресвятой Девы Марии в Кале, должны стоять имена тех, кто сии письма приносил и платил за их отправление. Значит, есть надежда найти сих людей, несмотря на то, что с момента роспуска ордена Храма прошло уже два с половиной года. Скорее всего, письма передавали купцы, не имеющие отношения к сему ордену, но если мы их найдем, они могут рассказать, как выглядел тот, кто передавал им письма в Москве.
Мы с Данте отправляемся в Кале уже завтра. Комтурства Тевтонского ордена там нет, поэтому я на правах рыцаря, выполняющего одиночную миссию с привлечением помощника, получил под свою ответственность в парижском тевтонском комтурстве очередное полугодовое содержание для себя и помощника. Там же я получил и деньги на дорогу из Парижа в Кале. Прошу благословить мои действия и известить об этом Тевтонский орден, дабы они отнесли сии расходы на счет Ливонского ордена.
Благодать Божья да пребудет с тобою и всеми нашими братьями. Да хранит тебя всемогущий Господь. Аминь.
Навеки брат твой во Христе Франц.
На документе стоит резолюция:
Благословляю. Предписываю казначею Ильмару известить Тевтонский орден о подтверждении расходов брата Франца и принятии их на счет Ливонского ордена.
Ландмейстер Герхард.
Документ № 34
Номер по описи Венской библиотеки: XIV-09-1743/T-ХXXIV
Ханне, дочери Ханса, старшины цеха суконщиков в Висмаре, от барона Франца фон Нарцлинга.
Писано в Кале, что во Франции, в тридцатый день июня 1310 года от Рождества Христова.
Моя любимая Ханна!
Я продолжаю выполнение своей последней миссии в Ливонском ордене и сейчас по важному делу, связанному с сей миссией, нахожусь в Кале. Не знаю, слышала ли ты о таком приморском городе, расположенном на севере Франции. Рассказывать о нем особо нечего, ибо это маленький городишко, гораздо меньше нашего Висмара. Правда, тут есть большая крепость, есть и большой городской собор Нотр-Дам-де-Кале, но больших соборов и крепостей и у нас в Германии хватает.
Погода здесь, несмотря на разгар лета, отвратительная, все время дует северный ветер и моросит мелкий дождик. Рядом Северное море, что поделаешь. У нас и на гораздо более теплом побережье Восточного моря погода в конце июня часто бывает так себе.
Данте приехал в Кале вместе со мною, живем мы на скромном постоялом дворе. Так получилось, что у нас с ним свободного времени здесь гораздо больше, чем было в Париже, и он пишет грандиозную поэму (будущую «Божественную комедию» – прим. перев.). До приезда во Францию он уже написал несколько песен, но это малая часть из того, что задумано. Поэма замышляется столь огромной, что даже непонятно, трагедия это будет или комедия, ибо там многое навеяно и Мельпоменой, и Талией, и Каллиопой. Если ты не помнишь, кто это такие, то уточню, что речь не о возлюбленных Данте, а о музах: Талия – комедии, Мельпомена – трагедии, Каллиопа – эпической поэзии. А возлюбленную Данте звали Беатриче, я тебе о ней писал в предыдущем письме.
Пишет Данте свою поэму не на латыни, а на итальянском языке нашего времени. Сия поэма будет состоять из трех частей – «Ад», «Чистилище» и «Рай», в каждой примерно по 33 песни, и всего песен будет сто. Написана поэма будет терцинами – строфами, состоящими из трех строк.
В первой части, замысел которой уже полностью созрел, Данте будет подробно описывать то, как он представляет себе ад. Он мне прочитал начало уже написанной вводной песни, а поскольку я в итальянском языке не силен, тут же перевел на латынь, а потом, с моей помощью, – и на немецкий:
Земную жизнь пройдя до половины,
Я очутился в сумрачном лесу,
Утратив правый путь во тьме долины.
Каков он был, о, как произнесу,
Тот дикий лес, дремучий и грозящий,
Чей давний ужас в памяти несу!
Так горек он, что смерть едва ль не слаще.
Но, благо в нем обретши навсегда,
Скажу про все, что видел в этой чаще.
(Приведено в переводе М. Лозинского – прим. перев.)
И в сем лесу к нему явился великий поэт древности Вергилий, избавил его от угрозы нападения трех диких зверей и предложил странствие по загробному миру. Данте смело идет за ним.
Ад у Данте
имеет вид колоссальной воронки, узкий конец которой упирается в центр Земли.
Воронка состоит из кругов. В преддверии ада находятся души ничтожных,
нерешительных людей. В первом круге, где мучений еще нету, обитают души
добродетельных язычников, не познавших истинного Бога. Во втором круге вечно
страдают души тех, кто предавался необузданным греховным страстям. Надеюсь,
Данте в своей поэме не поместит в сей круг нас с тобою, ибо он понимает, что
главное в наших отношениях – не плотские страсти, а чистая любовь с самыми
серьезными намерениями создать семью.
В следующих
кругах находятся души чревоугодников, скупцов, расточителей, еретиков, тиранов,
убийц, самоубийц, богохульников, насильников и еще много кого. Кто-то из них
страдает в пламени, кто-то – от дождя и града, кто-то бесконечно катит огромные
камни, кто-то вязнет в болоте, кто-то превращен в растения, кто-то плавает в
потоках кипящей крови…
Боюсь
напугать тебя столь жуткой картиной. К счастью, все это не более чем выдумка
поэта, а как на самом деле устроено наше посмертное бытие, ведомо только
Господу.
Замысел двух
других частей – «Чистилища» и «Рая» – еще не вполне оформился, но Данте
говорит, что все будет выглядеть так, будто он и Вергилий выходят на
поверхность земли, и там, посередине окруженного океаном острова, высится гора
– чистилище, состоящая, подобно аду, из кругов, которые сужаются по мере
приближения к вершине. Внизу находятся грешники, совершившие какие-либо из семи
смертных грехов, и постепенно они очищаются и поднимаются вверх. Наверху
находятся врата рая, где Данте встретит Беатриче. Там тоже будут какие-то круги,
сферы, планеты, еще много чего. Данте собирается написать, будто бы в итоге,
попав на самый верх, он удостоился общения с Создателем. Не знаю, как воспримет
такую поэму наша Святая церковь, и не угодит ли флорентиец на суд инквизиции за
богохульство.
А еще Данте
спросил меня, что я думаю по поводу символики сумрачного леса в самом начале
поэмы, где поэт заблудился на полпути земного бытия, и трех хищных зверей,
которые на него в этом лесу собираются напасть и от которых его спасает
Вергилий. Я подумал и высказал мнение, что лес – это символ жизненных
сложностей, а рысь, лев и волчица – три самые сильные страсти:
чувственность, властолюбие, жадность. По-моему, вполне ясное и четкое
толкование. Но выяснилось, что Данте собирается дать сим аллегориям совсем иной
символический смысл: рысь, пятна на шкуре которой обозначают вражду партий
гвельфов и гибеллинов, – это Флоренция; лев, символ грубой силы, – это Франция;
алчная и похотливая волчица – это Римская курия. Сии звери угрожают
единству и процветанию его родной Италии, которая сейчас представляет собой
сумрачный лес неустройства.
Признаюсь
тебе, что когда я услышал, что Данте будет столь нелицеприятно изображать
Римскую курию, еще и собирается поместить в одном из кругов своего ада
ненавистного ему святейшего папу Климента, я был потрясен его безрассудством,
которое я менее всего ожидал увидеть в знатном сорокапятилетнем флорентийском
приоре. Сводить счеты с земными властителями во все времена было еще опаснее,
чем высказывать свое мнение по поводу мироустройства.
Я не мог не
задать своему другу вопрос, как он при столь неприязненном отношении к Римской
курии написал в своей просьбе о приеме в мои платные помощники, что приносит
обет быть послушным Господу Богу, Всеблагой Деве Марии, святейшему папе
римскому, великому магистру Тевтонского ордена, а также всем орденским
начальникам. Он ответил, что чтит Господа и его Всеблагую Мать, уважает
Тевтонский орден, отважно сражающийся за установление среди варваров истинной
католической веры, а вот к Римской курии, действительно, относится плохо, ибо
там процветают симония – продажа и покупка церковных должностей, духовного санa
и церковных таинств, непотизм – предоставление привилегий родственникам и
друзьям, и еще много такого, рассказом о чем он не хочет смущать душу молодого
крестоносца, то есть меня.
«Но ты в
своей письменной просьбе о приеме в помощники обязуешься быть послушным
святейшему папе! Это же нечестно!» – возопил я.
«Как
говорится в Священном Писании, кесарю – кесарево, Богу – Богово. К тому же я
обязался быть послушным, но любить и воспевать не обязался», – спокойно ответил
Данте.
Я не стал
продолжать спор, хотя мне сей ответ показался весьма хитрым, если не
безнравственным. Возможно, если бы я не был обязан флорентийцу жизнью и он не
был столь нужен для выполнения моей орденской миссии, я прекратил бы с ним
дружеские отношения, еще и сообщил бы о его замыслах и высказываниях в святую
инквизицию.
Ты не
удивлена, что я так откровенен с тобой? Но я ведь могу говорить тебе все, что
думаю, рассказывать тебе обо всем, и при этом не бояться, что ты поймешь меня
неправильно. Ведь если ты меня сейчас не видишь, это не значит, что ты не
чувствуешь то, что чувствую я!
Моя родная,
желанная, любимая, мне очень нужно, чтобы ты была всегда рядом со мной. Если бы
это было в моих силах, то я бы подарил тебе Вселенную, подарил небо, луну и
солнце. Это было бы достойно тебя, и ты поняла бы, как сильно я нуждаюсь в
тебе. Только раз в жизни бывает такая любовь, когда точно знаешь, что она
никогда не пройдет, никогда не закончится.
Найти друг
друга среди тысяч окружающих людей и не потерять – это большой дар, и я
благодарю жизнь за него! Я сделаю все, чтобы никогда не потерять тебя! И я
счастлив, ведь такая любовь, искренняя и настоящая, дается в жизни только раз.
Я тобой очень дорожу, любимая! Желаю тебе столько счастливых дней со мною,
сколько у солнца лучей!
Навеки твой Франц.
Документ № 35
Номер по описи Венской библиотеки: XIV-09-1743/T-ХXXV
Герхарду фон Йорку, ливонскому ландмейстеру ордена Дома Святой Марии Тевтонской в Иерусалиме, от Франца фон Нарцлинга, Божьей милостью рыцаря вышеозначенного ландмейстерства.
Писано под строжайшей тайною в Кале в четырнадцатый день сентября 1310 года от Рождества Христова.
Слава Иисусу Христу! Приветствую тебя, мой высокочтимый ландмейстер Герхард!
Хочу известить тебя о том, что нам с Данте дельи Алигьери удалось узнать и сделать в Кале.
Приехав сюда, мы прежде всего отправились в аббатство Пресвятой Девы Марии, находящееся около городского собора. Предъявили полученное в Париже удостоверение, что с ведома и по поручению святой инквизиции нам разрешен доступ во все архивы Франции. Нам немедленно предоставили возможность просмотра описей всего, что отправлялось монастырской почтою.
Оказалось, что здесь хранят описи всего три года, потом выбрасывают. Так что нам удалось изучить документы только за последний год существования ордена Храма – 1307 от Рождества Христова. А если бы мы прибыли немного позже, то наша миссия вообще завершилась бы провалом. Но Пресвятая Дева Мария уберегла.
Как я тебе уже сообщал, нашей целью было узнать, кто в Кале отсылал монастырской почтою письма в Тампль из Москвы. Мы просматривали описи за 1307 год более месяца, ибо писем через сие аббатство идет очень много. Слава Пресвятой Деве, нашлись упоминания о девяти письмах, и там стояли имена тех, кто их отправлял и платил за пересылку. Должен сказать, что сия плата совсем небольшая, в Москве купцы за передачу писем берут раза в три больше, и получается, что на сих незначительных хлопотах – зайти в аббатство и отправить письмо – они еще и неплохо зарабатывают. Но это сейчас неважно, на то они и купцы, чтобы зарабатывать деньги.
Итак, мы выяснили имена тех, кто привозил в Кале письма из Москвы и отправлял их в Тампль. Потом мы направились в гавань и начали спрашивать, не знает ли кто-нибудь сих людей. Оказалось, что трое из них хорошо известны: это купцы Петер из Любека, Никанор из Новгорода и Поль из Арраса. У них большие корабли, они часто бывают в Кале, возят отсюда на Русь одни товары, а оттуда привозят другие. Сейчас сии купцы убыли – один в Булонь, двое на Русь.
Получается, надо ждать сих купцов. Поэтому мы с Данте поселились на постоялом дворе около гавани, ежедневно туда наведываемся и спрашиваем, не прибыли ли Петер, Никанор или Поль. Везде, где их могут увидеть, – в трактире, на постоялом дворе, в самой гавани, – мы договорились со слугами, дали им денег, так что когда кто-либо из сих купцов появится, нам сообщат.
Еще в первые дни ожидания у нас возник вопрос: рано или поздно мы с Божьей помощью найдем Петера, Никанора или Поля, но что делать потом? Нам ведь нужны не они, а тот, кто передавал им письма в Москве. Они, наверно, вспомнят, как он выглядел, но дальше-то что? Ехать в Москву вместе с сими купцами и ходить с ними по городу, пока они не встретят и не опознают того человека? Москва – не такой уж большой город, но все равно поиск в нем может занять не один месяц, и богатые и свободные купцы на это не пойдут, у них своих дел хватает. Возможно, они занялись бы этим за очень большие деньги, но у нас с Данте таких денег нет. Полагаю, что и Ливонский орден не может позволить себе таких расходов.
«Ты мог бы поехать на Русь с портретом человека, который передавал купцам письма, и там уже опознать его по сему портрету», – предложил многоопытный Данте.
«Как же получить такой портрет?» – спросил я.
«Нарисовать со слов купцов».
Вот такая мысль возникла у моего помощника. По-моему, очень здравая.
Ни я, ни Данте рисовать не умеем, но мы обратились в иконописную мастерскую, находящуюся в том же аббатстве Пресвятой Девы Марии, и спросили тамошних мастеров, могут ли они изобразить лицо человека по словесному описанию. Они сказали, что в принципе сие возможно, но они никогда этого не делали. Мы посулили им хорошие деньги, и они согласились, да и было видно, что сия задача их заинтересовала, и они даже предложили поупражняться. Данте сходил на торг и запомнил одного из ларечников, потом пришел к иконописцам и подробно рассказал, как он выглядит. Они сначала подобрали наиболее похожее изображение какого-то святого, потом доработали его по указаниям Данте – «рот побольше», «брови повыше», «глаза светлее», «лоб пониже» и так далее. Потом флорентиец отдал мне получившийся портрет, я отправился на торг и почти сразу же опознал изображенного ларечника.
Посему надежда на успех моей миссии сохраняется, и теперь осталось только ждать приезда нужных нам купцов. Ожидание может занять несколько месяцев, ибо в гавани говорят, что сии купцы были здесь в последний раз совсем недавно. К тому же на Северном море скоро начнется сезон штормов.
Так что не беспокойся обо мне, брат мой и повелитель, а если будут для меня какие-либо указания, то присылай их в Кале на постоялый двор, называющийся «Надежный якорь». Сей двор очень плох даже по нашим венденским меркам, но хороших дворов около гавани Кале нет. К тому же мы с Данте изысканностью привычек не отличаемся: я – в соответствии с данными в нашем ордене обетами бедности, он – оттого, что за годы изгнания привык терпеть неудобства.
Благодать Божья да пребудет с тобою и всеми нашими братьями. Да хранит тебя всемогущий Господь бесчисленные годы. Аминь.
Навеки брат твой во Христе Франц.
Документ № 36
Номер по описи Венской библиотеки: XIV-09-1743/T-ХXXVI
Герхарду фон Йорку, ливонскому ландмейстеру Тевтонского ордена, от Данте дельи Алигьери, вольного и благородного гражданина Флорентийской республики.
Писано в Кале в двадцать девятый день апреля 1311 года от Рождества Христова.
Рад приветствовать Вас, уважаемый ландмейстер Герхард!
Скорее всего, Вам известно, что я до последнего времени был помощником Франца фон Нарцлинга, рыцаря Вашего ландмейстерства. Пишу Вам по просьбе рыцаря Франца, ибо сам он писать не может вследствие тяжелого ранения. Расскажу Вам, как произошло сие несчастье.
Вам, полагаю, известно и то, что мы с Францем ждали в Кале купцов, привозивших письма из Москвы для парижского командорства ордена Храма. Наконец, в январе сего года появился один из них – Поль из Арраса. Мы попросили его описать человека, передававшего ему в Москве письма, адресованные в парижский Тампль. Поскольку это было более трех лет назад, вспомнить сразу он не смог, да похоже, у него и не было желания вспоминать, ибо он весьма торопился. Рыцарь Франц пригрозил ему инквизицией, и тогда купец чудодейственным образом все вспомнил, пошел с нами в иконописную мастерскую и подробно сообщил, как выглядел тот человек.
По рассказу Поля был написан портрет. Кроме того, выяснилось, что у человека из Москвы была и особая примета: небольшой шрам над правой бровью. Одет он был как мелкий княжеский чиновник. Лет ему было примерно сорок.
Поскольку купец Поль мог ошибаться или быть неискренним, мы на всякий случай решили потратить еще немного времени, но дождаться еще одного из трех известных нам купцов, привозивших письма. Следующим, уже в феврале, прибыл Никанор из Новгорода. Он, в отличие от Поля, был очень любезен, сразу же согласился нам помочь, и когда в иконописной мастерской по его словесному описанию был составлен портрет, выяснилось, что он и Поль описали человека в Москве почти одинаково. Все остальные приметы тоже совпали.
На сем миссию в Кале мы сочли завершенной. У нас в руках был портрет человека, который в 1307 году от Рождества Христова передавал в Москве письма в Тампль. Конечно, это мог быть не сам лазутчик тамплиеров на Руси, а его помощник, но сей помощник должен был знать самого лазутчика.
Франц собрался ехать с нарисованным портретом в Москву. Меня он пригласил с собою, но я отказался: во время пребывания в Париже и Кале я вел переписку с рядом королевских дворов и городских магистратов, и вот, наконец, получил приглашение короля Рима и Германии Генриха (будущий император Священной Римской империи Генрих VII – прим. перев.), который собирается восстанавливать в Италии королевскую власть. Я ему нужен как человек, способный вести переговоры с итальянскими городскими коммунами. Поскольку единая власть и сильное, нераздробленное государство соответствуют моим убеждениям, я дал королю согласие. К тому же я был бы для Франца на Руси обузою, ибо не знаю русского языка.
И у нас с Францем уже все было условлено: он должен был отправиться в Венден, который, как я понимаю, находится по пути в Москву, а я – обратно в Париж, а потом к королю в Люксембург.
В начале марта, в один из последних вечеров перед разлукою, мы сидели в трактире друг напротив друга. Я – спиной к стене, Франц – напротив меня спиной к проходу. Мы с ним, к сожалению, в Кале забыли осторожность и перестали носить под одеждой кольчуги.
Какой-то человек присел за столик неподалеку от нас, вскоре встал и пошел к выходу. Когда он стал проходить за спиной у Франца, в его руке что-то блеснуло. Я успел только крикнуть: «Берегись!». Франц услышал мой крик, уловил мой взгляд и начал оборачиваться, и в этот момент злоумышленник ударил юношу в спину тонким кинжалом. Метил он в сердце. Но благодаря тому, что Франц повернулся, кинжал попал не под левую, а под правую лопатку. Молодой рыцарь захрипел, начал клониться набок и упал на пол.
Пока я вылезал из-за стола и выхватывал из ножен меч, тот человек вышел в дверь и исчез. Я бросился за ним, выбежал на улицу, но злоумышленник уже успел скрыться за поворотом узкой улочки. Тогда я предпочел вернуться в трактир: мне показалось более важным помочь юноше, которого за время совместной работы я успел искренне полюбить, чем гоняться по всей гавани неизвестно за кем. Я ведь даже не успел рассмотреть лицо того человека. Кстати, потом выяснилось, что и трактирщик, и другие посетители видели его в первый раз, так что надежды найти злодея не было.
Я немного сведущ в медицине и сразу понял, что рана Франца тяжелая. У него оказалось пробито правое легкое, поэтому он так сразу и сник – от резкого недостатка воздуха. Впрочем, если бы кинжал угодил левее, в сердце, или ниже, в печень, то смерть была бы неминуемой, а так у юноши все же была надежда.
Я не позволил ни трогать лежащего рыцаря, ни поднимать, ни куда-либо нести, только приказал трактирщику послать за лекарем. Франц стал понемногу приходить в себя, но я ему велел не двигаться и не разговаривать, и он так и лежал ничком до прихода лекаря. Полагаю, сие его спасло, ибо если бы он делал какие-либо движения, то кровь полностью залила бы легкие. Дышал юноша тяжело, на его губах выступили розовые пузыри, но алая струя изо рта, слава Богу, не лилась. Рана на спине сильно не кровоточила, но из нее при каждом вздохе тоже выходили розовые пузыри. Так и бывает, когда задето легкое.
Пришел лекарь, разрезал на Франце одежду и перебинтовал рану. Мы с ним положили юношу на носилки и отнесли в его комнату, вновь повелев не двигаться и не пытаться говорить. Я заплатил лекарю деньги из своих сбережений, тот стал пользовать Франца травяными настойками, часто делать перевязки, и рана постепенно начала заживать. Я все это время также выполнял свой христианский долг по уходу за раненым рыцарем.
Франц пролежал больше месяца, сейчас уже понемногу встает и ходит по комнате. Может говорить, хотя и шепотом, но писать – пока еще нет, ибо его правая рука накрепко прибинтована к телу.
На днях он решил отправиться на корабле в Висмар, долечиться там в имении у матери, а потом ехать в Москву – искать человека, изображенного на портрете. Я попытался его отговорить, полагая, что ему еще рано плыть на корабле, рана может открыться. Но отважный юноша ответил, что поскольку стоит прекрасная погода, путешествие обещает быть легким, а у матери он вылечится быстрее. По его словам, мы с ним и так провели в архивах и прождали в гавани слишком много времени, и можем сорвать выполнение важной миссии Ливонского ордена. В подробности миссии он меня не посвящал, и я о ней не спрашивал, ибо не в моих правилах интересоваться чужими тайнами, у меня как у приора Флоренции своих тайн хватает. Но Вы как орденский ландмейстер, конечно же, поймете, о чем идет речь.
Взяв с Франца обещание лежать в каюте и никуда не выходить, я отвел его на корабль, отправляющийся из Кале в Ригу с заходом в Висмар, отдал ему нарисованный в иконописной мастерской портрет, и мы с ним тепло попрощались. Увидимся вновь или нет, ведомо лишь Господу.
Прощаюсь я и с Ливонским орденом. В своей просьбе о принятии в помощники я указал срок в один год, он давно прошел, и я считаю себя свободным от орденских обязательств. Благодарю орден за поддержку в трудную минуту.
В заключение извещаю Вас, что в декабре прошлого года рыцарь Франц съездил из Кале в Париж и получил в тамошнем комтурстве Тевтонского ордена очередное полугодовое содержание для себя и для меня. Его деньги остались при нем, а я, поскольку слагаю с себя обязанности помощника на два месяца ранее полугодового срока, считаю своим долгом вернуть разницу в орден. Как только приеду в Париж, зайду в комтурство и рассчитаюсь. От имени и по поручению рыцаря Франца прошу Вас благословить сии денежные дела и известить об этом Тевтонский орден, дабы они отнесли расходы на счет Ливонского ордена.
Да хранит Господь Вас и Ваших орденских братьев, выполняющих трудные миссии по приведению варваров к Святому кресту. Аминь.
Уважающий Вас и благодарный Вам Данте.
На документе стоит резолюция:
Благословляю. Предписываю казначею Ильмару известить Тевтонский орден о подтверждении расходов брата Франца и его помощника Данте и принятии сих расходов на счет Ливонского ордена.
Ландмейстер Герхард.
Документ № 37
Номер по описи Венской библиотеки: XIV-09-1743/T-ХXXVII
Отважному рыцарю Герхарду фон Йорку, ливонскому ландмейстеру ордена Дома Святой Марии Тевтонской в Иерусалиме, от баронессы Маргариты фон Нарцлинг, благородной и благочестивой вдовы.
Писано в Нарцлинге, что под Висмаром, в восьмой день октября 1311 года от Рождества Христова.
Сердечно приветствую Вас, дорогой ландмейстер Герхард!
Пишет Вам Маргарита, вдова доблестного рыцаря Генриха фон Нарцлинга, павшего в Акре в бою с неверными магометанами, и мать доблестного рыцаря Франца, тяжело раненого в Кале.
Я была потрясена, когда в мое имение въехала повозка, и два дюжих матроса внесли в дом моего младшего сына – с пробитым правым легким, в страшном жару, почти без сознания. Сразу послала за моим лекарем, а Карл, старший брат Франца, вскочил на коня, помчался в Висмар и вскоре привез оттуда еще одного лекаря – говорят, лучшего в Мекленбурге. И благодаря заступничеству Всеблагой Девы, усилиям лекарей, неустанным заботам и молитвам родных Франц постепенно пришел в себя.
Когда он, наконец, смог говорить, то рассказал, что был ранен кинжалом злоумышленника уже давно, еще в марте. В Кале его хорошо лечили, он пошел на поправку, но затем орденский долг ему подсказал, что он должен выздороветь елико возможно быстро, и он решил, что у матери в родовом имении выздоровеет скорее, тем более что Висмар находится по пути из Кале в Венден. Будучи еще очень слабым, он сел на корабль, и по пути от сырости и качки ему стало плохо. Он надеялся на хорошую погоду, но Господь послал одну из тех весенних бурь, которые на Восточном море часто бывают в начале мая. Рана Франца открылась и воспалилась, и у него начался жар.
К счастью, его друг Данте, который был с ним в Кале, предупредил капитана корабля, что молодой рыцарь ранен, и если ему станет плохо, то надо будет доставить его прямо в Нарцлинг. И дополнительные деньги сверх цены проезда за это заплатил. И мой сын был спасен, ибо если бы его просто высадили в висмарской гавани, он вряд ли выжил бы. Так что я теперь молюсь за здоровье не только Франца, но и Данте.
Сейчас моему младшему сыну уже гораздо легче, но говорить он по-прежнему может только шепотом, и его правая рука по-прежнему прибинтована к телу, так что писать сам он не может. Он попросил меня написать Вам, что у него находится портрет нужного человека в русском городе Москве, и как только он выздоровеет, то поедет туда и займется поисками, ибо это дело его рыцарской чести. Подробности он не уточнил, ссылаясь на орденскую тайну.
Желаю Вам и всему Ливонскому ордену победить всех врагов. Благодать Божья да пребудет с Вами и всеми Вашими братьями во Христе, пусть дни Ваши будут полны радости и преуспевания, да хранит Вас всемогущий Господь. Аминь.
Искренне Ваша Маргарита.
Документ № 38
Номер по описи Венской библиотеки: XIV-09-1743/T-ХXXVIII
Ханне, дочери Ханса, старшины цеха суконщиков в Висмаре, от барона Франца фон Нарцлинга.
Писано в Нарцлинге в пятый день января 1312 года от Рождества Христова.
Моя нежно и горячо любимая Ханна!
Представляю себе, как ты волновалась, узнав о том, что меня привезли в Висмар раненого и едва живого. Но слава всемогущему Господу и Пресвятой Деве Марии, мне уже гораздо лучше, и я, наконец, чувствую себя в силах прийти к тебе и быть с тобой. Вот ведь как получилось: поспешил отправиться на родину, дабы поскорее увидеться с тобою, а рану не долечил, в пути она воспалилась, и в итоге я увижу тебя на несколько месяцев позже, чем мог бы. Но надеюсь, что ты простишь меня за ту поспешность, ведь мною двигало самое прекрасное на свете чувство – любовь!
Не зря самое главное, что я ценю в тебе, – это твоя душа, которая настолько чиста и невинна, что порой мне бывает неловко заниматься плотской любовью с таким ангелом. Но при этом ты такая чувственная, ты всегда понимаешь мои желания, и твое нежное тело приветствует их. Мне нравится лежать рядом с тобой, неважно – разговаривая или молча. Я обожаю наблюдать за тобой, когда ты спишь. Тогда в твоих воздушных чертах, в твоем дыхании столько открытости и при этом таинственности, что хочется любоваться тобою вечно!
За все это я и люблю тебя, люблю нежно и искренне. Благодаря тебе я познал любовь и обрел счастье. Мне хочется то кричать об этом всем, то тихо шептать тебе это на ушко.
Через неделю я буду у тебя, моя милая. Мы сможем долго пробыть вместе, ибо я не могу продолжить свою орденскую миссию, полностью не выздоровев, а до полного выздоровления еще далеко. Слава Богу, хоть правую руку лекари разрешили не прибинтовывать к телу, и я смогу подняться на твой балкон и обнять тебя. Но нормально говорить пока что не могу, так что не удивляйся. Резких движений мне тоже нельзя пока делать, но мы же будем осторожны, правда?
Люблю тебя больше жизни и буду любить всегда.
Навеки твой Франц.
Документ № 39
Номер по описи Венской библиотеки: XIV-09-1743/T-ХXXIX
Герхарду фон Йорку, ливонскому ландмейстеру ордена Дома Святой Марии Тевтонской в Иерусалиме, от Карла фон Трира, Божьей милостью великого магистра вышеозначенного ордена (Карл фон Трир стал великим магистром Тевтонского ордена в 1311 году после смерти Зигфрида фон Фейхтвангена, до этого Карл был великим комтуром ордена, т.е. заместителем великого магистра – прим. перев.).
Писано под строжайшей тайною в Мариенбурге в тридцатый день апреля 1312 года от Рождества Христова.
Слава Иисусу Христу во веки веков! Приветствую тебя, любезный брат мой во Христе Герхард!
Хочу прежде всего известить тебя, что близится к завершению работа собора, созванного святейшим папой Климентом во Вьенне (ныне Вьен, город на юго-востоке Франции, близ Лиона – прим. перев.). Открылся сей собор еще в октябре прошлого года, о чем я уже сообщал и тебе, и другим ландмейстерам нашего богоспасаемого ордена.
Конечно же, внимание всего христианского мира было приковано к обвинениям против ордена Храма. Они были выдвинуты еще в 1307 году от Рождества Христова, сразу после начала арестов тамплиеров. О созыве собора было объявлено уже через год, но потом его неоднократно переносили из-за того, что рыцари то признавались, то объявляли свои показания недействительными, а в 1310 году почти шестьсот тамплиеров пришли к решению защищать свой орден, полностью отрицая признания, сделанные перед инквизиторами в 1307–1308 годах и перед епископами в 1309 году.
Дабы сокрушить все более крепнувшую защиту тамплиеров, король Филипп предпринял жесткие меры. Архиепископ города Санса, ставленник короля, вновь начал в своей епархии расследование по делу рыцарей Храма и установил, что все они виновны как повторно впавшие в ересь. Передал их мирскому суду, приводящему в исполнение приговоры церковных судов, и вскоре пятьдесят четыре тамплиера были приговорены к сожжению на костре и казнены в предместье Парижа. Благодаря сим казням удалось напугать и заставить вернуться к своим первоначальным признательным показаниям почти всех непокорных рыцарей, сопротивляться продолжали лишь несколько особенно упорных.
Слушания папской комиссии по делу тамплиеров закончились только в июне 1311 года. Тем же летом великий понтифик объединил свидетельские показания, полученные во Франции, с материалами следствия из других стран, и выяснилось, что только во Франции и в подвластных ей землях от тамплиеров добились признания вины. Сие неудивительно, ведь неограниченные пытки к тамплиерам применялись только там.
В Англии, например, все было иначе. По тамошним законам пытка была запрещена, но святая инквизиция получила у короля Эдуарда (II – прим. перев.) разрешение на пытки тамплиеров, причем сие разрешение называлось «церковным законом». Однако Эдуард сам вырос среди тамплиеров, был посвящен в рыцари в их главном лондонском храме, поэтому доминиканцам долго не разрешали прибыть в Англию, а когда разрешили, то с условием, что они оставят во Франции все орудия пыток. Инквизиторам были дозволены только «легкие» пытки вроде выворачивания суставов и выламывания пальцев. Впрочем, и пытать оказалось почти некого, ибо британские рыцари Храма оказались предупреждены о готовящейся расправе задолго до прибытия инквизиторов и успели покинуть страну.
А в Арагоне, где закон также не признает пыток, кортесы вообще не дали разрешение на их применение.
У нас в Германии меры, применяемые к тамплиерам, целиком зависели от отношения к ним местных властей. Архиепископ Бурхард Марбургский, известный свой нелюбовью к ордену Храма, сжег нескольких рыцарей из четырех монастырей. Архиепископы Трира и Кельна в 1310 году уступили Бурхарду свои полномочия по отношению к тамплиерам. А вот Петер, архиепископ Майнца, навлек на себя недовольство папы Климента за то, что созвал местный собор, на котором тамплиеры предъявили доказательства своей правоты: майнцский командор ордена Храма явился сам, привел двадцать своих рыцарей, они бросили свои плащи в костер, и кресты на них не сгорели. Не знаю, чудо это было или заранее подготовленное цирковое действо, но тамплиеров оправдали.
Святейший
папа Климент, поняв, что конца начатым судебным процессам в обозримом будущем
не предвидится, наконец решил созвать Вьеннский собор и потребовать упразднения
ордена как обесчестившего себя и уже неспособного существовать в прежнем виде.
Говорят, сопротивление участников собора было довольно значительным, их даже
заставляли молчать под страхом отлучения от церкви. И это при том, что
участников было около трехсот, в том числе несколько десятков кардиналов,
архиепископов и епископов.
В марте сего года на консистории кардиналов, проведенной папой Климентом, было принято окончательное решение о роспуске ордена бедных рыцарей Христа и Храма Соломона. В третий день апреля об этом было торжественно объявлено на заседании собора. Сказано было примерно следующее: осудить орден за ересь нельзя, но тамплиеры добровольно сознались в заблуждениях, и это отвратит верующих, которые больше не будут вступать в орден. Таким образом, пользы орден приносить не будет и должен быть расформирован. По-моему, брат мой Герхард, такой подход весьма разумен.
Сейчас часть участников собора разъехалась, часть решает судьбу имущества тамплиеров, которое вроде бы собираются передать ордену госпитальеров. Впрочем, не сомневаюсь, что доминиканцы, картезианцы, августинцы и целестинцы тоже сумеют поживиться. Может быть, что-нибудь удастся получить и нам, скромным тевтонцам. Нашему орденскому интенданту Конраду фон Назену предстоит большая работа.
Кроме того, на Вьеннском соборе обсуждалась защита христианских святынь в Палестине, и собор призвал королей Филиппа и Эдуарда отправиться в новый крестовый поход в Святую Землю. Еще на соборе много говорили о необходимости укрепления благочестия среди духовенства, а также обсуждали некоторые догматические вопросы. А еще собор учредил в университетах Парижа, Оксфорда, Болоньи и Саламанки кафедры еврейского и арабского языков с целью подготовки миссионеров. Вряд ли сии вопросы являются насущными для нас, воинов Христовых, тем более что мы боремся не с евреями либо арабами, а с литовцами, балтами и русскими.
Насущным вопросом для нас является то, что богомерзкий литовский князь Витень обратил свои удары на прусские ландмейстерства нашего ордена. Недавно он взял приступом Бродницу, уничтожив почти все население сего города. При этом крепнет его союз со злокозненным рижским архиепископом Фридрихом, последний даже прислал в Литву монахов-францисканцев.
Большая часть наших войск занята в Польше, и мы не можем дать Витеню и рижанам достойный отпор. Посему предписываю тебе немедленно напасть на Литву с востока, из Ливонии, и отвлечь на себя елико возможно больше вражеских войск. Направление главного удара – через Динабург на Арегалу, отвлекающего – вдоль побережья Восточного моря. Покажи нашим коварным врагам силу крестоносного оружия.
Обращаю твое внимание, брат мой во Христе Герхард, на неразборчивость идолопоклонника Витеня в союзах с представителями той или иной веры. В связи с этим я хотел бы знать, как продвигается миссия «Великая католическая Русь», найден ли лазутчик ордена Храма в Москве, идут ли переговоры князя Юрия Даниловича с тамплиерами, и не заключил ли московский князь за это время, упаси Господи, тайный союз с Литвой. У нас ведь до сих пор нет уверенности в том, что «Великая православная Русь» не создана и в один злосчастный день твое ландмейстерство не подвергнется нападению одновременно Юрия – с востока и Витеня – с запада.
А еще сообщи мне, удалось ли убедить приехавшего к тебе в прошлом месяце легата святейшего папы отказаться от требования передачи рижскому архиепископу замка Дюнамюнде и от обвинений против Ливонского ордена.
Да хранит Господь тебя и возглавляемое тобою братство рыцарей Христа Ливонии. Аминь.
Искренне твой Карл.
Документ № 40
Номер по описи Венской библиотеки: XIV-09-1743/T-XL
На документе отметка:
В архиве хранится копия, оригинал отослан по назначению.
Карлу фон Триру, великому магистру ордена Дома Святой Марии Тевтонской в Иерусалиме, от Герхарда фон Йорка, Божьей милостью ливонского ландмейстера вышеозначенного ордена.
Писано под строжайшей тайною в Вендене в двадцать пятый день мая 1312 года от Рождества Христова.
Слава Иисусу Христу! Приветствую тебя, высокочтимый начальствующий брат мой во Христе Карл!
Позволь поблагодарить тебя за рассказ о Вьеннском соборе. Для нас, скромных провинциальных воинов Христовых, чья жизнь проходит в тяжких трудах и сражениях, весьма важно столь подробное и беспристрастное описание того, что происходит в высших земных сферах христианского мира.
Спешу доложить тебе, что папский легат епископ Этьен де Дерен, приехавший к нам в марте сего года и потребовавший, чтобы мы отдали Дюнамюнде рижанам, благополучно отбыл в Авиньон, отменив все свои требования и сняв все обвинения против нас.
Как ты понимаешь, убедить его было непросто. Понадобились и прямые расходы, и, прости Господи, угроза распространения порочащих сведений, ибо сей епископ оказался большим любителем содомского греха и в любой момент был готов нарушить свои монашеские обеты, что и произошло вскоре после его прибытия в Венден. Вот только нарушил он свои обеты не с кем-нибудь, а с известным своей красотой и блудливостью венденским юношей Клаусом. Найм сего юноши тоже стоил немалых денег, зато он был готов дать показания о содомской связи с епископом Этьеном под присягою, причем во всех подробностях, о которых так любят расспрашивать любые судьи – и мирские, и церковные. Кроме того, Клаус за дополнительную плату вовлек в богомерзкий свальный блуд с легатом двух своих юных друзей, которые тоже были согласны дать подробные показания под присягою.
Но никакой присяги не понадобилось, ибо епископ сразу все понял, отказался от всех требований и обвинений, взял деньги и сел на корабль, отплывающий во Францию. Приятно иметь дело с умными людьми.
В поход на злонамеренного язычника Витеня наше доблестное ливонское крестоносное войско отправляется уже в первый день июня, а в двадцатый день того же месяца почтительнейше прошу тебя если не ударить, то хотя бы обозначить удар на безбожную Литву по тем же направлениям: на Арегалу и вдоль морского побережья. Полагаю, такие наши действия введут Витеня в замешательство и заставят его прекратить наступление. Да дарует нам Пресвятая Дева победу, ибо наше дело правое и богоугодное.
Теперь позволь отчитаться перед тобою о миссии «Великая католическая Русь».
Москва по-прежнему усиливается. В прошлом году князь Юрий Данилович захватил Нижний Новгород, где посадил на княжение своего брата Бориса. А еще Юрий занял город Торжок, через который идет подвоз хлеба и прочего продовольствия в Новгород, в свое время принявший сторону Михаила Тверского. Новгородцы жестоко страдают, цены на хлеб там выросли в несколько раз.
Митрополит Петр откровенно принял сторону Москвы, вследствие чего тверской епископ Андрей возвел на него обвинение перед патриархом. В городе Переяславле в прошлом году состоялся церковный суд, признавший обвинение Андрея клеветой.
Но все это не свидетельствует ни о заключении тайного союза между Москвой и Литвой, ни об отказе от такого союза. Узнать о том, существует такой союз или нет, мы надеемся от лазутчика, в свое время засланного на Русь орденом Храма, от которого восемь лет назад и поступили сведения о переговорах Юрия и Витеня.
На поиски сего лазутчика был направлен один из наших лучших молодых рыцарей – барон Франц фон Нарцлинг. Он поехал в Париж, потом в Кале, изучил архивы ордена Храма в Тампле и описи монастырской почты, и в итоге ему удалось выяснить, как выглядел человек, передававший в Москве письма для парижского командорства ордена Храма, и даже получить его портрет.
Брат Франц уже собрался отправляться из Кале в Москву, дабы попытаться найти сего человека, но перед самым отъездом он был тяжело ранен злоумышленником, вонзившим ему кинжал в спину. Учитывая, что незадолго до того в Париже на сего рыцаря было совершено еще одно покушение, закончившееся неудачей, есть основания полагать, что кто-то очень сильно не хочет, чтобы лазутчик тамплиеров на Руси был выявлен и начал работать на нас. Почему – пока неясно. Опять же, мы надеемся это понять, найдя сего человека.
Сейчас рыцарь Франц уже почти оправился от своей тяжелой раны и в скором времени поедет в Москву. Он себя очень хорошо зарекомендовал во время первой поездки туда в 1304–1305 годах, когда он был лишь гонцом, но ему пришлось выступить в качестве посла Ливонского ордена. Он с честью выдержал гонения и издевательства, которым его подверг князь Юрий Данилович, желавший продемонстрировать свою верность ордынскому вельможе.
Доволен я и работой брата Франца в парижских архивах. Помню, покойный ландмейстер Готфрид фон Рогге тоже был весьма доволен Францем и писал мне, что в его жилах не зря течет благородная кровь его отца, доблестного барона Генриха фон Нарцлинга, павшего при защите Акры, и что Франц не только образован, но и общителен, и бережлив, и почтителен, и откровенен, и вовсе не трус.
Конечно, у сего молодого барона есть недостатки, присущие его двадцатипятилетнему возрасту, но, как известно, молодость – единственный недостаток, который со временем проходит сам. Поэтому если брату Францу удастся выполнить свою миссию в Москве, думаю произвести его в комтуры одного из новых замков, которые мы собираемся с Божьей помощью начать строить.
Прими мой нижайший поклон, брат мой и повелитель. Да хранит тебя всемогущий Господь. Аминь.
Навеки брат твой во Христе Готфрид.
Документ № 41
Номер по описи Венской библиотеки: XIV-09-1743/T-XLI
Герхарду фон Йорку, ливонскому ландмейстеру ордена Дома Святой Марии Тевтонской в Иерусалиме, от Франца фон Нарцлинга, Божьей милостью рыцаря вышеозначенного ландмейстерства.
Писано под строжайшей тайною в Москве в шестнадцатый день февраля 1313 года от Рождества Христова.
Слава Иисусу Христу! Приветствую тебя, мой высокочтимый ландмейстер Герхард!
Выполняя свою миссию, я прибыл в Москву. Как и в прошлый мой приезд, выдал себя за молодого купца из Мекленбурга, изучающего Русь на предмет заработка на тамошних товарах, только на сей раз в пути представлялся не своим именем, а Христианом. Будучи уже не сержантом, а рыцарем нашего ордена, я гораздо менее стеснен в средствах, поэтому в Дерпте и Новгороде не ждал попутчиков, а сам нанимал сани с возницами.
Бог даровал мне прекрасную погоду, обошлось без метелей, и накатанные зимние дороги по льду замерзших рек оказались легкими. Впрочем, вряд ли возможно считать такими уж легкими дороги, где на протяжении нескольких десятков миль может не встретиться никакого человеческого жилья. Справа лес, слева лес, и так много часов. Хорошо, хоть разбойников и волков разогнали, а то раньше, говорят, житья от них не было. Но все равно в одиночку мало кто рискует ездить, путешественники собираются в караваны.
Проезжая Новгород, я узнал, что сей город в прошлом году отложился от Михаила Ярославича Тверского и примкнул к Юрию Даниловичу Московскому. Соответственно сменился и посадник: вместо Михаила Павшинича, сторонника Твери, городом управляет сторонник Москвы Семен Климович. Строительство каменных укреплений, заложенных в 1302 году от Рождества Христова, до сих пор не начато, и новгородские стены по-прежнему деревянные, обветшавшие еще больше, чем восемь лет назад, когда я их видел в предыдущий раз.
На сей раз я ехал в Москву из Новгорода не через Тверь, а через дружественный и Москве, и Новгороду Волок Ламский – город, выросший около старинного волока из реки Ламы в реку Волошню. Лама – это приток Шоши, впадающей в Волгу в ее верховьях. А Волошня – один из притоков реки Рузы, которая, в свою очередь, впадает в Москву-реку.
Сейчас Волок Ламский – небольшой, но важный торговый город на пути из Новгорода в московские и рязанские земли. С конца прошлого века сей город находился в совместном управлении Новгорода и Москвы, однако недавно московский наместник Родион Несторович изгнал новгородского, полностью овладев городом.
Конечно, было бы интересно заехать в Тверь и посмотреть, как живет сей соперник Москвы и что там изменилось за последние годы, но в Новгороде меня предупредили, что из-за непрекращающейся много лет войны между Юрием и Михаилом через Тверь в Москву никого не пропускают, даже купцов с товаром, а уж купца без товара точно примут за лазутчика. Поскольку я вез портрет человека тамплиеров на Руси и должен был сосредоточиться на своей миссии, рисковать я не стал.
Скажу тебе откровенно, брат мой и повелитель, рисковать я не стал еще и потому, что если бы поехал через Тверь, то не миновал бы Вертязин, и, возможно, не смог бы побороть наваждение врага рода человеческого и не заглянуть к прекрасной вдове Бажене, образ которой, каюсь, до сих пор иногда является ко мне по ночам и изгоняется лишь молитвою и постом.
Приехав в Москву, я поселился не на немецком подворье, а снял комнату в доме портного Захарии. Комнату нельзя назвать просторной и удобной, но я понимаю, что поиски могут затянуться надолго, и если я хочу сохранить их в тайне, то мне придется избегать знакомств с соотечественниками и неоднократно менять жилье.
И вот уже больше месяца я хожу по Москве, вглядываюсь в лица людей и пытаюсь понять, кто из них изображен на портрете, привезенном из Кале. В Москве проживают не менее пятнадцати тысяч человек, это далеко не так много, как в Новгороде или Париже, так что надежда на успех есть, если только тамплиеры после роспуска ордена не отозвали своего лазутчика или не заменили его другим, или если письма купцам передавал не лазутчик, а какой-нибудь слуга, за это время сменивший хозяина и уехавший из Москвы. Но я уповаю на милость Господа, который не может не благоволить к Ливонскому ордену и его богоугодным миссиям.
Брат мой и повелитель, если ты захочешь дать мне какие-либо указания, то присылай письма на московский торг для лавочника Улеба в хлебном ряду. Я представился купцом Михелем из Мекленбурга и за небольшие деньги договорился с лавочником, что буду иногда заходить за письмами. Пиши на внешнем листе письма так: в Москву, на торг, в хлебный ряд, Улебу для Михеля.
Как и положено рыцарю, выполняющему одиночную миссию во враждебном государстве, по приезде в Москву я завел тайник для особых случаев. Сообщаю тебе его местонахождение: под нижней доской наличника северного окна большой деревянной Дмитриевской церкви, что на Боровицком холме. Там между наличником и бревнами стены есть полость, защищенная от дождя и снега. Но будем надеяться, что благодаря заступничеству Пресвятой Девы моя теперешняя миссия пройдет без особых происшествий, и мне не придется пользоваться сим тайником.
Благодать Божья да пребудет с тобою и всеми нашими братьями. Да хранит тебя Господь. Аминь.
Навеки брат твой во Христе Франц.
Документ № 42
Номер по описи Венской библиотеки: XIV-09-1743/T-ХLII
Ханне, дочери Ханса, старшины цеха суконщиков в Висмаре, от барона Франца фон Нарцлинга.
Писано в Москве в одиннадцатый день апреля 1313 года от Рождества Христова.
Моя милая, дорогая, горячо любимая Ханна!
Уже почти полгода мы в разлуке, но я никак не могу привыкнуть, что не вижу тебя, не могу дотронуться, обнять, поцеловать… Пока тебя нет рядом, я постоянно вспоминаю время, проведенное с тобой, и мне иногда кажется, что это был лишь сладкий сон, а потом осознаю, что все это было наяву. Это такое ощущение, которое не передать и не описать.
Какое счастье, что ты у меня есть! Как же приятно чувствовать себя любимым! Полюбив тебя, я стал понимать значение выражения «растворяюсь в тебе». Раньше мне казалось, что такого быть не может, а сейчас я в тебе именно растворяюсь. Могу думать о тебе и днями, и ночами.
Родная моя, если бы можно было описать словами все те чувства, которые мне дарит любовь к тебе, я бы это сделал, но ты же знаешь, что сделать сие невозможно, ибо искренне любящий человек неспособен передать свою любовь через слова.
Сейчас тебя нет рядом, но я знаю, что ты чувствуешь тепло моей любви. Научить человека мечтать дано не каждому, но у тебя это получилось, и я будто бы погружаюсь в сказку, манящую вдаль и пугающую своей красотою. Ты – не просто мое желание, ты – моя возможность найти самого себя. Только с появлением тебя в моей жизни я смог переродиться и понять, кто я. Только благодаря тебе мое сердце научилось терпеть не только жар разгорающихся чувств, но и ледяной холод разлуки. Пройдя через моря зла и пустыни страданий, я обрел свет в душе, свою гармонию.
Спасибо тебе за то, что ты есть в моей жизни! Спасибо за нежность, за страсть, за мысли обо мне, за твое терпение, за выдержку. И главное – бесконечное спасибо за твою любовь! Это самое ценное, что может быть в жизни. Любовь, ради которой стоит жить! Любовь, за которую нужно бороться! Я никому теперь тебя не отдам!
Жди меня, дорогая! Я скоро закончу миссию в Москве и приеду к тебе уже насовсем, и мы никогда больше не расстанемся. Я без тебя больше не смогу жить, не смогу дышать, не смогу существовать! Да хранит тебя Господь столько лет, сколько на морском берегу песчинок!
Навеки нежно любящий тебя Франц.
Документ № 43
Номер по описи Венской библиотеки: XIV-09-1743/T-ХLIII
Герхарду фон Йорку, ливонскому ландмейстеру ордена Дома Святой Марии Тевтонской в Иерусалиме, от Франца фон Нарцлинга, Божьей милостью рыцаря вышеозначенного ландмейстерства.
Писано под строжайшей тайною в Москве в пятый день сентября 1313 года от Рождества Христова.
Слава Иисусу Христу! Приветствую тебя, мой высокочтимый ландмейстер Герхард!
Спешу тебе доложить, что в мае сего года я, наконец, нашел человека, передававшего из Москвы письма для парижских тамплиеров.
Ранее я встретил еще двоих, похожих на изображение на портрете, но ни у одного из них не было шрама над правой бровью. Впрочем, на всякий случай я проследил за ними. Это были коренные жители Москвы с семьями и множеством детей, жившие в собственных домах, так что вкупе с отсутствием шрамов я сделал вывод, что это не те, кто нам нужен.
А вот шедший по улице человек, одетый как княжеский чиновник, мне сразу бросился в глаза. И сходство с портретом, и рост, и возраст, и шрам, и даже одежда, – все говорило о том, что купцы в Кале имели в виду именно его.
Я начал следить за сим человеком, что было несложно, ибо никаких мер предосторожности против слежки он не принимал. Зовут его Драган, по происхождению он серб. В Москве он больше десяти лет, русским языком владеет в совершенстве, служит в княжеском казначействе на какой-то мелкой должности. Семьи у него нет, близких друзей тоже. Живет в доме кузнеца Василия около Спасских ворот вне городских стен, то есть дом принадлежит Василию, а сей человек снимает там две комнаты.
Выяснил я все это, разговорившись со старым плотником Якуном, владельцем соседнего дома. Узнал, что Якун сдает комнату, представился немецким купцом Альфредом, желающим комнату снять, и выразил беспокойство, благонадежны ли жители вокруг, не будет ли шума и бесчинств, угрожающих моему покою. Якун подробно рассказал мне про всех своих соседей, включая Драгана и Василия. И я, действительно, снял комнату в доме Якуна, ибо мне было так удобнее следить за Драганом.
Сей серб, как и положено, ходит на службу в казначейство. А еще он часто заходит в большой дом около торга. В сем доме находится мастерская Мустафы, золотых дел мастера, пятидесятилетнего араба родом из Палестины. То, откуда родом Мустафа, я узнал от того же Якуна, объяснив ему, что хочу купить для своей любимой золотое украшение, и для меня важно, чтобы человек был благонадежным и не обманул, подсунув вместо золота подделку. Якун сказал, что Мустафа в Москве уже примерно семь лет, и ничего плохого о нем никто не говорил. Только все, кто его знает, удивляются, почему у него нет жены и детей, хотя арабы, как известно, склонны к многодетности, а то и к богопротивному многоженству.
А еще Драган примерно раз в две – три недели отправляет письма с купцами, отправляющимися в самые разные города и страны. После того как он прощается с купцом, взявшим у него письмо, и удаляется с торга, к этому купцу подхожу я. Знакомлюсь, представляюсь мекленбуржцем Альфредом, прошу совета, какие товары лучше продавать и покупать на Руси, и заодно выясняю, куда сей купец собирается ехать сейчас. За время, что я слежу за Драганом, у него принимали письма Теодор из Ангулема, направлявшийся в Рим, Симеон из Ростова – в Любек, Тибальт из Римини – в Венецию, Хуан из Кастилии – в Париж, Базиль из Тулузы – тоже в Париж, Вильгельм из Амстердама – в Лондон, Жером из Сарагосы – на Кипр, а Марк из Штральзунда – в соседнюю с нами Ригу. И еще было одно письмо в Палестину, его принял генуэзец Джованни.
Кому адресованы письма, узнать, к сожалению, не удалось, ибо купцы надежно хранят тайну переписки. Но то, что скромный московский казначейский чиновник общается едва ли не со всем миром, тоже говорит о многом.
И вот что я еще заметил: письма Драган всегда выносит из мастерской Мустафы. То есть получается, что если в Москве существует тайное братство ордена Храма, то Драган в нем – вроде как гонец, а Мустафа – вроде как начальник или один из начальников. Хотя, может, и просто секретарь или писарь.
А в том, что такое братство существует, я сумел убедиться, начав следить за Мустафою. Возможно, на самом деле его зовут иначе и он лишь выдает себя за араба, как и гонец – за серба Драгана, но это сейчас неважно.
Мустафа раз в две недели по воскресеньям, когда почти все москвичи византийской веры идут в храмы к заутрене, выезжает за город. Ездит он всегда верхом, всегда в западную сторону, всегда по дороге на Можайск, с ним всегда большая сума, за ним всегда бежит огромный пес, и он всегда возвращается к вечеру того же дня.
За городом выслеживать Мустафу было трудно, ибо рано утром в воскресенье дорога на Можайск почти безлюдна. Я тебе уже писал в мой первый приезд на Русь, что на дальние расстояния здесь ездят в основном по рекам, а посуху передвигаются только пешие и всадники: для купеческих саней и повозок сухопутные дороги слишком узки и неудобны.
Так что я следил за
Мустафою, дабы не возбудить в нем подозрения, долго, в течение нескольких его
загородных поездок. Тоже садился на коня, которого брал за сравнительно
небольшую плату на городской конюшне, но не ехал за Мустафою по безлюдной можайской
дороге, а заранее выбирал места все дальше и дальше от Москвы и поджидал араба
там. Когда однажды не дождался – поехал навстречу. Вскоре увидел, что от
основной дороги отходила небольшая, и значит, Мустафа на нее свернул. В
следующий раз я ждал его уже на боковой дороге и не ошибся. Сия дорога, скорее
даже тропа, вывела меня к высокому берегу Москвы-реки милях в трех (около
Как мне тут было не помянуть добрым словом моего орденского наставника Матиаса фон Татенхофа, в свое время обучившего меня приемам тайной слежки! И тебя, брат мой и повелитель, в бытность комтуром Феллинским давшего мне в наставники не кого-нибудь, а многоопытного брата Матиаса!
У Москвы-реки Мустафа слезает с коня, достает из сумы грязную одежду, переодевается, берет факел и спускается вниз по склону к реке, оставляя лошадь под охраною пса. Сразу подойти поближе и понять, куда именно лезет Мустафа, из-за сего пса было невозможно: даже для того, чтобы следить с большого расстояния, приходилось выбирать места в соответствии с направлением ветра, дабы пес не учуял мой запах. Но я дождался вечера, когда араб отправился обратно, и понял, где он был: примерно посередине склона находится вход в заброшенную подземную каменоломню.
Позже я узнал у крестьян расположенной неподалеку деревни Дорогомилово, что до нашествия хана Батыя и здесь, и во многих других окрестных каменоломнях добывали строительный материал, так называемый белый камень, для храмов Владимира, Переяславля, Ростова и других городов великого княжества Владимирского. Но после монгольского завоевания во Владимире и окрестных городах белокаменные храмы не строились, только деревянные. Поэтому подмосковные каменоломни и оказались заброшены. Крестьяне рассказали, что их вдоль Москвы-реки и ее притока Пахры немало, не менее полудюжины.
В понедельник, когда араб
работал в своей московской мастерской, я заготовил факелы, оделся потеплее и
сам отправился в каменоломню. Там грязно, темно, холодно, тесно. Каменоломни не
представляют собой сплошные пространства, они почти полностью заполнены
обломками камня, и в них остаются только узкие проходы. Ширина сих проходов – в
среднем полтора локтя (
По огромному количеству обломков внутри каменоломен я могу сказать, что на поверхность выносили не более десятой доли всего добытого камня. Видимо, требования к самому дорогому и престижному строительному материалу на Руси были очень высокими, и отбор проводился крайне тщательно.
Я раньше и не знал, что подземные каменоломни – это не залы, а лабиринты. Полагаю, на Древнем Крите мифический Минотавр, побежденный языческим героем Тезеем, тоже обитал не в каком-то особом лабиринте, а в заброшенной каменоломне. Только миносскому лабиринту, наверно, далеко до подмосковных каменоломен, где общая длина проходов составляет много миль.
Мало-мальски похожи на
залы только те места в каменоломнях, где идет выламывание камня в данный
момент. Или шло на тот момент, когда каменоломню забросили. Тут и длина, и
ширина «зала» могут составлять десятки локтей, высота тоже может быть значительной:
три – четыре локтя, а то и больше. Для поддержки потолка в «залах» оставляются
«колонны» из каменного монолита с пролетом в несколько локтей. При активной
добыче камня такие «залы» по мере выработки пластов постепенно сдвигаются, а
места, где они были раньше, заваливаются обломками и превращаются в скопище
узких проходов. Сейчас, когда каменоломни заброшены, таких «залов» в них
осталось много.
Впервые попав в каменоломню, в которую заходил Мустафа, я сразу же понял, что могу заблудиться. Можно было разматывать нитяной клубок, как это делал Тезей на Крите. Но Ариадны у меня не было, получить волшебную нить мне было не от кого, а обычная может оборваться, зацепившись за любой выступ камня. Поэтому Господь умудрил меня поступить более просто и надежно: считать, сколько раз я на развилках повернул направо, сколько раз – налево, сколько раз пошел прямо. И я так и делал, постепенно, день за днем, продвигаясь все дальше и дальше.
Сию каменоломню я изучал
в течение многих дней, но не нашел ничего примечательного, кроме того, что на
некоторых камнях нанесены знаки, напоминающие известные символы раннего
христианства – инициалы Господа нашего Иисуса Христа, изображения хлеба и рыб.
Однажды, находясь в каменоломне, я издали услышал чьи-то шаги, быстро затушил свой факел, спрятался на развилке проходов за поворотом и увидел, как мимо прошел какой-то человек, тоже с факелом. Рассмотреть его лицо возможности не было, проследить за ним в узких проходах – тоже, но дело было не в воскресенье, значит, это был не Мустафа.
Тогда, кроме хождения по каменоломне, я начал наблюдать снаружи за ее входом. В разные дни увидел шесть человек, подходивших или подъезжавших к входу, переодевавшихся, исчезавших внутри и появлявшихся через несколько часов. Некоторые из них были богато одеты и имели слуг, некоторые, наоборот, выглядели как простые ремесленники. Иногда они появлялись по двое и по трое, однажды один из них прибыл в воскресенье вместе с Мустафою. Зачем все эти люди лазят в каменоломню, что туда заносят и что выносят, – пока что загадка, ибо если они что-либо там прячут, найти это в бесконечных лабиринтах я могу только чудом, а чудо Господь пока что не изволил снизослать.
Брат мой и повелитель, я могу постепенно проследить за всеми этими людьми и узнать, кто они, но полагаю, что уже сейчас ясно, что мы имеем дело не с одиночным лазутчиком тамплиеров, когда-то от кого-то узнавшим о готовящемся союзе Юрия Московского и Витеня Литовского, а с тайным братством ордена Храма. В связи с этим я не решаюсь предложить сотрудничество с Ливонским орденом ни Драгану, ни Мустафе, ни кому-либо еще, предварительно не получив твое благословение.
Жду от тебя письма. Возможно, ты захочешь поручить переговоры послу более высокого уровня, тогда готов буду встретить такого посла и буду во всем оказывать ему содействие. Пиши, как и прежде, на внешнем листе письма так: в Москву, на торг, в хлебный ряд, Улебу для Михеля. Если в Москву прибудет тайный орденский посол, то тоже пусть зайдет к Улебу, скажет, что ищет купца Михеля, и расскажет, где поселился. Я к нему вскоре приду.
Деньги на свое содержание и проживание я перед отъездом взял в нашем казначействе на полгода, нахожусь на Руси уже восемь месяцев, но пока что мне денег хватает, ибо тут цены гораздо ниже, чем в Париже или в Ливонии, а живу я скромно даже по здешним меркам. В крайнем случае буду тратить деньги, выданные мне на непредвиденные расходы, но до этого пока что очень далеко. Так что о моем содержании не изволь беспокоиться. Полный отчет о всех расходах, как обычно, дам по возвращении.
Благодать Божья да пребудет с тобою и всеми нашими братьями. Да хранит тебя Господь. Аминь.
Навеки брат твой во Христе Франц.
Документ № 44
Номер по описи Венской библиотеки: XIV-09-1743/T-ХLIV
На документе отметка:
В архиве хранится копия, оригинал отослан по назначению.
Францу фон Нарцлингу, мезоттенскому (Мезоттен ныне называется Межотне – прим. перев.) комтуру ливонского ландмейстерства ордена Дома Святой Марии Тевтонской в Иерусалиме, от Герхарда фон Йорка, Божьей милостью ливонского ландмейстера вышеозначенного ордена.
Писано под строжайшей тайною в Вендене в двенадцатый день ноября 1313 года от Рождества Христова.
Слава Иисусу Христу во веки веков! Приветствую тебя, любезный брат мой во Христе Франц!
Наверно, ты был удивлен, обнаружив под внешним листом письма, на котором, как ты и просил, было написано: «В Москву, на торг, в хлебный ряд, Улебу для Михеля» (внешние листы с адресами не сохранились ни на одном из писем в подборке – прим. перев.), титулование тебя комтуром Мезоттенским. Возможно, даже счел это ошибкою. Но это не ошибка, а твое нынешнее орденское звание. В ближайшие годы начнется строительство нового замка в Мезоттене (и началось в 1321 году – прим. перев.), и ты его возглавишь.
За утверждение твоего звания Генеральным капитулом не беспокойся, я повелел внести решение о создании комтурства Мезоттенского и об избрании его комтуром барона Франца фон Нарцлинга в протокол заседания от седьмого октября сего года. Как тебе известно, подобное практикуется у нас в ордене в особых случаях. Если мне не изменяет память, ты и в орден был принят подобным образом. Только тогда ты стал сержантом, а теперь, видишь, дорос до комтура.
Искренне поздравляю тебя, брат мой во Христе, и не сомневаюсь, что звание комтура поможет тебе в выполнении твоей богоугодной миссии в Москве.
Также присваиваю тебе ранг полномочного орденского посла и доверяю провести тайные переговоры с московским братством упраздненного ордена бедных рыцарей Христа и Храма Соломона, как бы они сейчас себя ни именовали. Цель переговоров – убедить начальствующих членов сего братства сотрудничать с Ливонским орденом. И первое, что у них необходимо узнать, – создана ли «Великая православная Русь», хотя бы в виде тайного союза Юрия Даниловича и Витеня, а если нет, то будет ли создана вообще.
Переговоры веди с тем, кто именует себя Мустафою, ибо он явно выше по рангу, чем гонец, именующий себя Драганом. Полностью откровенным с Мустафою, разумеется, быть не стоит, но можешь сказать, что вышел на него через Драгана, портрет и приметы которого получил в Кале. Можешь даже для убедительности предъявить этот портрет. Пообещай Мустафе и всем членам его братства полное прощение грехов святейшим папою – полагаю, через Тевтонский орден мы получим такие индульгенции. Ну и, конечно, обещай денежную, военную и прочую поддержку.
А от московских тамплиеров, или как они сейчас называются, потребуется привести к союзу с нами Московское княжество, а затем и всю Русь. Независимо от того, создана или нет «Великая православная Русь», сие братство должно стать нашим союзником в создании «Великой католической Руси».
Но будь очень осторожен. Ни в коем случае не рассказывай тамплиерам, где живешь и как тебя найти, назначай встречи в людных местах, внимательно следи, чтобы к тебе никто не приближался со спины, как это имело место в Кале. Кстати, хочу выразить надежду, что твоя рана полностью зажила, и плохая русская погода ее не разбередила.
Да хранит тебя Господь, брат мой Франц, комтур Мезоттенский, полномочный посол братства рыцарей Христа Ливонии. Аминь.
Искренне твой Герхард.
Документ № 45
Номер по описи Венской библиотеки: XIV-09-1743/T-ХLV
Отважному рыцарю Герхарду фон Йорку, ливонскому ландмейстеру ордена Дома Святой Марии Тевтонской в Иерусалиме, от баронессы Маргариты фон Нарцлинг, благородной и благочестивой вдовы.
Писано в Нарцлинге, что под Висмаром, в двадцать первый день декабря 1314 года от Рождества Христова.
Сердечно приветствую Вас, дорогой ландмейстер Герхард!
Пишет Вам Маргарита, вдова доблестного рыцаря Генриха фон Нарцлинга, павшего в Акре в бою с неверными магометанами, и мать доблестного рыцаря Франца, комтура Мезоттенского.
Вы даже не представляете себе, любезный ландмейстер Герхард, как я рада была узнать о назначении моего сына комтуром. Это большая честь для любого рыцаря, а тем более такого юного. Впрочем, теперешняя молодежь взрослеет быстрее, и может быть, двадцать семь лет – не такой уж и юный возраст?
А мне уже, не скрою, за шестьдесят, и я совсем плоха. Не буду огорчать Вас перечислением своих болезней, но они воистину тяжелы, и мой лекарь откровенно сказал, что жить мне осталось считанные месяцы.
Посему у меня к Вам просьба: нельзя ли прислать моего сыночка Франца проститься со мною? Мой старший сын Карл и его семья – рядом, а вот Франца я видела в последний раз, когда он лечился после ранения, и не хотела бы, чтобы тот раз и в самом деле оказался последним.
Пожалуйста, милый мой ландмейстер, уважьте просьбу престарелой вдовы. Желаю Вам и всему Ливонскому ордену новых побед и неувядающей славы.
Благодать Божья да пребудет с Вами и всеми Вашими братьями во Христе, пусть дни Ваши будут полны радости и преуспевания. Аминь.
Навеки признательная Вам Маргарита.
Документ № 46
Номер по описи Венской библиотеки: XIV-09-1743/T-ХLVI
На документе отметка:
В архиве хранится копия, оригинал отослан по назначению.
Францу фон Нарцлингу, мезоттенскому комтуру ливонского ландмейстерства ордена Дома Святой Марии Тевтонской в Иерусалиме, от Герхарда фон Йорка, Божьей милостью ливонского ландмейстера вышеозначенного ордена.
Писано под строжайшей тайною в Вендене в семнадцатый день января 1315 года от Рождества Христова.
Слава Иисусу Христу во веки веков! Приветствую тебя, любезный брат мой во Христе Франц!
Прошло уже больше года с момента получения твоего последнего письма, и меня весьма беспокоит твое молчание.
Сообщаю тебе, что в орден пришло письмо от твоей матери, благородной и благочестивой вдовы Маргариты. Она пишет, что у нее плохо со здоровьем, и она желала бы тебя увидеть, дабы проститься с тобою. Конечно же, дай Бог, чтобы она ошибалась, и ей были уготованы еще многие годы жизни. Все мы, твои братья по ордену, неустанно молимся за здоровье твоей матери. Но все же хотелось бы, чтобы ее просьба была уважена.
Как идет твоя посольская миссия, брат мой Франц? Почему молчишь? Прошу тебя немедленно ответить на сие письмо либо вернуться в Венден.
Да хранит тебя Пресвятая Дева Мария. Аминь.
Искренне твой Герхард.
Документ № 47
Номер по описи Венской библиотеки: XIV-09-1743/T-ХLVII
Отчет Радавиетиса из Феллина, в крещении Томаса, Божьей милостью сержанта братства рыцарей Христа Ливонии, о выполнении тайной миссии по поиску в Москве различных лиц.
Писано под строжайшей тайною в Феллине во второй день июля 1316 года от Рождества Христова.
Как мне предписано было, в Москву прибыл под видом земгальского крестьянина, пострадавшего от Ливонского ордена и ищущего на Руси лучшей доли.
Отправился в хлебный ряд на торгу. Нашел там лавочника Улеба и спросил о купце Михеле. Улеб ответил мне, что Михель уже года два к нему не заходил.
Потом я пошел в дом кузнеца Василия около Спасских ворот, спросил серба Драгана, но мне сказали, что он пропал без вести уже больше двух лет назад.
Потом я нашел дом около торга, где была мастерская Мустафы, золотых дел мастера. Там уже больше года находится мастерская по починке обуви, и мне сказали, что Мустафа закрыл свое дело и покинул Москву в неизвестном направлении.
Потом я нашел оговоренный тайник для особых случаев под наличником северного окна Дмитриевской церкви. Там лежало письмо в Ливонский орден, которое прилагаю к данному отчету.
На сем все предписанные мне действия на Руси были закончены, я покинул Москву и с Божьей помощью вернулся в Феллин.
Я завершаю свой отчет. Аминь.
Со смиренной молитвою,
Радавиетис.
Приложение к документу № 47
Герхарду фон Йорку, ливонскому ландмейстеру ордена Дома Святой Марии Тевтонской в Иерусалиме, от Франца фон Нарцлинга, Божьей милостью мезоттенского комтура вышеозначенного ландмейстерства.
Писано под строжайшей тайною в Москве в двадцать пятый день декабря 1313 года от Рождества Христова.
Слава Иисусу Христу! Приветствую тебя, мой глубокоуважаемый ландмейстер Герхард!
Сердечно благодарю тебя за присвоение мне высокого звания комтура Мезоттенского. Извини, что моя благодарность столь суха и кратка, но у меня очень мало времени, а я должен успеть написать тебе о многих важнейших вещах.
Неделю назад, в восемнадцатый день декабря, я зашел к Мустафе в мастерскую, выбрав момент, чтобы никого, кроме меня и его, там не было. Внутрь в целях предосторожности не проходил. Прямо с порога заговорил с ним на латыни. Правдиво представился бароном Францем, комтуром Мезоттенским, полномочным послом братства рыцарей Христа Ливонии, и предложил московскому командорству ордена Храма союз.
Вначале Мустафа сделал вид, что не понимает, о чем речь, и начал что-то говорить на такой ломаной латыни, что сразу стало понятно, что он намеренно коверкает сей язык. Тогда я предложил ему не тратить время зря, показал портрет Драгана и сказал, что нашел Мустафу через сего серба, которого опознали купцы в Кале как передававшего письма для парижского командорства ордена Храма в Тампле. Еще я сказал, что не раз видел, как Драган забирает письма в мастерской Мустафы и отправляет их в разные страны.
«Ты прав, брат мой Франц, не стоит терять время. Меня зовут Рене д'Эрли, я рыцарь ордена Христа и Храма Соломона и рад познакомиться с тобою, благородный ливонский комтур. В чем именно состоят предложения твоего ордена?» – на чистейшей латыни спросил мнимый араб, выпрямив согнутую спину и как-то даже преобразившись.
Я, как ты мне предписал, пообещал ему и членам московского командорства индульгенции святейшего папы, денежную, военную и прочую поддержку со стороны Ливонского ордена, а если нашей поддержки будет недостаточно, то и со стороны братьев-тевтонцев.
«А что требуется твоему ордену от нас?»
Я объяснил ему, что от его братства потребуется привести Московское княжество, а затем и всю Русь к тайному, а в будущем, возможно, и к открытому союзу с Ливонским орденом. Иными словами, выполнить миссию «Великая католическая Русь», о которой их наверняка в свое время извещала Римская курия. А прежде всего нам хотелось бы знать, ведутся ли тайные переговоры Юрия Даниловича и Витеня, и не создана ли «Великая православная Русь», о которой в свое время орден Храма докладывал в Апостольскую канцелярию.
Рене-Мустафа сказал, что он должен подумать и посоветоваться со своими братьями, и попросил меня зайти в начале января, ибо скоро Рождество Христово, и он никого не найдет: все будут отдыхать.
Я, разумеется, словам про рождественский отдых не поверил, но не подал виду. А памятуя о рекомендованных тобою мерах предосторожности, предупредил мнимого араба, что больше заходить в его мастерскую не буду, а если он и его братья решат сотрудничать с нашим орденом, то пусть в начале января напишут письмо и передадут его для купца Хельмута через мясную лавку Микиты.
Как видишь, брат мой и повелитель, я не стал сообщать тамплиеру о лавке Улеба и заранее договорился с мясником Микитою, назвавшись уже не Михелем, а Хельмутом. Конечно же, тамплиеры могли бы выставить засаду и у лавки Микиты, но обнаружить врагов мне было бы гораздо проще, чем если бы они решили меня убить во время следующего прихода в мастерскую золотых дел.
Рене-Мустафа согласился на мое условие, и на этом мы распрощались, пожав друг другу руки.
Я не сомневался, что после моего появления в мастерской все московские тамплиеры забеспокоятся и станут очень внимательными относительно возможной слежки за ними. Но ни за кем из них я больше не пытался следить, ибо был уверен, что главным местом встреч московского командорства ордена Храма является заброшенная подземная каменоломня у Москвы-реки.
Почему я был в этом так уверен? Да потому, что вскоре после написания тебе предыдущего письма нашел в каменоломне самый настоящий зал заседаний, устроенный в одном из дальних «залов», где некогда шла ломка камня. Из каменных блоков были сделаны скамьи, перед ними стояло возвышение – явно для председателя.
А еще я был уверен в том, что на обсуждение предложений нашего ордена тамплиеры соберутся наутро после Рождества Христова. Это было самое удобное для их заседания время, ибо в день после рождественских служб почти никто на Руси не работает, почти никто рано не встает, а члены тайного орденского братства наверняка были готовы немного недоспать, дабы обсудить особо важные дела.
В Москве сейчас стоят сильные рождественские морозы, и дежурить около входа в каменоломню я едва ли смог бы без риска замерзнуть насмерть. Но внутри, в зале заседаний, часть пространства была завалена обломками камня, и я заранее разобрал их так, что получилась небольшая камера, и потом заложил вход в нее теми же обломками. Сидя в сей камере, я мог чувствовать себя в относительной безопасности и при этом наблюдать за происходящим в зале сквозь щели между камнями. Конечно, безопасность была именно относительной, ибо если бы тамплиерам вздумалось перед заседанием простучать все «стены зала» или привести хорошо обученного пса и скомандовать ему: «Ищи!», то я был бы сразу обнаружен. Но Господь уберег.
Так что в рождественскую ночь я залез в свою камеру, заложил за собою камни и стал ждать. Даже запасся едой и питьем, ибо понимал, что сидеть там придется много часов. Замерзнуть я не боялся: в подземных каменоломнях круглый год одинаковая температура, примерно соответствующая середине весны или осени (7–8 градусов тепла – прим. перев.), то есть летом там кажется холодно, а зимой – тепло. А в зимней одежде даже жарко.
Утром пришли слуги, осветили зал многочисленными факелами, и появились участники заседания. Всего в зале уселись семнадцать тамплиеров, среди них были и Рене-Мустафа, и Драган, и пожилой человек в воинской одежде, лицо которого мне сразу показалось знакомым. Вскоре я вспомнил, где его видел: когда я восемь лет назад был принят во дворце Юрия Даниловича с письмом от покойного ландмейстера Готфрида, он был среди княжеских вельмож. Я запомнил его, ибо когда меня с позором гнали из тронного зала, он нанес мне особо болезненный удар и крикнул что-то настолько грубое, что мне не хватило знания русского языка, дабы это понять. Теперь же сей вельможа участвовал в собрании тамплиеров и говорил на великолепной латыни, как и все присутствующие.
После всех вошел и встал
на председательское возвышение незнакомый мне человек средних лет в одежде
простого ремесленника. Видимо, командор, хотя ни его имя, ни его должность во
время собрания никто ни разу не назвал. Его приветствовали стоя, но он жестом
велел всем сесть и объявил открытым собрание московского братства ордена бедных
рыцарей Христа и Храма Соломона.
Я не раз слышал рассказы
о собраниях тамплиеров и думал, что если творящиеся там сатанинские обряды – и
преувеличение, то все равно такие собрания проходят в какой-то особо
торжественной обстановке, читаются какие-то особые молитвы, произносятся какие-то
странные заклинания и все такое. Но на самом деле все проходило вполне
буднично.
Все прочитали обычную напутственную молитву – из тех, которые читаются и на наших орденских собраниях. Председатель начал с того, что уподобил себя и своих братьев-тамплиеров первым христианам, встречавшимся в катакомбах, то есть в таких же подземных каменоломнях, потом объявил тему собрания – отношения с Ливонским орденом. Поскольку за последнее время в московском братстве Храма появилось много новых членов, он для них кратко рассказал предысторию появления ливонского посла в мастерской брата Амбруаза: так он назвал мнимого араба Мустафу, представившегося мне как Рене д'Эрли.
Оказывается, тамплиеры в начале сего века уже предвидели, что в ближайшие годы могучий французский король устроит разгром ордена и попытается завладеть его казною, и решили, что если спрятать казну на Руси, то ни король, ни папа, ни инквизиция ее там точно не достанут. Да и как убежище для рыцарей Храма Русь прекрасно подходит, ибо является христианской страной, пусть даже не истинной веры, и населена людьми такой же внешности, как огромное большинство католиков. То есть на Руси тамплиерам легко затеряться и при этом не чувствовать себя среди нехристей.
А
переговоры между Юрием Московским и Витенем Литовским с целью создания «Великой
православной Руси» были лишь выдумкой ордена Храма, пытавшегося таким путем
убедить Римскую курию в необходимости более активной работы на Руси и создания
сильного и влиятельного тайного тамплиерского командорства в Москве, тогда еще
небольшом, но быстро растущем городе, где приезжие вследствие их
многочисленности особого внимания к себе не привлекали. Выбор Москвы был также обусловлен
наличием рядом с городом огромных заброшенных подземных каменоломен.
«Хорошо, что мы успели вывезти казну ордена не куда-нибудь в Шампань, где Римская курия до сих пор ее ищет, а в сии каменоломни. Здесь хотя и сыровато, но зато очень удобно и тайно собираться, и хранить казну», – раздался чей-то голос.
Председатель кивнул, потом помянул недобрым словом Папиануса, покойного вице-канцлера Римской курии, решившего привлечь к работе на Руси Тевтонский орден и его ливонское ландмейстерство и тем самым едва не сорвавшего замысел ордена Храма.
«Но, к счастью, тупые ливонские провинциалы с миссией не справились, и наше спокойствие на Руси больше ничто не нарушало», – запомнились мне его слова.
«Но теперь выясняется, что сии ливонские провинциалы не так уж тупы, раз вышли на брата Амбруаза», – сказал кто-то из участников заседания.
«Сие неудивительно, ибо они так перепугались создания «Великой православной Руси», что начали, как говорится, рыть землю. Особенно после разгрома нашего ордена, когда им осталось надеяться только на свои силы. Но если бы не брат Бартоломеус, они ни за что не нашли бы брата Амбруаза», – раздался другой голос.
«А при чем тут брат Бартоломеус?»
«Он, передавая письма купцам, ленился менять свою внешность и был опознан, а потом уже было нетрудно проследить его частые посещения мастерской золотых дел».
«Это правда, брат мой Бартоломеус?» – спросил командор.
«Правда, брат мой и повелитель. Каюсь», – ответил дрожащим голосом тот, кто выдавал себя за серба Драгана.
«Думаю, ты заслуживаешь более сурового наказания, чем покаяние. Как вы думаете, братья во Христе, какого?» – обратился председатель к присутствующим.
«Смерти. Не такими уж сложными были его обязанности по тайной отправке писем, и он с ними не справился. Мы легко найдем ему замену», – услышал я слова знакомого мне княжеского вельможи.
«Смерти! Смерти!» – все были единодушны.
«Да будет так!» – провозгласил командор, махнул рукою, и тут же слуги, стоявшие позади рыцарей, схватили визжащего и упирающегося мнимого серба и утащили в один из проходов. Визг еще некоторое время доносился, потом резко оборвался.
Все встали и сотворили крестное знамение. Председатель выдержал многозначительную паузу и сказал: «Да смилуется Господь над душою нашего заблудшего брата. Аминь. Прошу всех садиться. Расскажи нам, брат Амбруаз, что именно предложил посол Ливонского ордена».
Мустафа, который то ли Рене, то ли Амбруаз, правдиво и без утайки передал все наши предложения.
«Нужен нам союз с Ливонским орденом? Какие будут мнения у братьев?» – обратился к залу председатель.
«Нет! Зачем нам делиться с этими провинциалами? Мы ни в чьей помощи не нуждаемся, кроме Пресвятой Девы! Вслед за ливонцами и Тевтонский орден сюда притащится, а потом и инквизиция! Мы и без папских индульгенций проживем! Римская курия не души наши хочет спасти, а на нашу казну лапу наложить! Пусть Русь остается с византийской верою, нам-то какое дело, мы тут не миссионерством занимаемся! Нам нужно спокойное убежище для казны Храма, а если Русь заключит союз с католиками – прощай, спокойствие!» – раздались возгласы.
У меня мелькнула мысль, брат мой и повелитель, что если голоса разделятся, я выйду из своей камеры и сам обращусь к собранию. Конечно, это был бы смертельный риск, но вдруг мне удалось бы убедить тамплиеров? Но, к сожалению, никто не высказался за союз с нами.
«Я тоже против союза с Ливонским орденом. Да будет так, – подытожил председатель. – Что с послом делать будем?»
«Напомни, брат Амбруаз, как его зовут», – попросил княжеский вельможа.
«Барон Франц фон
Нарцлинг, комтур Мезоттенский».
«Молодой?»
«Молодой, лет двадцати
пяти».
«Высокий, худощавый?»
«Да».
«Так это тот самый
орденский сержант, который лет семь или восемь назад приезжал с письмом от
своего ландмейстера для князя Юрия и был изгнан!»
А еще один тамплиер
добавил:
«Года три назад сей Франц
фон Нарцлинг искал сведения о нас в архивах Тампля. Я в то время состоял в
тайном парижском братстве и хорошо помню историю с сим рыцарем. Наш командор на
всякий случай решил его убрать и подослал к нему трех исполнителей, дабы они
напали на него на темной улице вечером и закололи. А его отбил какой-то итальянец,
отличный фехтовальщик. Потом Франц уехал в Кале, что-то там тоже разнюхивал,
его в итоге выследили, ударили кинжалом и доложили командору, что он мертв. А
оказывается, он жив и здоров! Еще и покойного брата Бартоломеуса ухитрился
разыскать! Удивительно настырный молодой человек! Надо же, до комтура уже
дослужился».
«Такие настырные обычно и выслуживаются», – усмехнулся кто-то.
«Не получилось убрать Франца в Париже и Кале, так уберем в Москве. Он в начале января придет в мясную лавку Микиты спрашивать о письме от нас, тогда и выследим его», – сказал еще один рыцарь Храма.
«Франц явно неглуп, и не зря отказался назначить следующую встречу в мастерской брата Амбруаза. Наверняка примет меры предосторожности. Например, пришлет за письмом какого-нибудь бродягу. Да и людно в мясном ряду, и в лавке у Микиты обычно толпится народ. Сложно там будет выследить», – возразили ему.
«Действительно, не стоит ждать начала января, а то сей хитрый ливонец, не приведи Господь, еще что-нибудь про нас разузнает, – обратился к залу княжеский вельможа. – Сегодня же вечером я пойду к Юрию Даниловичу и сообщу, что в Москве появился тот самый барон Франц фон Нарцлинг, который несколько лет назад приезжал к князю с письмом Ливонского ордена, был изгнан, а теперь прибыл как лазутчик, под чужим именем. Не сомневаюсь, что князь придет в ярость и повелит тайной службе бросить все силы на поиски коварного немца. За последние годы Франц наверняка сильно изменился, но ты, брат Амбруаз, опишешь его теперешнюю внешность, и мясник Микита опишет. В тайной службе составят портрет, размножат его, раздадут городской страже и купцам на торгу, отправят на все границы, прежде всего в Волок Ламский, Сенеж, Коломну и Можайск».
«Для поимки этого ливонского комтура даже его портрет не нужен, достаточно подходить ко всем высоким и худощавым молодым людям его возраста и о чем-нибудь спрашивать: немецкий выговор выдаст Франца сразу. Он даже на латыни говорит так, что сразу чувствуется мекленбургское происхождение», – заметил мнимый араб Мустафа.
«Одно другому не мешает, можно и портрет составить, и на улицах к молодым людям подходить. Надо будет проверить и все дома, где живут немцы. В Москве тайная служба налажена неплохо, и не сомневаюсь, что она сделает свое дело, тем более столь простое. Франца быстро найдут, он под пыткою покажет, что вражеский лазутчик, и будет казнен», – подтвердил командор.
«А если он все же сумеет бежать в свою Ливонию?» – задал вопрос кто-то из присутствующих.
«Рано или поздно найдем его и там. Тот, кто слишком много знает о нас, тем более мешает нам, никогда еще не уходил от справедливого возмездия», – ответил председатель и обратился к мнимому арабу:
«Скорее всего, этот Франц уже успел сообщить в свой орден про тебя и твою мастерскую, брат Амбруаз. Тебе придется покинуть Москву. Я подумаю, кем заменить в делах нашего московского братства и тебя, и покойного брата Бартоломеуса, и в какую страну тебя перевести».
«Это мудрое решение, брат мой и повелитель, – сказал Мустафа-Рене-Амбруаз. – Полагаю, и всем членам нашего братства желательно на всякий случай сменить адреса. Лишние меры предосторожности никогда не помешают».
С этим все согласились, и на сем председатель закрыл заседание. Тамплиеры помолились Господу и разошлись. Через час покинул свое убежище и я.
Итак, брат мой во Христе Герхард, с завтрашнего дня на меня начнет охотиться тайная служба князя Юрия, а еще городская стража, гарнизоны пограничных крепостей и Бог весть кто. Это не считая самих московских тамплиеров.
Конечно, мой портрет по словесному описанию Мустафы-Рене-Амбруаза и Микиты будет составить непросто, ибо я за последние месяцы отрастил бороду и длинные волосы, и таким меня видел Микита. А собираясь в мастерскую золотых дел, я бороду сбрил, оставил только усы, а волосы убрал под шапку. Сейчас сбрею и усы, а волосы подстригу коротко. Но, как верно заметил мнимый араб, меня будет легко вычислить и без портрета, ибо я хотя и хорошо владею русским языком, но от своего мекленбургского выговора так и не смог избавиться. А если я буду изображать немого, это вызовет еще большие подозрения.
Я заканчиваю сие письмо, ибо уже наступила ночь, и я должен собирать вещи и ранним утром уезжать из дома Якуна: и его соседям, и городской страже давно известно, что он сдает комнату молодому немецкому купцу, и его дом проверят в первую очередь. Где и как спрятаться, я пока не придумал, но у меня до отъезда еще несколько часов. Надеюсь, Господь умудрит.
Поскольку с завтрашнего дня меня начнут искать и на торгу, и в речной гавани, я не буду передавать сие письмо с купцами, ибо это будет не просто опасно, а безрассудно. Оставлю письмо в тайнике для особых случаев. Если благодаря заступничеству Пресвятой Девы мне удастся спастись от преследователей, то сам заберу письмо из тайника и привезу в Венден. Если нет, то я заранее прощаюсь с тобою, а письмо рано или поздно найдет кто-нибудь из наших орденских братьев, которых ты, не сомневаюсь, отправишь в Москву на поиски.
Благодарю тебя за все, любезный брат мой и повелитель. Благодать Божья да пребудет с тобою, и да хранит тебя Пресвятая Дева Мария. Аминь.
Навеки брат твой во Христе Франц.
Документ № 48
Номер по описи Венской библиотеки: XIV-09-1743/T-XLVIII
ПРОТОКОЛ
заседания тайного совета братства рыцарей Христа Ливонии
Во имя Господа, волею святейшего папы Иоанна (XXII – прим. перев.) и великого магистра ордена Дома Святой Марии Тевтонской в Иерусалиме Карла фон Трира, проводится сие заседание под строжайшей тайною в Венденском замке в тридцать первый день августа 1316 года от Рождества Христова.
Присутствуют:
Председатель совета – ливонский ландмейстер ордена Дома Святой Марии Тевтонской в Иерусалиме Герхард фон Йорк.
Члены совета:
– комтур Венденский Леопольд фон Фратерштадт;
– комтур Динабургский Герд фон Анстероде;
– комтур Митавский Дитрих фон Каленбах;
– комтур Зегевольдский Хелвиг фон Гелхейм;
– комтур Везенбергский Иоганн фон Вальд;
– комтур Виттенштейнский Вольфганг фон Тефельдорф;
– комтур Феллинский Ханс фон Хенсбург;
– комтур Гольдингенский Вернер фон Бренкль;
– комтур Кокенгаузенский Вольдемар фон Манген;
– интендант ландмейстерства Альфред фон Дарт;
– капеллан ландмейстерства брат Себастьян;
– казначей ландмейстерства Ильмар фон Раштен.
Секретарь заседания – Адольф из Менгкофена.
Ландмейстер Герхард. Властью, Божьей милостью данной мне орденом Дома Святой Марии Тевтонской в Иерусалиме, я открываю заседание нашего тайного совета, посвященное миссии «Великая католическая Русь». Но прежде чем мы перейдем к теме заседания, давайте помолимся за святейшего папу Иоанна, избранного Божьим промыслом в седьмой день августа сего года.
Капеллан Себастьян. Боже великий и
непостижимый, спасающий погибающих, животворящий мертвых, все творящий по воле
твоей, и дивным твоим промыслом всем управляющий! Приклони ухо твое с высоты твоей
и прими от нас, смиренных и недостойных рабов твоих, сердцем и устами
возносимую тебе сию молитву о здравии и благоуспевании великого архипастыря
Иоанна. Ты, Господи Боже, щедрый и милостивый, долготерпеливый и
истинный, правду хранящий и творящий милость, укрепи великого понтифика и даруй
ему победу над недругами святой истинной веры. Даруй ему духовные и телесные силы в
подвиге пастырского служения на ниве Христовой на многие годы. Благодарственные
сии моления, исповедания и славословия приносим тебе, Боже. Аминь.
Иоганн, комтур Везенбергский. Аминь. Говорят, святейший папа – неблагородного происхождения?
Ландмейстер Герхард. Перед Господом все равны, но великий понтифик Иоанн, действительно, сын сапожника из какого-то маленького французского городка. Его имя в миру – Жак д’Юэз. Я про него слышал, что он в бытность архиепископом особо отличался в делах сожжения ведьм и колдунов.
Леопольд, комтур Венденский. А тамплиеров он, интересно, жег?
Дитрих, комтур Митавский. Видимо, нет, поскольку еще жив и даже стал папою.
Вернер, комтур Гольдингенский. Я тебя не вполне понял, брат мой Дитрих. Почему он не был бы жив, если бы сжигал тамплиеров?
Дитрих, комтур Митавский. Ты что, не слышал про проклятие Жака де Молэ?
Вернер, комтур Гольдингенский. Я даже, откровенно говоря, не могу вспомнить, кто это такой.
Дитрих, комтур Митавский. Вот она, нынешняя молодежь. Знает только свое комтурство, а тем, что творится в Париже и Авиньоне, даже не интересуется. Жак де Молэ – бывший великий магистр ордена Храма, сожженный на костре пару лет назад, а до того проведший много лет в заключении.
Вернер, комтур Гольдингенский. А-а, это тот, который перед смертью проклял своих мучителей, прежде всего короля Филиппа и папу Климента? Теперь, конечно, вспомнил. И его проклятие, получается, сбылось?
Леопольд, комтур Венденский. Да какое там могло быть проклятие? Жак де Молэ во время процессов над тамплиерами вел себя столь неразумно, что если кого-то и мог на костре проклинать, то разве что самого себя.
Можете себе представить, братья мои во Христе: сначала де Молэ признался во всех грехах, приписываемых его ордену, потом через год взял назад все показания и выступил с пламенной защитой ордена, стал отстаивать его чистоту, дошел даже до прямых угроз своим обвинителям. А еще через несколько дней он написал очень путаное письмо, в котором заявил, что он наукам не учен и мог ошибаться, и перечислил достижения ордена Храма, к тому времени уже устаревшие: благотворительная деятельность, военные заслуги в давно потерянной Святой Земле, и так далее.
Ну и, наконец, в марте позапрошлого, 1314 года от Рождества Христова состоялся публичный папский суд, на котором де Молэ и еще нескольких руководителей ордена Храма приговорили к пожизненному заключению. Но великий магистр упраздненного ордена стал горячо отстаивать свою невиновность и невиновность своих братьев, заявил, что его орден по-прежнему чист перед Богом и людьми, и тамплиеры совершили только одно преступление – предали Храм из малодушия. К Жаку де Молэ присоединился один из его ландмейстеров – кажется, нормандский.
Король Филипп незамедлительно потребовал осуждения непоследовательных упрямцев как впавших в ересь вторично, и в тот же вечер они были сожжены на одном из островов Сены.
Вольдемар, комтур Кокенгаузенский. Мало ли как вел себя Жак де Молэ во время следствия. Тюрьма и пытки и не таких людей ломали. Но на костре он прокричал проклятия королю и папе, и они сбылись, с этим не поспоришь! Чуть более чем через месяц отдал Богу душу святейший папа Климент. Говорят, скончался от кровавого поноса, в ужасных судорогах. А в ноябре того же года король Филипп ни с того, ни с сего на охоте упал с коня и тоже отправился в рай. Или в ад, это уж как Господь рассудит.
Ханс, комтур Феллинский. А поскольку великий магистр ордена Храма проклял весь род своих гонителей до седьмого колена, то умер и сын покойного Филиппа Людовик (X – прим. перев.). Мы его в прошлом месяце поминали.
Герд, комтур Динабургский. Ну вот, мы договорились до того, что мирские и духовные властители один за другим умирают от чьего-то проклятия.
Вольдемар, комтур Кокенгаузенский. Не чьего-то, а великого магистра ордена бедных рыцарей Христа и Храма Соломона.
Герд, комтур Динабургский. Великий магистр – все-таки не святейший папа и даже не кардинал. К тому же, насколько мне известно, Святая церковь не признает разрушительную силу проклятий. Верно, брат Себастьян?
Капеллан Себастьян. Совершенно верно. Проклятие вредит прежде всего тому, кто его произносит. Господь Бог не исполняет без разбора все прихоти людей, и христианин никогда не будет произносить проклятие на другого человека, даже если тот – законченный негодяй. Более того, проклятие всегда возвращается к тому, кто его произнес, ибо получается, что сей человек как бы забрал суд у Творца и сам его вершит. Именно за это его Бог и наказывает. Так что, братья, не бойтесь проклятий, наоборот – в соответствии с заветами Господа нашего Иисуса Христа благословляйте проклинающих вас.
Иоганн, комтур Везенбергский. Согласен с братьями Гердом и Себастьяном. Я еще могу допустить, что святейший папа Климент, король Филипп и сын его Людовик пали от рук убийц, подосланных тамплиерами, но в проклятие не верю хотя бы потому, что если бы было так просто кого-то погубить посредством проклятия, то в мире не осталось бы ни одного живого человека.
Ландмейстер Герхард. Властью, Божьей милостью данной мне орденом Дома Святой Марии Тевтонской в Иерусалиме, я прекращаю сии отвлеченные разговоры и хочу сообщить братьям, что Витень, великий князь Литовский, на днях отправился в давно уготованный ему ад. Причина его смерти пока неизвестна, да и вряд ли мы ее когда-нибудь доподлинно узнаем.
Капеллан Себастьян. Да смилуется Господь над грешной и заблудшей душою некрещеного раба Божьего Витеня.
Вольдемар, комтур Кокенгаузенский. Интересно, если я скажу иначе, – «Да покарает Господь душу богомерзкого язычника», – это будет не по-христиански?
Капеллан Себастьян. Не по-христиански, ибо Господь наш Иисус Христос говорил: «Любите врагов ваших, благословляйте проклинающих вас, благотворите ненавидящим вас и молитесь за обижающих вас и гонящих вас».
Ландмейстер Герхард. Я вновь повелеваю прекратить отвлеченные разговоры, там более что есть и другие важные сведения: после смерти безбожного Витеня великим князем Литовским стал безбожный Гедимин, его младший брат. Никаких смут в Литве при этом не произошло, никто первенство Гедимина не оспаривал.
Как ты считаешь, брат мой Герд, можем мы рассчитывать на какие-либо изменения образа действий Литвы?
Герд, комтур Динабургский. Вряд ли, брат мой и повелитель. Насколько мне известно, Гедимин всегда и во всем был согласен с Витенем, и именно он командовал войсками, взявшими десять лет назад Полоцк, а в прошлом году – Берестье.
Ландмейстер
Герхард. Да, к моему
глубокому прискорбию, никакого улучшения наших отношений с Литвою не
предвидится. Даже послов, думаю, пока что нет смысла засылать к Гедимину, он
это может счесть нашей слабостью.
Иоганн, комтур Везенбергский. И с рижанами у нас дела так себе. Мы только-только с ними примирились, а они вероломно напали на Дюнамюнде и разорили его предместья. Надо готовиться к очередному папскому суду.
Вольдемар, комтур Кокенгаузенский. Сейчас всем трудно из-за повсеместного голода (видимо, имеется в виду так называемый «великий голод» 1315–1317 годов – прим. перев.). И все пытаются поправить свои дела за чужой счет. Вот и рижскому архиепископу Фридриху пограбить захотелось.
Ландмейстер Герхард. Братья, нам пора перейти к основной теме нашего заседания, куда более важной, чем очередное клеймение позором вероломных рижан или попытки разобраться в невнятных проклятиях тамплиеров. И на сегодняшний день даже более важной, чем смерть Витеня и вокняжение Гедимина. Я пригласил вас приехать из ваших комтурств на тайный совет прежде всего для обсуждения миссии «Великая католическая Русь».
Вернер, комтур Гольдингенский. А разве эта миссия не прекратилась сама собой? Уже очень давно о ней ничего не было слышно.
Ландмейстер
Герхард. Вот именно,
что давно не было слышно. Ни о ней, ни о выполнявшем ее рыцаре Франце фон
Нарцлинге, которого мы не так давно произвели в мезоттенские комтуры.
Более трех
лет назад брат Франц был направлен в Москву с целью найти лазутчика, засланного
на Русь орденом Храма, от которого в свое время и поступили сведения о переговорах
Юрия Московского и Витеня Литовского о создании мощного и враждебного нам
государства под названием «Великая православная Русь».
До того брат Франц ездил в Париж, потом в Кале, изучил архивы ордена Храма в Тампле и описи монастырской почты, и в итоге ему удалось выяснить, как выглядел человек, передававший в Москве письма для парижского командорства тамплиеров, и даже получить его портрет. С сим портретом он и отправился в Москву. Там он проявил себя с самой лучшей стороны, найдя и гонца, передававшего в Москве купцам письма для тамплиеров в Париж и множество других городов, и человека, у которого гонец получал сии письма.
Тогда брату
Францу были присвоены звания комтура Мезоттенского и полномочного посла
Ливонского ордена, и он должен был начать переговоры с московскими тамплиерами,
предложить им союз и выяснить, ведется ли ими работа по миссии «Великая
католическая Русь» – то есть по созданию вместо «Великой православной Руси»
столь же мощного, но уже союзного нам государства истинной веры.
Впрочем, лучше я вместо пересказа попрошу нашего секретаря прочитать два письма, полученные нами из Москвы от брата Франца.
Секретарь Адольф зачитывает письма мезоттенского комтура Франца фон Нарцлинга, датированные пятым днем сентября 1313 года и двенадцатым днем декабря того же года.
Ландмейстер Герхард. После этого брат Франц исчез и больше никаких писем в орден не присылал. Будучи весьма обеспокоенным его судьбою и выполняя свой орденский и христианский долг, я повелел брату Хансу, комтуру Феллинскому, послать в Москву человека, знающего русский язык, дабы проверить все адреса, указанные в письмах брата Франца, и тайник, подготовленный мезоттенским комтуром для особых случаев.
Ханс, комтур Феллинский. Я послал сержанта Радавиетиса, в крещении Томаса, который хорошо говорит по-русски, ибо по происхождению наполовину земгал, наполовину русский. Радавиетис проверил все адреса, нашел в тайнике письмо брата Франца и привез в Феллин.
Ландмейстер Герхард. Попрошу брата Адольфа прочесть отчет феллинского сержанта и письмо комтура Франца.
Секретарь Адольф зачитывает отчет сержанта феллинского комтурства Радавиетиса, датированный вторым днем июля 1316 года, и письмо мезоттенского комтура Франца фон Нарцлинга, датированное двадцать пятым днем декабря 1313 года.
Ландмейстер Герхард. Вот так. Брат Франц написал, что за ним идет охота, и пропал. С тех пор прошло уже почти три года. Какие будут мнения у братьев?
Герд, комтур Динабургский. Господь бесконечно милостив, но все же боюсь, что молодой комтур Франц погиб.
Вернер, комтур Гольдингенский. Царство ему небесное, но погиб он не зря, ведь благодаря его проницательности и упорству мы теперь знаем, где казна тамплиеров! Вьеннский собор объявил, что орден Храма более не существует, значит, эта казна вроде как ничья, и мы ее можем обратить в пользу нашего Ливонского ордена!
Леопольд, комтур Венденский. Для того, чтобы обратить ее в нашу пользу, надо вначале ее найти. Мы теперь знаем, что она хранится в заброшенных подмосковных подземных каменоломнях, но этого недостаточно. Вспомните, как покойный брат Франц описывал сии каменоломни. Они огромны, и их много. К тому же ордена тамплиеров, конечно, после Вьеннского собора вроде как нет, но тамплиеры остались и наверняка зорко охраняют свои сокровища.
Вольдемар, комтур Кокенгаузенский. Я у себя на родине, в Баварии, не раз бывал в подземных каменоломнях. Там даже ориентироваться крайне сложно, не то что найти что-нибудь.
Герд, комтур Динабургский. Если, не дай Бог, московское братство тамплиеров узнает, что мы охотимся за его казной, то и само начнет охотиться за нашими людьми, и княжескую тайную службу на помощь позовет. Мы потеряли брата Франца, потеряем еще братьев, а сокровища Храма вряд ли найдем.
Иоганн, комтур Везенбергский. Зачем нам рисковать и искать эти сокровища, если мы даже не знаем, насколько они велики? Может быть, там и бороться-то не за что, и риск окажется неоправданным?
Казначей
Ильмар. Брат мой
Иоганн, ты что, забыл, каким огромным и могучим был орден Храма до разгрома?
Наверняка и казна у него огромная.
Иоганн, комтур Везенбергский. Возможно, и так. Но какой бы эта казна ни была, не рыцарское это дело – за чужими деньгами гоняться.
Ханс, комтур Феллинский. Я тамплиеров никогда не любил, но считаю, что если они нам не мешают, то и нам не стоит им мешать. Пусть делают что хотят, тем более в далекой Москве, до которой нам, в общем, дела мало.
Интендант Альфред. Тамплиеры нам причинили много беспокойств своей выдумкой про «Великую православную Русь», но Бог им судья. Теперь благодаря сведениям, полученным от отошедшего к Господу комтура Франца, мы спокойны, что союз Москвы и Литвы не был заключен при жизни Витеня, и значит, вряд ли такой союз будет заключен и при Гедимине. А больше у нас никаких общих дел с орденом Храма нет и не было.
Дитрих, комтур Митавский. Если мы начнем что-то предпринимать против московского командорства ордена Храма, не постигнет ли нас их месть, или проклятие, кому как угодно считать? Не отправимся ли мы вслед за святейшим папой Климентом, королем Филиппом и его сыном Людовиком? Лично я после выхода из сего зала готов навеки забыть все, услышанное здесь, и советую моим братьям поступить так же.
Ландмейстер Герхард. Да будет так.
Интендант Альфред. Тогда еще один вопрос: будем знакомить великого магистра Тевтонского ордена с последним письмом брата Франца?
Ландмейстер Герхард. Если бы был жив брат Зигфрид, я бы не сомневался, что ему надо открыть всю правду, а вот брата Карла я, пожалуй, поостерегусь. У него сейчас очень напряженные отношения с Генеральным капитулом ордена, ибо многие члены Капитула считают, что у великого магистра в избытке имеются образованность и красноречие, но в недостатке – воинская доблесть, не менее необходимая главам военных орденов.
И я, как известно присутствующим здесь братьям, являюсь одним из тех членов Капитула, которые настаивают на отрешении брата Карла от должности (действительно, в 1317 году великий магистр Карл фон Трир был смещен Генеральным капитулом Тевтонского ордена – прим. перев.). Поэтому я не уверен, что глубокоуважаемый великий магистр будет надежно хранить наши тайны и не использует их для упрочения своего положения.
Вольдемар, комтур Кокенгаузенский. Если великий магистр Карл не сохранит тайны московского братства тамплиеров, то эти тайны рано или поздно окажутся известными Римской курии и святой инквизиции. У московских тамплиеров начнутся неприятности, а месть свою они обратят прежде всего на нас, скромных ливонских слуг Божьих, ибо мы были первыми, кто все узнал.
Ландмейстер Герхард. А сержант со сложным земгальским именем, привезший последнее письмо брата Франца, – надежный человек?
Ханс, комтур Феллинский. Сержант Радавиетис прекрасно знает свой орденский долг по сохранению тайны, к тому же он привез письмо в запечатанном виде и вряд ли осмелился его вскрыть. Да и слишком он прост для этого и малограмотен, даже свой коротенький отчет о поездке на Русь он трижды переписывал. Я собираюсь в ближайшее время произвести его в рыцари, несмотря на неблагородное земгальско-русское происхождение. Уверен, что после такого счастья он даже и не вспомнит, что брал какое-то письмо из московского тайника.
Иоганн, комтур Везенбергский. Если, не дай Бог, все же вспомнит и начнет рассказывать об этом, то наш орден умеет карать болтунов не хуже, чем орден Храма.
Леопольд, комтур Венденский. На всякий случай давайте подумаем, как оправдаться, если наш брат и повелитель Карл фон Трир вдруг как-то прознает про последнее письмо брата Франца и спросит нас, почему мы не поставили его в известность.
Герд, комтур Динабургский. Это несложно. Например, покойный брат Франц мог что-то не расслышать про казну ордена Храма. Тамплиеры могли говорить о Шампани, где до сих пор идут поиски, а он решил, что о Москве. Да и писал он свое последнее письмо в страшной спешке, думая уже не о точности изложения, а о своем спасении. Поэтому мы и решили не пересылать нашим братьям в Тевтонский орден непроверенные сведения, дабы не оказаться в глупом положении.
Дитрих, комтур Митавский. Лучше пусть мы навлечем на себя недовольство или даже какое-нибудь наказание со стороны великого магистра Тевтонского ордена, чем на нас начнут охотиться тамплиеры. Надеюсь, никто из братьев не может упрекнуть меня в трусости, но и в безрассудстве я тоже никогда не был замечен.
Ландмейстер Герхард. Да будет так. Осталось решить судьбу миссии «Великая католическая Русь» на основании всего того, что мы теперь знаем.
Интендант Альфред. Для решения судьбы этой миссии надо подумать, выполнима ли она. Полагаю, что невыполнима. Своих людей в Москве у нас нет, тамошние тамплиеры нам враждебны, князь Юрий Данилович в свое время изгнал с позором нашего посла – кстати, того же покойного брата Франца. Конечно, мы можем еще раз предложить этому князю союз, равно как и Михаилу Тверскому, и Гедимину Литовскому, но боюсь, что это ни к чему не приведет. Даже святейшие папы не раз писали письма с предложениями союза и русским, и литовским князьям, но те так и не пожелали принять истинную веру. Так что мое мнение таково: миссию «Великая католическая Русь» надо прекращать.
Вернер,
комтур Гольдингенский. Если Русь не идет на союз с нами, ее можно и должно обратить в истинную
католическую веру огнем и мечом!
Герд, комтур Динабургский. Да, но у нас для этого пока что слишком мало сил. Мы даже Псков никак не можем завоевать, не говоря уж о Новгороде. И не забывай, брат мой Вернер, что за Русью стоит Орда.
Ландмейстер
Герхард. Кстати, об
Орде. Мне помнится, что в письме, направленном покойным ландмейстером Готфридом
князю Юрию двенадцать лет назад, говорилось о том, что татары, исповедующие
богомерзкое язычество, собираются принимать столь же богомерзкое магометанство,
и тогда ордынская веротерпимость может прекратиться, и Русь будет принуждена к
принятию учения лжепророка Магомета. Так вот, на самом деле сие оказалось верно лишь наполовину: три года назад ханом сделался
магометанин Узбек, и обращение языческой Орды в магометанство уже началось, но
Русь оно вряд ли затронет.
Ханс, комтур Феллинский. В подтверждение твоих слов, брат мой и повелитель, скажу, что митрополит Петр недавно ездил в Орду, хан принял его с честью, подтвердил все прежние льготы русского духовенства и прибавил новую: весь церковный клир по всем спорам и обвинениям, включая мирские, теперь подчинен суду митрополита. Получается, и с этой стороны Юрию пока опасаться нечего.
Ландмейстер Герхард. Если у братьев нет других мнений, то я принимаю такое решение: миссию «Великая католическая Русь» прекратить, все дела по ней сдать в секретный архив Ливонского ордена.
В ближайшее время пошлю великому магистру Тевтонского ордена просьбу благословить сие решение.
Леопольд, комтур Венденский. А нельзя ли обойтись без благословения великого магистра и прекратить миссию решением ливонского ландмейстера?
Ландмейстер Герхард. Данную миссию – нельзя, ибо за ходом ее выполнения следят и в Тевтонском ордене, и в Апостольской канцелярии. Но я надеюсь, что наш секретарь брат Адольф подготовит текст просьбы так, чтобы к нам не было лишних вопросов.
В отношении Руси будем продолжать наши обычные действия – ослаблять и расшатывать. Русь рано или поздно должна стать католической, только уже не великая, а раздробленная и покорная.
Брата Франца, комтура Мезоттенского, будем считать героически погибшим при выполнении богоугодной орденской миссии и вечно поминать на наших орденских литургиях среди мучеников за истинную веру.
Капеллан Себастьян. Помнится, у брата Франца имелся грех нарушения монашеских обетов целомудрия. Можно ли поминать его вместе с мучениками за веру?
Ландмейстер Герхард. О мертвых либо хорошо, либо ничего, брат мой Себастьян. И потом, мы ведь не просим Римскую курию причислить брата Франца к лику святых, правда? Все его вольные и невольные грехи – в прошлом, как и его короткая, но героическая жизнь. Я был искренне привязан к сему молодому человеку, начинавшему орденскую службу сержантом в моем комтурстве, и никогда не перестану скорбеть о его гибели. Поэтому прошу тебя, брат Себастьян, быть не слишком строгим и считать, что брат Франц искупил свои грехи подвигами за истинную веру. Согласен?
Капеллан Себастьян. Согласен, любезный брат мой во Христе Герхард. Помолимся же, братья, за упокой души благородного и отважного сына Божьего Франца.
Господь наш, у которого вечное милосердие и прощение, смиренно молим тебя о душе раба твоего Франца, которого призвал ты от мира сего, да не предашь ее во власть врага и не забудешь ее вовеки, но повелишь святым твоим ангелам принять ее и ввести в райскую обитель, дабы, веровавшая в тебя и на тебя уповавшая, она не подверглась мучениям адовым, но получила вечное блаженство. Вечный покой даруй ей, Господи, и да сияет ей свет вечный через Господа нашего Иисуса Христа. Услышь нас, Боже, услышь нас, грешных, молящихся тебе. Аминь.
Все участники заседания. Аминь.
Ландмейстер Герхард. Объявляю заседание закрытым. Все братья свободны.
Документ № 49
Номер по описи Венской библиотеки: XIV-09-1743/T-XLIX
На документе отметка:
Письмо возвращено в Ливонский орден с резолюцией великого магистра Тевтонского ордена.
Карлу фон Триру, великому магистру ордена Дома Святой Марии Тевтонской в Иерусалиме, от Герхарда фон Йорка, Божьей милостью ливонского ландмейстера вышеозначенного ордена.
Писано под строжайшей тайною в Вендене в тридцатый день ноября 1316 года от Рождества Христова.
Слава Иисусу Христу! Приветствую тебя, высокочтимый брат мой во Христе Карл!
Вынужден сообщить тебе печальную новость. Брат наш Франц фон Нарцлинг три года назад пропал без вести в Москве во время выполнения миссии «Великая католическая Русь». Как следует из его последних писем, ему удалось обнаружить нескольких человек, связанных с орденом тамплиеров. Я предписал ему предложить сим людям союз с Ливонским орденом, и в целях достижения более высокого статуса переговоров присвоил ему звания комтура Мезоттенского и полномочного орденского посла. После этого брат Франц исчез. Есть все основания полагать, что тамплиеры отказались от союза с нами и, дабы замести следы, убили отважного молодого человека, по которому мы все сейчас неустанно скорбим.
Посланный в июле сего года в Москву сержант нашего ордена Радавиетис проверил все выявленные братом Францем адреса, но указанных им людей там не обнаружил. Видимо, они и тут замели следы. Найти их не представляется возможным, да и не наше это дело – заниматься поисками тайных братств ордена Храма. Ведь искали мы лазутчика тамплиеров на Руси лишь для того, чтобы узнать, заключен ли союз Москвы и Литвы под названием «Великая православная Русь».
Но в отношении сего союза у нас уже появилась полная ясность. Мы убеждены, что сведения о нем, переданные в свое время орденом Храма в Апостольскую канцелярию, были либо ошибкою, либо намеренным введением в заблуждение в целях создания впечатления о более широкой деятельности, чем та, которую орден Храма вел на самом деле.
Такое убеждение основывается на том, что с момента передачи тамплиерами сих сведений в Апостольскую канцелярию прошло уже более двенадцати лет, а союз Москвы и Литвы до сих пор никак себя не обнаружил, и у нас нет никаких оснований полагать, что он обнаружит себя сейчас, когда умершего идолопоклонника Витеня сменил идолопоклонник Гедимин.
Хочу также напомнить, что князь Юрий Данилович в 1305 году от Рождества Христова унизил и изгнал нашего посла. Мы можем еще раз предложить сему князю союз, равно как и Михаилу Тверскому, и Гедимину Литовскому, но боюсь, что это ни к чему не приведет. Ведь даже святейшие папы неоднократно писали письма с предложениями союза и русским, и литовским князьям, но те так и не пожелали встать на богоугодный путь принятия истинной католической веры.
В связи со всем вышеизложенным я принял решение завершить миссию «Великая католическая Русь» как впустую отнимающую у нас силы и забирающую к Господу наших лучших людей. Прошу тебя, брат мой и повелитель, благословить сие решение.
В отношении Руси мы будем продолжать наши обычные действия по ослаблению и расшатыванию. Сейчас у нас, к сожалению, не получится оторвать у Орды ни одного русского княжества, ибо это повлечет большую войну, а мы к ней не готовы, все наши силы заняты борьбой с Литвою, Ригою и балтами. Пока что мы, несмотря на все наши старания, не можем обратить в истинную веру даже небольшой и близкий к нам Псков, не говоря уж о Новгороде. Но рано или поздно нашими богоугодными усилиями и с Божьей помощью Русь должна стать католической, только уже не великой, а покорной и раздробленной.
Также прошу тебя благословить мое решение о вечном поминании на наших орденских литургиях среди мучеников за истинную веру раба Божьего Франца фон Нарцлинга, героически погибшего при выполнении богоугодной орденской миссии.
Прими мой поклон, высокочтимый великий магистр Карл. Да хранит тебя всемогущий Господь бесчисленные годы, да будут дни твои полны радости и успехов. Аминь.
Навеки брат твой во Христе Герхард.
На документе стоит резолюция:
Благословляю.
Великий магистр Карл.
Документ № 50
Номер по описи Венской библиотеки: XIV-09-1743/T-L
Главному начальнику Ливонского ордена от Ханны, дочери Ханса, старшины цеха суконщиков в Висмаре.
В Висмаре писано в седьмой день января 1317 года от Рождества Христова.
Я больше молчать о бароне Франце фон Нарцлинге не могу, должна правду всю рассказать! У него ведь якобы любовь ко мне была, уйти из ордена своего и жениться на мне он обещал, и я его искренне и всей душою любила и много лет ждала. А он все никак из ордена не уходил, на какие-то тайные миссии ссылался. Я-то думала, он меня любит, и не торопила его, все-таки орденские миссии – дело богоугодное.
А вот теперь посмотрите, какое я от него письмо получила! Сей коварный изменник, получается, меня и не любил вовсе, я нужна была ему только для плотских утех, пока он в своем ордене выслуживался и строил из себя благонравного монаха. А потом он и меня покинул, и орден свой, и вере своей изменил!
Не верю я отговоркам Франца про охоту за ним какого-то грозного тайного братства, про вынужденную женитьбу на своей якобы спасительнице! Просто влюбился в русскую и остался с нею. Ну конечно, куда нам, скромным немецким женщинам, до русских, о которых по всем миру идет слава как о красавицах?
А мне, несчастной и брошенной, уже тридцать скоро! И кому я теперь нужна, тем более лишенная девической чести? Наверно, придется забыть свои мечты о большой и дружной семье и в монастырь уходить.
И вот я пересылаю и это, и все остальные письма Франца в ваш Ливонский орден, чтобы вы все увидели, как подл и низок ваш хваленый рыцарь! Хорошо, хоть Маргарита, матушка его, не дожила до такого позора.
Да накажет Господь коварного Франца! Всем остальным желаю всего хорошего. Извиняюсь за пятна на пергаменте, они от слез.
Ханна.
Приложение к документу № 50
Ханне, дочери Ханса, старшины цеха суконщиков в Висмаре, от пивовара Федора Генриховича.
Писано в Твери, что на Руси, в первый день августа 1316 года от Рождества Христова.
Дорогая моя Ханна!
Моя миссия в Москве
поначалу шла очень хорошо, и мое орденское начальство даже наградило меня
званием комтура Мезоттенского и полномочного посла Ливонского ордена. Но потом
так получилось, что я стал помехою для одного могущественного тайного братства,
и оно начало за мной самую настоящую охоту. Спрятаться в Москве было
невозможно, и я бежал в соседнее Тверское княжество, граница которого проходит
всего в милях в тридцати (
Из Московского княжества я с Божьей помощью выехал благополучно, ибо смог опередить гонца, везшего на границу приказ о моем аресте. Но на въезде в Клин, первый город Тверского княжества, меня задержали, ибо заподозрили в том, что я не купец, за которого себя выдаю, а московский лазутчик. Между Тверью и Москвою уже много лет идет война, и тут вызывают подозрение все путешественники, тем более если они заявляют, что купцы, а товаров у них нет. А на мой вопрос, зачем Москве лазутчик-немец, не в меру бдительные тверские воины мне ответили, что такова хитрость москвичей: немец должен вызывать меньше подозрений.
И самым ужасным в моем положении оказалось то, что тверичи решили не терять время на выяснение, кто я такой и зачем приехал, а вернуть меня в Московское княжество. А там меня ждали арест, пытки и верная гибель.
И тут Господь умудрил меня вспомнить, что во время моего первого приезда на Русь в городке Вертязине, что под Тверью, я познакомился с вдовою по имени Бажена, которая зарабатывала тем, что пускала в свой дом на постой путешественников. Она была ко мне по-женски благосклонна, хотя никакие плотские отношения у нас с ней тогда не сложились. И я сказал задержавшим меня в Клину тверичам, что в Вертязине меня ждет невеста Бажена, и она может подтвердить, что я не лазутчик, а честный купец. Тогда два воина сопроводили меня в Вертязин, благо они все равно собирались в Тверь, а это по пути.
Слава Пресвятой Деве Марии, Бажена за девять лет, прошедших с нашей с нею первой встречи, не вышла замуж и после смерти отца жила одна, по-прежнему зарабатывая постоем. Она сразу вспомнила меня, тепло приветствовала и подтвердила мои слова. У воинов больше вопросов ко мне не было, они поздравили нас и уехали.
Зато вопрос сразу же появился у Бажены. Она внимательно посмотрела мне в глаза и спросила, что же я за купец, если уже во второй раз приезжаю в Тверское княжество без товара.
Я мог бы наворотить горы лжи, но после того, как сия вдова спасла меня от верной гибели, мне это показалось неблагородным. И я рассказал ей правду – что на самом деле я рыцарь Ливонского ордена, выполнял важную миссию в Москве, помешал одному могущественному тайному братству, и теперь оно за мною охотится.
«Это братство – московское?» – задала Бажена еще один вопрос.
«Весьма влиятельное и в Москве, и во всем латинском мире».
«А в Твери оно тоже имеет влияние?»
«Насколько мне известно, нет».
«Значит, в безопасности ты можешь быть либо здесь – в Тверском княжестве, либо в Орде, либо где-нибудь в Китае. В Москве, других русских княжествах и латинских странах сие братство может до тебя добраться. А Тверь с Москвою постоянно воюет и точно тебя не выдаст, наоборот, будет защищать, если ты враг Москвы и латинян», – разумно заключила Бажена и предложила мне подумать, отправлюсь ли я куда-нибудь далеко на восток или останусь с нею.
Как ты понимаешь, думал я недолго, ибо никакого другого выхода, кроме женитьбы на своей мудрой спасительнице, у меня не было.
Перед венчанием мы с Баженою решили, что поскольку мы собираемся жить в Тверском княжестве, то удобнее будет мне принять православие, чем ей – католичество. Теперь я православный, и мое имя – Федор, точнее, Федор Генрихович, ибо уважаемых людей здесь зовут по отчеству. А уважаемый человек я оттого, что вскоре после свадьбы мы с Баженою уехали из Вертязина в Тверь, и я нанялся управляющим в большую пивоварню. Немцы-управляющие здесь весьма востребованы, тем более что в моем родном Нарцлинге тоже была пивоварня, и сие ремесло знакомо мне не понаслышке.
Моя супруга иногда произносит с улыбкою, что лучше быть процветающим пивоваром, чем героически погибшим рыцарем. А я сразу же вспоминаю, как говорил мой старинный друг Данте дельи Алигьери: «Лучше быть живым ослом, чем мертвым доктором». Поэт-флорентиец почему-то предпочитал эту итальянскую пословицу знаменитым словам Екклесиаста о живом псе и мертвом льве.
Дорогая Ханна, ты можешь неправильно понять все сказанное, ведь ты так ранима, так беззащитна в своих переживаниях. Но жизнь распорядилась нашими судьбами по-своему, и наши пути теперь разошлись, как это ни прискорбно. Так пусть же наши ушедшие чувства, наши прошлые нежные отношения останутся таким же прекрасным воспоминанием среди унылой и тяжелой жизни, как оазис среди мертвой пустыни, как чудесные зеленые долины среди заснеженных гор! Хранить светлое и доброе чувство намного сложнее, чем плохое и злое. Но оказаться выше мелких дрязг и лицемерия – вот венец человеческих отношений!
Прошу тебя, пусть это прощание станет прощением, началом нового пути, в котором прошлый опыт лишь поможет быть счастливее, прекраснее, добрее. Мы все достойны этого, и не только потому, что мы – хорошие и добрые люди, а еще и потому, что нас коснулось величайшее чудо всех времен – любовь.
Прости меня, дорогая, и не жди меня больше. Верю, что ты найдешь свое счастье, посвятив себя если не семье, то Господу.
Вечно помнящий тебя Федор.
На документе стоит резолюция:
Архивариусу брату Готлибу.
Поместить присланные Ханною письма в секретный орденский архив.
Капеллану брату Себастьяну.
Вероотступнику анафема. Но дабы не бросать тень на Ливонский орден и не вызывать кривотолков, в наших храмах анафему Францу не провозглашать, просто все реже и реже поминать его среди героически погибших за веру, а потом и вовсе прекратить поминовение. А вольно или невольно совершил Франц свой грех вероотступничества, пусть судит Господь.
Ландмейстер Герхард.
КОНЕЦ
Список исторических лиц, упоминаемых в книге
Александр IV (ок. 1185–1261) – папа римский в 1254–1261 годах.
Александр Ярославич, прозванный Невским (1221–1263) – князь Новгородский в 1236–1240, 1241–1252 и 1257–1259 годах, великий князь Киевский в 1249–1263 годах, великий князь Владимирский в 1252–1263 годах. Сын Ярослава Всеволодовича.
Андрей Александрович (ок. 1255–1304) – князь Костромской в 1276–1293 и 1296–1304 годах, великий князь Владимирский в 1281–1283 и 1294–1304 годах, князь Новгородский в 1281–1285 и 1292–1304 годах, князь Городецкий в 1264–1304 годах. Третий сын Александра Невского.
Антоний Падуанский (1195–1231) – католический святой.
Арно Нувель – вице-канцлер Римской курии в 1307–1316 годах.
Афанасий I (1230–1310) – патриарх Константинопольский в 1289–1293 и 1303–1310 годах. Канонизирован.
Батый, также Бату (ок. 1209 – ок. 1256) – монгольский полководец и государственный деятель.
Бернар Клервоский (1091–1153) – настоятель аббатства Клерво, видный государственный и церковный деятель.
Борис Данилович (ум. 1320) – князь Костромской, князь Городецкий. Сын Даниила
Александровича.
Будивид, также Пукувер (ум. ок. 1295) – великий князь Литовский.
Бурхард III – архиепископ Марбургский в начале XIV века.
Бутигейд (ум. ок. 1290) – великий князь Литовский, брат Будивида.
Бонифаций VIII (ум. 1303) – папа римский в 1294–1303 годах.
Витень (ум. 1316) – великий князь Литовский в 1295–1316 годах. Сын Будивида, старший брат Гедимина.
Владимир Всеволодович Мономах (1053–1125), в крещении Василий, – великий князь Киевский в 1113–1125 годах. Внук Ярослава Мудрого. Прозван Мономахом по родовому имени рода матери, которая предположительно была дочерью византийского императора Константина IX Мономаха.
Войшелк (1223–1267) – великий князь Литовский в 1264–1267 годах. Сын Миндовга.
Гедимин (ок. 1275–1341) – великий князь Литовский в 1316–1341 годах.
Генрих VII (ок. 1275–1313) – граф Люксембургский с 1288 года, король Германии (римский король) с 1308 года, император Священной Римской империи с 1312 года.
Герхард фон Йорк (ум. 1322) – феллинский комтур ливонского ландмейстерства Тевтонского ордена до 1309 года, ливонский ландмейстер Тевтонского ордена в 1309–1322 годах.
Готфрид фон Рогге (ум. 1307) – ливонский ландмейстер Тевтонского ордена в 1298–1307 годах.
Даниил Александрович (1261–1303) – князь Московский в 1263–1303 годах. Младший сын Александра Невского.
Даниил Романович Галицкий (ок. 1201–1264) – князь Галицкий в 1205–1206, 1211–1212, 1229–1231, 1233–1235 и 1238–1264 годах, князь Волынский в 1215–1229, 1231–1233 и 1235–1238 годах, великий князь Киевский (ок. 1240 года), король Руси с 1254 года.
Данте Алигьери, также Дуранте дельи Алигьери (1265–1321) – великий итальянский поэт. Создатель «Божественной комедии».
Дмитрий Александрович (1250–1294) – князь Переславль-Залесский, Новгородский, великий князь Владимирский. Второй сын Александра Невского.
Довмонт, в крещении Тимофей (ум. 1299) – псковский князь с 1266 по 1299 годы, происходивший из князей Великого княжества Литовского. Канонизирован Русской православной церковью.
Довмонт (ум. ок. 1285) – великий князь Литовский, правивший, возможно, в 1282–1285 годах. Некоторые историки полагают его тождество с Довмонтом Псковским.
Дюдень, также Тудан или Тудакан, – ордынский царевич и военачальник, живший в конце XIII века. Известен как предводитель «Дюденевой рати».
Жак де Молэ (1244–1314) – великий магистр ордена Храма в 1292–1307 годах.
Зигфрид фон Фейхтванген – великий магистр Тевтонского ордена в 1303–1311 годах.
Иван (Иоанн) Данилович, прозванный Калитой (ок. 1283–1340) – князь Московский в 1325–1349 годах, великий князь Владимирский в 1331–1340 годах, князь Новгородский в 1328–1337 годах. Второй сын Даниила Александровича.
Иннокентий IV (ок. 1195–1254) – папа римский в 1243–1254 годах.
Иоанн XXII (ум. 1334) – папа римский в 1316–1334 годах.
Иоганн III фон Шверин (ум. ок. 1300) – рижский архиепископ в 1295–1300 годах.
Карл фон Трир (1265–1324) – великий магистр Тевтонского ордена в 1311–1317 и 1318–1324 годах.
Климент V (1264–1314) – папа римский в 1305–1314 годах.
Константин Романович (ум. 1306) – князь рязанский в 1299–1301 годах.
Людовик X, прозванный Сварливым (1289–1316) – король Франции в 1314–1316 годах. Сын Филиппа IV.
Лютер (Лотарь) фон Брауншвейг (ок. 1275–1335) – великий магистр Тевтонского ордена в 1331–1335 годах.
Максим (ум. 1305) – митрополит Киевский и всея Руси в 1283–1305 годах. Канонизирован Русской православной церковью.
Миндовг (ок. 1195–1263) – великий князь Литовский, с 1253 года король Литвы.
Михаил Ярославич (ок. 1271–1318) – князь Тверской в 1286–1318 годах, великий князь Владимирский в 1305–1318 годах.
Папианус делла Ровере – вице-канцлер Римской курии в 1301–1305 годах.
Петер – архиепископ Майнцский в начале XIV века.
Петер фон Дуйсбург, или Дусбург, – брат-священник Тевтонского ордена, живший на рубеже XIII и XIV века.
Петр, также Петр Ратенский (ум. 1326) – митрополит Киевский и всея Руси в 1307–1326 годах. Первый из митрополитов Киевских, имевших (с 1325 года) постоянное местопребывание в Москве. Канонизирован Русской православной церковью.
Товтивил (ум. 1264) – великий князь Литовский, князь Полоцкий. Племянник Миндовга.
Тройден (ум. 1282) – великий князь Литовский примерно с 1270 по 1282 годы.
Тройнат (ум. 1264) – великий князь Литовский в 1263–1264 годах, князь Жемайтский. Племянник Миндовга.
Узбек, также Гийас ад-Дин Мухаммед (ок. 1283–1341) – хан Золотой Орды в 1313–1341 годах.
Филипп II, прозванный Августом, также Кривым (1165–1223) – король Франции в 1180–1223 годах.
Филипп IV, прозванный Красивым (1268–1314) – король Франции в 1285–1314 годах.
Фридрих фон Пернштейн (1270–1341) – архиепископ Риги в 1304–1341 годах.
Чингисхан (ум. 1227) – основатель и первый хан Монгольской империи.
Шварн Данилович (ок. 1230 – ок. 1269) – князь Холмский в 1264–1269 годах, великий князь Литовский в 1268–1269 годах. Сын Даниила Романовича Галицкого.
Эдуард II (1284–1327) – король Англии в 1307–1327 годах.
Юрий (Георгий) Владимирович, прозванный Долгоруким (1090-е – 1157) – князь Суздальский с 1113 (по другой версии, с 1096) года. В 1149–1151 годах и с 1155 года до конца жизни – великий князь Киевский. Шестой сын Владимира Всеволодовича Мономаха.
Юрий (Георгий) Всеволодович (1188–1238) – великий князь Владимирский в 1212–1216 и 1218–1238 годах. Канонизирован Русской православной церковью.
Юрий (Георгий) Данилович (1281–1325) – князь Московский в 1303–1325 годах, великий князь Владимирский в 1318–1322 годах, князь Новгородский в 1322–1325 годах. Старший сын Даниила Александровича.
Юрий (Георгий) Львович (ум. 1308 или 1316) – князь Белзский в 1269–1301 годах, князь Галицко-Волынский с 1301 года, король Руси с 1305 года. Внук Даниила Александровича Галицкого.
Ярослав Владимирович, в крещении Георгий, прозванный Мудрым (ок. 978–1054) – великий князь Киевский в 1016–1018 и 1019–1054 годах.
Ярослав Всеволодович, в крещении Федор (1191–1246) – князь Переяславский в 1201–1206 годах, князь Переславль-Залесский в 1212–1238 годах, князь Новгородский в 1215, 1221–1223, 1224–1228, 1230–1236 годах, великий князь Киевский в 1236–1238 и 1243–1246 годах, великий князь Владимирский в 1238–1246 годах.
С.В. Заграевский (с) 2016
НА СТРАНИЦУ «ХУДОЖЕСТВЕННАЯ ЛИТЕРАТУРА»