С.В. Заграевский
Новые исследования памятников архитектуры
Владимиро-Суздальского музея-заповедника
ГЛАВА 1:
Организация добычи и обработки белого камня в Древней Руси
глава 2: Начало
«русской романики»: Юрий Долгорукий или Андрей Боголюбский?
ГЛАВА 3: о
гипотетическом «промежуточном» строительстве собора рождества богородицы в суздале в 1148 году и первоначальном виде суздальского храма
1222–1225 годов
ГЛАВА 4: Вопросы
датировки и статуса церкви Бориса и Глеба в Кидекше
ГЛАВА 5: вопросы
архитектурной истории и реконструкции владимирского Успенского
собора андрея боголюбского
ГЛАВА 6: к
уточнению реконструкции Золотых ворот во Владимире
ГЛАВА 7:
Боголюбовский архитектурный ансамбль: вопросы истории и реконструкции
ГЛАВА 8: К
вопросу о реконструкции и датировке церкви Покрова на Нерли
Глава 9:
Вопросы перестройки владимирского Успенского собора Всеволодом Большое Гнездо
ГЛАВА 10:
Вопросы первоначального вида и датировки Дмитриевского собора во Владимире
ГЛАВА 4
Вопросы датировки и статуса
церкви Бориса и Глеба в Кидекше
1. Вопросы датировки Борисоглебской церкви и других храмов Юрия Долгорукого
Церковь Бориса и Глеба в Кидекше
расположена недалеко от слияния рек Нерли и Каменки (около
Борисоглебская церковь обычно датируется 1152 годом на основании сообщения Типографской летописи: «Тогда же Георгий князь в Суждале бе, и отвързл ему Бог разумнеи очи на церковное здание, и многи церкви поставиша по Суздалской стране, и церковь постави камену на Нерли, святых мученик Бориса и Глеба, и святаго Спаса в Суздале, и святаго Георгиа в Володимери камену же, и Переаславль град перевед от Клещениа, и заложи велик град, и церковь камену в нем доспе святаго Спаса, и исполни ю книгами и мощми святых дивно, и Гергев град заложи и в нем церковь доспе камену святаго мученика Георгиа»1.
Это сообщение в летописи помещено под 1152 годом. М.Д.Приселков показал, что летописец жил в Ростове во времена Долгорукого2.
Так же – 1152 годом – датировал Борисоглебскую церковь Н.Н.Воронин3. Но, тем не менее, исследователь поставил под сомнение приведенное сообщение ростовского летописца, предположив, что летописец «суммировал» постройки Юрия Долгорукого, возведенные с 1152 по 1157 год4. О.М.Иоаннисян, поддержавший эту точку зрения Н.Н.Воронина, полагал, что первая постройка из перечисленных была возведена в 1148 году (Георгиевский собор в Юрьеве-Польском)5.
Аргументация «против ростовского летописца» может быть кратко выражена следующим образом: на рубеже 1140–1150-х годов к Долгорукому пришла артель из Галича, до 1110-х годов работавшая в Малопольше. Эта артель в Суздальском крае была единственной, и в течение одного 1152 года она не смогла бы построить столько храмов. Долгорукий мог строить только по одному храму в год – больше одна артель бы не успела.
Уже в работах Н.Н.Воронина7 и О.М.Иоаннисяна8 прослеживается тенденция именно такого способа датировки храмов, перечисленных ростовским летописцем, и нет никакого сомнения, что будущие исследователи начнут еще более «равномерно» распределять датировки этих пяти храмов (включая и церковь Бориса и Глеба в Кидекше) между 1148 и 1157 годами. Количество возможных вариантов такого распределения исчисляется десятками.
Конечно, это благодатная почва для того, чтобы каждый исследователь домонгольского зодчества Северо-Восточной Руси мог выдвинуть собственную версию датировки храмов Юрия. Это уже наблюдается и в отношении Борисоглебской церкви (в научно-популярной литературе встречаются и 1148 год, и 1149–1152 годы9). Но правомерна ли такая позиция?
Прежде всего покажем непротиворечивость и адекватность указанного сообщения Типографской летописи, датирующего все перечисленные в нем храмы Долгорукого 1152 годом.
Во-первых, после почти двухлетнего пребывания в Киеве Юрий Долгорукий не был стеснен в средствах – не зря киевляне относились к нему как к лихоимцу (см. гл. 2). Вероятно, при уходе из Киева в 1151 году (без надежды на возвращение – кто мог предвидеть почти одновременную смерть Изяслава Мстиславича и Вячеслава Владимировича?), Юрий «захватил» всю казну. Возможно, его дружина грабила горожан (это подтверждается тем, что после смерти Юрия киевляне бросились избивать приехавших с ним суздальцев10).
Свободных земель, которыми могли награждаться строители, в Северо-Восточной Руси тоже было предостаточно.
Следовательно, Долгорукий имел финансовые и материальные возможности для строительства и нескольких белокаменных храмов, и нескольких крепостей.
Во-вторых, ростовский летописец делает смысловой акцент именно на дате построек – «тогда же». Действительно, Юрий вернулся в Суздаль из Киева на рубеже 1151 и 1152 годов и практически весь 1152 год находился в Суздальском крае. Средства у него были, надежды на возвращение в Киев не было, залежи белого камня, как мы показали в гл. 1 и 2, уже были разведаны, и масштабное каменное и крепостное строительство в 1152 году имеет абсолютно логичное обоснование.
В-третьих, если бы летописец «суммировал» постройки Долгорукого 1148–1157 годов (как полагали Н.Н.Воронин и О.М.Иоаннисян), то становится неясно, почему он поместил сообщение о них под случайной промежуточной датой – 1152 годом. Гораздо логичнее тогда было бы описать их под 1157 годом.
В-четвертых, летопись говорит о том, что храмы Юрия были «поставлены» и «доспеты». В древнерусских летописях слово «поставить» (как и гораздо реже встречающееся «доспеть»11) в отношении храмов было синонимом слова «построить» и в погодном летописании чаще всего означало именно то, что строительство в этом году было и начато, и окончено.
К примеру, «Владимирский летописец» сообщает под 1401 годом о том, что в Новгороде «поставиша (здесь и далее курсив мой – С.З.) церковь камену царя Костянтина и матери его Елены на Яневе улицы, а владыка Иван заложи город Детинец камен из Новагорода»12; в 1432 году «поставиша две церкви камены святаго Георгия на Боркове улици, а Николу за озером в Бурягах», а в 1433 году «заложища церковь камену на воротех святаго Ивана Златоустаго владыка Еуфимий»13; в 1514 году «священна бысть церковь святаа Варвара против Панскаго двора митрополитом Варламом, а ставил тую церковь Юрьи Урвихвостов да Феодор Вепрь... Во граде Москве князь великий церковь постави святаго Спаса, происхожение честнаго креста господня, и святых мученик Маковей по плоти и учителя их Елеозара и матери их Соломонии, от реки поставлена на рве. Того же лета от Москвы реки на усть Неглинны почали делати плотину камену. Того же лета князь великий Василий Иванович заложил церковь камену святое Благовещение в Воронцове. Того же лета князь великий Василей другую церковь камену заложил Благовещение святей Богородици за Неглинною на Старом Хлынове»14.
В Новгородской I летописи младшего извода под 1442 годом говорится: «Того же лета постави боголюбивыи архиепископъ новгородчкыи владыка Еуфимеи святого Спаса Преображение в Русе, на старои основе, а быша пособници новгородци и рушани; и свершена бысть семтября месяца въ 13 день»15. В 1445 году «Архиепископъ великого Новагорода владыка Еуфимеи постави церковь камену на Хутине святого Варлама, а на верху колоколницу. Того же лета архиепископъ Еуфимеи великого Новагорода заложи манастырь святого Георгия в Городке, и стену каменую понови, и церковь святого Георгиа понови и подписа, идеже опало… Того же лета постави архиепископъ Еуфимеи церковь камену святого Еуфимья теплую у себе в сенехъ, и подъписа и иконами украси; а все то зделано в четыре месяци»16.
Типографская летопись под 1017 годом сообщает: «И заложи Ярославъ градъ великый Киевъ и Златаа врата постави и церковь святоую Софию заложи»17.
Подобных примеров, показывающих, что погодное летописание, как правило, разделяло термины «поставить», «свершить», «освятить», «начать делать» и «заложить», можно привести множество.
В-пятых, в Древней Руси один год был обычным сроком строительства для храмов масштаба Борисоглебской церкви в Кидекше и Спасо-Преображенского собора в Переславле. Так, в течение одного года были возведены: в Новгороде – церкви Бориса и Глеба (1167 год), Спаса на Нередице (1198 год), Спаса в Старой Руссе (1198 год), Параскевы Пятницы на Торгу (1207 год), Николы на Липне (1292 год), Спаса на Ковалеве (1345 год), Успения на Волотовом поле (1352 год), Спаса на Ильине (1374 год), Дмитрия Солунского на Славкове улице (1463 год); в Пскове – церковь Василия с Горки (1413 год); в Гдове – Успенская церковь (1361 год); в Смоленске – церкви Петра и Павла на Городянке (1146 год), Михаила Архангела (Свирская, 1194 год); в Ростове – Борисоглебская церковь (1287 год); в Москве – церкви Иоанна Лествичника (1329 год), Спаса на Бору (1330 год), собор Михаила Архангела (1333 год), собор Чудова монастыря (1365 год), церковь Рождества Богородицы (1393 год), второй Благовещенский собор (1416 год) и мн. др.
Таким образом, сообщение ростовского летописца адекватно, непротиворечиво и однозначно сообщает о том, что все перечисленные в нем храмы и крепости Юрий Долгорукий построил в 1152 году.
Следовательно, предположение Н.Н.Воронина и О.М.Иоаннисяна о том, что летописец «суммировал» постройки Долгорукого, является попыткой дезавуирования сообщения Типографской летописи.
Несомненно, бывали случаи, когда летописцы и «суммировали» постройки, и путали термины, и просто ошибались. Но априорно критическое отношение к бесценной документальной информации середины XII века является неприемлемым, и считать сообщение ростовского летописца ошибочным или «суммирующим» можно будет только в случае исключительно надежных и значимых контраргументов, не порождающих никаких сомнений (подобная ситуация имела место при рассмотрении нами в гл. 3 вопроса о том, был ли в 1148 году построен собор в Суздале).
Посмотрим, может ли какой-либо из аргументов Н.Н.Воронина и О.М.Иоаннисяна претендовать на столь исключительную значимость и надежность.
Во-первых, поскольку в гл. 2 мы показали, что имело место непосредственное влияние на Долгорукого «Священной Римской империи» (причем не через далекий окраинный Галич, а через ближайшего соседа Суздаля – Великий Новгород), и что храмы Долгорукого строили местные мастера под руководством местных зодчих, прошедших обучение (стажировку) в Западной Европе, то, следовательно, Юрий Долгорукий располагал не галицкой либо малопольской артелью, а зодчими и несколькими квалифицированными мастерами (Б.А.Огнев называл их «строительной дружиной»18), которые могли, используя местные строительные кадры, организовать строительство одновременно в нескольких городах (соответственно, в 1152 году – в Переславле-Залесском, Суздале, Юрьеве-Польском, Кидекше и Владимире).
Во-вторых, известный «антиминс» из новгородского Николо-Дворищенского собора, говорящий об освящении новгородским архиепископом Нифонтом некого «жертвенника св. Георгия» в 1148 году (О.М.Иоаннисян привлекал этот антиминс в качестве обоснования датировки Георгиевского собора в Юрьеве-Польском 1148 годом19), имеет весьма сомнительную подлинность. Этому вопросу посвящено особое исследование автора20, здесь же имеет смысл лишь перечислить основные аргументы:
– в тексте «антиминса» имеет место нехарактерная для церковных документов формулировка: «священ от Нифонта архиепископа новгородского повелением епископа ростовского Нестора». Даже если бы речь шла о священнослужителях, находящихся в прямом подчинении друг у друга, более уместным было бы слово «благословение». А тут архиерей одного региона «повелевает» освятить храм архиерею другого региона, не подчиненному ему ни номинально, ни фактически и хиротонисанному существенно ранее;
– архиепископия в Новгороде была учреждена только в 1165 году (в указанном исследовании автора этот вопрос подробно рассматривается), а в тексте на плате из Эрмитажа Нифонт назван архиепископом;
– в 1148 году епископ Нифонт приезжал к Юрию Долгорукому. Летопись подробно описывает все то, чем новгородский епископ занимался во время пребывания в Суздальской земле21, но ни о каком освящении храма св. Георгия (а тем более такой исключительной значимости, как Георгиевский собор в Юрьеве-Польском) в ней речи нет;
– имеются явные признаки подвергания документа «искусственному старению».
В указанном исследовании автор этой книги выдвигал версию о происхождении этого документа. Ее можно кратко выразить следующим образом: нет никакого сомнения, что в XIII–XV веках Владимирским, а затем Московским великим князьям не раз требовалось «указать Новгороду его место». Одним из таких действий и могло быть написание документа, говорящего о том, что епископ Нестор «повелел» архиепископу Нифонту святить храм. Датирован этот документ был вполне логично: 1148 год – известная дата приезда Нифонта в Суздаль. В этом случае становится понятным и ответ на вопрос, как этот плат в итоге попал в Новгород: он был изготовлен специально для того, чтобы быть привезенным туда с каким-либо владимирским или московским посольством.
Следовательно, документ, хранящийся в Государственном Эрмитаже, не свидетельствует об освящении епископом Нифонтом в 1148 году какого-либо престола св. Георгия, и мы не вправе опираться на этот текст при анализе исторической обстановки, исследованиях по церковной истории и датировке того или иного храма или придела.
В-третьих, если мы примем версию О.М.Иоаннисяна о строительстве (или хотя бы заложении) Георгиевского собора в Юрьеве-Польском в 1148 году, мы окажемся вынужденными соответственно отодвигать и заложение юрьевской крепости, дезавуируя тем самым сообщение ростовского летописца не только в отношении храмов, но и в отношении крепостей.
А предположить вслед за О.М.Иоаннисяном, что ростовский летописец «суммировал» и построенные в 1148–1157 годах крепости Долгорукого, мы не можем, так как в сообщении Типографской летописи ничего не говорится о крепостях в Дмитрове (1154) и Москве (1156).
Таким образом, ни один аргумент Н.Н.Воронина и О.М.Иоаннисяна не опровергает указанное сообщение Типографской летописи, и мы вправе полностью довериться ростовскому летописцу и подтвердить традиционную дату – 1152 год – в качестве обоснованной базовой датировки всех пяти храмов Долгорукого.
Но возникает вопрос: это дата только заложения храмов, или все храмы в течение этого года были полностью построены? Довелось ли Долгорукому увидеть свои церкви полностью завершенными?
Ростовский летописец однозначно говорит о всех храмах Долгорукого как о полностью построенных в 1152 году. Относительно храмов в Кидекше и Юрьеве-Польском летописи не дают никаких иных сведений.
Постройку Спасо-Преображенского собора в Переславле при жизни Юрия подтверждает Степенная книга: «...Украси ю дивно чюдной подписью и святыми иконами». Под 1157 годом имеется ряд летописных сообщений о том, что Андрей «церковь сконча, ю же бе заложи преже отец его святаго Спаса камену...»22. Н.Н.Воронин полагал, что речь здесь идет о Переславле. Если это так (хотя речь могла идти и о церкви Спаса в Суздале), то в 1157 году могли быть устроены майоликовые полы, позолочена глава и проведены прочие работы, определяемые как ремонтные. Следовательно, мы не вправе ставить под сомнение сообщение ростовского летописца о полной постройке Спасо-Преображенского собора (как и церкви Спаса в Суздале) в 1152 году.
С церковью Георгия на дворе Долгорукого во Владимире ситуация несколько сложнее. Летопись Авраамки противоречит Типографской, давая в качестве даты постройки 1157 год23. Н.Н.Воронин принял эту дату24, желая максимально приблизить ее к началу строительства новых укреплений Владимира (1158 год), так как, по мнению исследователя, возведение княжеского двора вне укреплений маловероятно, а в 1157 году новые укрепления уже могли «проектироваться».
Но Юрий, княживший в Суздальской земле с начала XII века, не мог не иметь двор во Владимире задолго до 1157 года. Ничего удивительного в расположении княжеского двора вне «Печернего» города нет: двор находится на исключительно выгодном с точки зрения естественной защиты месте (над обрывом между двумя оврагами), а с короткой «напольной» стороны двор наверняка имел собственные укрепления (подробно о владимирском дворе Долгорукого мы поговорим в гл. 8).
А поскольку Владимирский летописный свод говорит о постройке церкви Георгия в 1153 году25, и эта дата несущественно отличается от даты ростовского летописца (речь может идти о тонкостях отнесения тех или иных работ к строительным или отделочным), мы принимаем датировку возведения этой церкви также 1152 годом.
Таким образом, мы однозначно принимаем в качестве даты церкви Бориса и Глеба в Кидекше 1152 год.
2. Некоторые особенности архитектуры церкви Бориса и Глеба
Одноглавая, четырехстолпная, трехапсидная Борисоглебская церковь в Кидекше сохранилась лишь частично. В XVI–начале XVII века (как полагал Н.Н.Воронин26), глава и часть сводов обрушилась. Версия о том, что верх храм именно обрушился, а не был перестроен вследствие прихода в аварийное состояние либо по любым иным причинам, подтверждается тем, что в настоящее время стены церкви Бориса и Глеба имеют значительный наклон наружу, т.е. они были сильно «расперты» тяжелым барабаном.
В 1660-х годах глава, своды и восточные столпы храма были разобраны полностью, а апсиды и восточные части северной и южной стен – до уровня аркатурного пояса. Затем восточные столпы были сложены вновь, и храм был перекрыт сомкнутым сводом с маленькой главкой. В таком виде храм сохранился до наших дней (рис. 26 и 27).
Рис. 26. Церковь Бориса и Глеба в Кидекше. Общий вид.
Рис. 27. Церковь Бориса и Глеба в Кидекше. Сохранившиеся части (по А.Д.Варганову).
Церковь в Кидекше сложена
из прекрасно отесанных и положенных почти насухо квадров качественного белого
камня. В плане храм без учета апсид очень близок к квадрату (примерно 15 х
Рис. 28. Церковь Бориса и Глеба в Кидекше. План.
Наружные лопатки делят стены на три неравных прясла (средние прясла шире и выше боковых). Уступообразное сужение наружных лопаток создает «перспективность» прясел. Внутренние лопатки соответствуют наружным, соответствуют им и крестчатые столпы. Над западным порталом в стене со стороны интерьера выложена разгрузочная арка (рис. 29).
Рис. 29. Церковь Бориса и Глеба в Кидекше. Разгрузочная арка в интерьере.
Размеры Борисоглебской церкви, сторона подкупольного квадрата, общие пропорции, конструктивные особенности, профиль лопаток, декор близки еще одному сохранившемуся храму 1152 года – Спасо-Преображенскому собору в Переславле. В связи с этим верх храма достаточно адекватно реконструируется по аналогии со Спасским собором (как это сделали Ю.Ю.Савицкий и Н.А.Егоров27 – рис. 30).
Рис. 30. Церковь Бориса и Глеба в Кидекше. Реконструкция Ю.Ю.Савицкого и Н.А.Егорова.
Но необходимо заметить, что эти храмы имеют и ряд существенных различий:
– в церкви Бориса и Глеба северный, западный и южный фасады четверика равны по ширине и совершенно симметричны, и апсиды, выдаваясь на восток, создают на боковых фасадах значительный «перевес» восточной части над западной. В Спасском соборе это нарушение масс на боковых фасадах, создаваемое апсидами, уменьшается за счет того, что восточные деления северного и южного фасадов примерно на 1/6 меньше западных28.
– цоколь Борисоглебской церкви (в настоящее время находящийся ниже дневной поверхности29) – простейшей прямоугольной формы, а в переславском соборе цоколь имеет форму непрофилированного отлива;
– портал церкви в Кидекше по сравнению с порталом Спасского собора имеет два дополнительных уступа, что создает более значительную «перспективность», чем в переславском соборе;
– профиль фундамента
церкви Бориса и Глеба – трапециевидный. Его основу составляет один ряд
грубообработанных белокаменных блоков, положенных на материковую глину, сам
фундамент сложен из крупного булыжника на извести. Общая глубина фундамента –
около 1,5 м30. В соборе Переславля фундамент менее глубок (
– В Спасо-Преображенском соборе барабан украшен поребриком и городчатым поясом, по верху апсид проходят аркатурный пояс, поребрик и резной полувал. В церкви Бориса и Глеба барабан также имел городчатый пояс (его остатки были найдены под кровлей храма32), декор апсид нам неизвестен, но в этом храме, в отличие от переславского, аркатурой с поребриком декорирован отлив на уровне хор.
В западной части Борисоглебской церкви в Кидекше находятся хоры, вход на которые в настоящее время осуществляется через прямоугольный проем в их северном своде. Вероятно, этот вход является поздним, но никаких других следов входа на хоры, как и следов лестничных башен или иных пристроек к храму, не сохранилось.
Во время обследования храма, проведенного в 2006 году автором совместно с Т.П.Тимофеевой, последняя обратила внимание на многочисленные насечки под штукатурку на западном прясле южной стены (рис. 31), где и могла находиться лестничная башня. Характерно, что насечки сделаны на обоих ярусах этого прясла.
Рис. 31. Западное прясло южной стены церкви Бориса и Глеба.
Никаких следов двери, ведущей на хоры, в этом прясле южной стены обнаружить не удалось. С внутренней стороны явно выражены признаки полной перекладки облицовки (рис. 32). С наружной стороны видны следы заложенного окна (см. рис. 31), но вокруг него кладка также перекладывалась, что позволяет предположить, что и заложенное окно также является поздним по отношению к XII веку.
Рис. 32. Западное прясло южной стены церкви Бориса и Глеба. Вид с хор.
Соответственно, остается высокая вероятность того, что к западному пряслу южной стены примыкала лестничная башня. Но для окончательного ответа на этот вопрос необходимы зондажи кладки (следы двери могли остаться в забутовке стены) и новые археологические исследования пространства, прилегающего к фундаментам храма. Впрочем, последние могут ничего не показать, если лестничная башня была деревянной (вероятно, подобная ситуация имела место в Переславле-Залесском, где в верхнем ярусе западного прясла северной стены Спасского собора явно выражен заложенный дверной проем, но археологические исследования33 не открыли никаких следов фундамента лестничной башни).
3. Вопросы статуса крепости в Кидекше и церкви Бориса и Глеба
К вопросу пристроек к Борисоглебской церкви тесно примыкает вопрос о том, чем являлась в домонгольское время Кидекша – укрепленной княжеской резиденцией или «полноценным» городом (с постоянным населением, самоуправлением, торговлей, ремеслами, дружиной, посадом и пр.).
Ясно, что храм Бориса и Глеба находился на территории крепости. Еще в середине ХХ века исследования А.Д.Варганова открыли на огородах к северо-западу от Борисоглебской церкви остатки валов34. Но что это была за крепость?
О статусе Кидекши в домонгольское время и о строительстве в ней церкви повествует сообщение Анании Федорова, записанное им в XVIII веке со слов местных старожилов:
«На месте, где ныне в селе Кидекше церковь, близь тоя церкви был двор Великих Князей Суждальских, загородной, и благоверный Князь Великий Георгий Всеволодович восхоте ту на береге Нерли устроити церковь каменную соборную, и град с крепостию пренести на оное место, но по некоему явлению возбранен бысть, остави то свое начинание, и устрои церковь прекрасну, и пречудну каменную соборную на том месте, где была прежде внутри кремля города, а на том месте, где хоте крепость городовую устроить и соборную церковь на берегу Нерли, устроив из камения, оставшаго от строения соборныя во граде Суждале церкви, церков святых мучеников Бориса и Глеба, и монастырь согради на обитание иноком, и прозва то место Кидекша, то есть покинутое, или негодное; (до зде от повести словесной)»35.
Н.Н.Воронин принимал это сообщение Анании Федорова (хотя и с оговоркой, что последний, вероятно, перепутал Юрия Владимировича с Юрием Всеволодовичем36) и полагал, что Кидекша была загородной резиденцией Долгорукого, т.е. последний построил церковь Бориса и Глеба на своем дворе37. Эта точка зрения закрепилась и в научной, и в популярной литературе: о церкви в Кидекше чаще всего пишут, что она располагалась в укрепленной резиденции Юрия38.
Прежде всего отметим два внутренних противоречия в позиции Н.Н.Воронина.
Во-первых, исследователь принимал сообщение Анании, полагая, что вместо Юрия Всеволодовича речь шла о Долгоруком, – но в этом случае он был бы обязан принять и гипотезу о том, что Юрий Долгорукий построил собор Рождества Богородицы в Суздале (об этом у Анании говорится прямо). Но исследователь справедливо возражал против этой гипотезы39 (в гл. 3 мы также показали, что Юрий не перестраивал суздальский собор).
Во-вторых, у Анании на самом деле не говорится о том, что церковь Бориса и Глеба была построена на дворе того или иного князя. По Федорову, загородный княжеский двор находился в Кидекше ранее – до того, как князь решил перенести туда город Суздаль; потом князь передумал, устроил в Кидекше монастырь и построил храм.
Значит, церковь Бориса и Глеба, по Анании Федорову, строилась не как княжеский домовый храм, а как собор монастыря.
Внутренние противоречия и неадекватная информация есть и в самом сообщении Анании.
Во-первых, как мы уже говорили выше, имеет место путаница с именами князей.
Во-вторых, мы можем полагать, что Анания Федоров все же говорил именно о Юрии Всеволодовиче, и, соответственно, называл его ктитором Борисоглебской церкви ошибочно. Это подтверждается следующими соображениями:
– маловероятно, что историк-краевед XVIII века перепутал Юрия Всеволодовича с Юрием Владимировичем: последнего в эти времена уже повсеместно звали Долгоруким, и если бы Анания имел в виду его, то, скорее всего, так и написал бы;
– князь в сообщении Федорова назван «благоверным» – так Анания мог сказать о канонизированном Юрии Всеволодовиче, но никак не о Долгоруком.
В-третьих, Анания производил название «Кидекша» от слова «покинутое» (место). Но если, по Федорову, князь устроил там монастырь, то это место ни в коем случае не могло стать «покинутым», наоборот – оно стало «святым». Отметим, что на самом деле происхождение этого названия имеет очень простое объяснение: со всех угро-финских языков слово «Кидекша» переводится как «Каменка»40.
А учитывая абсурдность опроса «местных старожилов» в XVIII веке о XII веке (это все равно, что в наше время опрашивать коренных жителей Александрова о временах Василия III и Ивана IV), мы однозначно отвергаем сообщение Анании Федорова как исторический источник.
Отметим, что, по всей видимости, в XVI–XVIII веках предание о том, что церковь и крепость в Кидекше строил не Юрий Долгорукий, а Юрий Всеволодович, было достаточно широко распространено. Б.М.Пудалов41 приводил текст сборника последней трети XVI века, восходящего к новгородскому летописанию: «Тои же на Гзе с Костянтином братом бился своим. На того Баты царь прииде и гна на Сити реце. А Кидешшую церковь постави Бориса и Глеба, сынъ братъ Андреева Всеволожа, и ссыпа город Кидекшу, тои же Городец на Волзе»42.
Еще одна версия относительно того, какой князь строил укрепления и храм в Кидекше, приведена в Супрасльской летописи: «А Кыдешьшскую церков постави Борис Михалькович сын брата Андреева и Всеволожя и сыпа город Кидекшу той же Городец на Волзе»43. В отношении этого летописного сообщения Н.Н.Воронин справедливо полагал, что имелся в виду не Борис Михалкович, а Борис Юрьевич (сын Долгорукого), который вместе с женой и дочерью был похоронен в церкви Бориса и Глеба44.
Но такое совмещение в различных источниках информации о ктиторстве Юрия Долгорукого и его сына с высокой степенью вероятности говорит о том, что Кидекша являлась уделом Бориса Юрьевича и, следовательно, «полноценным» городом.
Это положение косвенно подтверждается еще одним источником – «Степенной книгой»: «И на реце на Нерли в Кидекши близь города Сужьдали постави (князь Юрий – С.З.) церковь камену же во имя святых мученик Бориса и Глеба, идеже бысть совокупное святых мученик становище, егда в Киев хожаху Борис от Ростова, Глеб от Мурома»45.
Действительно, вряд ли ехавшие с разных концов Северо-Восточной Руси князья встретились просто посреди леса: о встрече они наверняка условились заранее, и, вероятно, встреча была назначена в городе (как минимум, крепости) – так в 1147 году договорились встретиться в Москве Юрий Долгорукий и Святослав Ольгович46.
Относительно «полноценности» Кидекши как города и его существования задолго до постройки в нем в 1152 году церкви Бориса и Глеба говорят и другие соображения.
Во-первых, город Кидекша был расположен на пересечении важнейших торговых путей – Нерли, ведшей к Клязьме, и Каменки, на которой стоял Суздаль.
Во-вторых, Кидекша находилась не к западу, а к востоку от Суздаля – со стороны враждебных Руси волжских болгар. Соответственно, если бы Кидекша была небольшой укрепленной княжеской резиденцией, то князь мог бы попасть в ней в «ловушку» в случае внезапного нападения противника. А наличие у слияния Нерли и Каменки в качестве суздальского форпоста «полноценного» (и, как мы вскоре увидим, достаточно большого) города вполне обосновано.
В-третьих, автор этой книги показывал47, что суздальский двор Долгорукого, вероятно, находился внутри городских стен Суздаля, около современной церкви Успения. Был у Долгорукого двор и во Владимире. Нужен ли был князю в дополнение к этим близкорасположенным дворам еще один – в Кидекше – вопрос спорный, и на сегодняшний день мы не вправе полагать наличие такого двора. В Кидекше наверняка был небольшой двор Бориса Юрьевича, но вряд ли Долгорукий стал бы строить большую белокаменную церковь на дворе одного из своих многочисленных сыновей. Следовательно, гораздо более вероятно, что церковь Бориса и Глеба была главным городским храмом.
В-четвертых, крепость в
Кидекше была достаточно большой. Ее вероятная конфигурация приведена на плане
П.А.Раппопорта48 (рис. 33). Если южная линия валов располагалась на
последнем склоне перед заливными лугами (сейчас там проходит автодорога;
возможно, в домонгольское время под этим склоном Каменка впадала в Нерль, но
потом отошла южнее, как и Клязьма от Боголюбова), то общая длина крепости по
линии север-юг составляла не менее
Рис. 33. Вероятный план крепости в Кидекше (по П.А.Раппопорту).
В-пятых, о древности Кидекши
свидетельствует ее угро-финское название (города Северо-Восточной Руси после
русской колонизации X–XI веков
обычно получали славянские названия).
Скорее всего, при нашествии монголов Кидекша пострадала49, но уже в 1239 году здание церкви Бориса и Глеба было отремонтировано и освящено, и в нем, вероятно, было устроено белокаменное седалище и резная алтарная преграда50. Но, по всей видимости, уже в очень скором времени общее ухудшение экономической ситуации в крае привело к тому, что город захирел и его жители переселились в соседний Суздаль. В «Списке русских городов дальних и ближних» (XIV–XV века) Кидекша не значится51. Как справедливо полагал Н.Н.Воронин, уже с XIV века в опустевшей Кидекше был монастырь (приписной к нижегородскому Печерскому)52, и бывшая главная городская церковь Бориса и Глеба стала его собором.
Соответственно, все обломки колонн, балясин и плинфы, найденные при раскопках вокруг Борисоглебской церкви в XIX–XX веках53, могли относиться к любым городским постройкам. Но подтвердить это могут только масштабные археологические исследования, которых Кидекша до сих пор не дождалась (о необходимости таких исследований как о «назревшей задаче» писал еще Н.Н.Воронин54).
ГЛАВА 5: вопросы архитектурной истории и реконструкции владимирского
Успенского собора андрея боголюбского
Все материалы, размещенные на сайте, охраняются авторским правом.
Любое воспроизведение без ссылки на автора и сайт запрещено.
© С.В.Заграевский
ГЛАВА 1: Организация добычи и обработки белого камня в Древней Руси
глава 2: Начало «русской романики»: Юрий Долгорукий или Андрей Боголюбский?
ГЛАВА 3: о гипотетическом «промежуточном» строительстве собора рождества богородицы
в суздале в 1148 году и первоначальном виде суздальского храма 1222–1225 годов
ГЛАВА 4: Вопросы датировки и статуса церкви Бориса и Глеба в Кидекше
ГЛАВА 5: вопросы архитектурной истории и реконструкции владимирского
Успенского собора андрея боголюбского
ГЛАВА 6: к уточнению реконструкции Золотых ворот во Владимире
ГЛАВА 7: Боголюбовский архитектурный ансамбль: вопросы истории и реконструкции
ГЛАВА 8: К вопросу о реконструкции и датировке церкви Покрова на Нерли
Глава 9: Вопросы перестройки владимирского Успенского собора Всеволодом Большое Гнездо
ГЛАВА 10: Вопросы первоначального вида и датировки Дмитриевского собора во Владимире