Сергей Заграевский. Новая христианская философия. Глава 11. Бог не убийца.

Фактически мы сделали значительный шаг вперед: оказывается, все, что мы знаем про Иисуса из Назарета, применимо к каждому из нас. Подчеркиваю – к каждому, исключительно по праву рождения.

А про Христа мы знаем не так уж и мало, и это нам поможет понять главное: кто мы такие, откуда пришли и куда идем?

Повторим еще раз: если Иисус бог, то и мы боги. Если он сотворен, то и мы тоже.

Получилось два варианта. Какой из них выбрать?

А может быть, можно придумать нечто объединяющее?

Такие попытки делались неоднократно, и прежде всего приходит в голову соловьевское «богочеловечество».

Но скажу сразу: я категорически не согласен ни с Владимиром Соловьевым, ни с кем бы то ни было, когда термин «Богочеловек», а тем более «богочеловечество», применяется в каком-либо ином контексте, кроме догмата Халкидонского Собора 451 года («неслитно, неизменно, нераздельно, неразлучно»). Существует авторское право, да и элементарная научная добросовестность. Поэтому, говоря о «богочеловечестве», мы обязаны признавать в каждом человеке две «неслитные» личности, что, как мы видели, является абсурдом.

Можно, конечно, обойти эту проблему, употребив в позитивном контексте термин С.Н.Булгакова «человекобожие», но это все равно лишь слова. Вопрос ведь в том, кто мы, откуда пришли и куда идем? А как назвать нашу сущность – проблема второстепенная.

Для начала еще раз вспомним ключевые библейские цитаты по этому поводу:

«И сказал Господь Бог: вот, Адам стал как один из Нас, зная добро и зло; и теперь как бы не простер он руки своей, и не взял также от дерева жизни, и не вкусил, и не стал жить вечно» (Быт. 3:22).

«Я сказал: вы боги, и сыны Всевышнего – все вы; но вы умрете, как человеки, и падете, как всякий из князей» (Пс. 82:6–7).

«А тем, которые приняли Его, верующим во имя Его, дал власть быть чадами Божиими, которые ни от крови, ни от хотения плоти, ни от хотения мужа, но от Бога родились» (Ин. 1:12–13).

«Зная, что воскресивший Господа Иисуса воскресит через Иисуса и нас и поставит пред Собою с вами» (2 Кор. 4:14).

«Так как Он избрал нас в Нем прежде создания мира, чтобы мы были святы и непорочны пред Ним в любви» (Еф. 1:4).

«Итак, братия святые, участники в небесном звании, уразумейте Посланника и Первосвященника исповедания нашего, Иисуса Христа» (Евр. 4:1).

Вопрос «кто мы, откуда пришли и куда идем» имеет три части, и я предлагаю начать с решения последней (самой сложной, так как речь идет о будущем): куда мы идем?

В связи с этим прежде всего необходимо вспомнить слова апостола Иоанна: «Дал власть быть чадами Божиими» (Ин. 1:13).

Отметим, что буквальное истолкование этих слов тесно связано с известным богословским течением VIII века – адопцианством («усыновлением»). Состояло оно в том, что Христос является Сыном Божьим лишь «по усыновлению» – «adoptione».

Фактически адопцианство повторяло учение низложенного константинопольского патриарха Нестория о том, что Иисус из Назарета родился как обычный человек, потом он был «усыновлен» Богом, и вслед за Христом имеет возможность быть «усыновленным» каждый из нас.

Как ни парадоксально, адопцианином являлся известный иеромонах американской православной епархии Серафим Роуз, в частности, писавший в своей книге «Православие и религия будущего»: «Для нас, христиан, Он (Бог – С.З.) Отец Господа нашего Иисуса Христа через усыновление (Еф. 1:5)».

На самом деле в Еф. 1:5 говорится не об «усыновлении» Иисуса Христа, а об «усыновлении» людей через Иисуса Христа, а в последующих стихах «Послания к ефесянам» дается развернутая характеристика этого «усыновления». Основная идея последнего, по апостолу Павлу, состоит в том, что благодаря Христу мы в духовном плане становимся наследниками Божьими (Еф. 1:11).

Я предлагаю не поднимать очередной пласт богословских споров об адопцианстве, так как мы уже убедились в единосущности нас и Христа, и поэтому считает ли церковь догматического «Бога-Сына» «усыновленным» или «рожденным», для нас неважно.

Важно то, «усыновлены» ли Богом мы. Несомненно, да, если об этом говорили и Павел, и Иоанн («дал власть быть чадами Божиими»).

Но что это означает на практике?

Российская философско-богословская традиция, говоря о практических аспектах «усыновления людей Богом», обычно применяет термин «обожение». В VIII главе мы цитировали Л.П.Карсавина: «…Необходимость по-особому понять человека, именно – понять его как тварный безличный субстрат, неопределимостью и непостижимостью своею подобный Богу и вполне самодвижный. Смысл же человеческого и тварного бытия раскроется тогда, как его «лицетворение» или «обожение» (theosis)».

О возможном «обожении» людей говорил еще Ориген, и его учение переняли такие «столпы» ортодоксального православия, как Афанасий Александрийский и Василий Кесарийский. Как мы помним, последний говорил: «Бог стал человеком, чтобы человек стал богом».

К сожалению, Афанасий и Василий из «обожения» не сделали наиболее логичного вывода (о том, что первым из людей «обожился» Иисус из Назарета), и в соответствии с догматом «Троицы» в качестве образца «обожения» они приводили «единосущность божественных ипостасей». Иными словами, они пытались в качестве практического примера приводить абстрактные понятия, игнорируя тот подлинный пример, который подал Христос людям («Воскресивший Господа Иисуса воскресит через Иисуса и нас» – 2 Кор. 4:14).

Неудивительно, что вскоре после смерти Афанасия и Василия (уже при Августине) идеи «обожения» официальной церковью были оставлены и заменены стереотипным понятием рая где-то на небесах, в который «грешная тварь» – человек – может попасть только по непредсказуемой Божьей благодати.

Единственное исключение делалось для «обожения» святых – в противном случае их почитание и возведение в их честь храмов принимало откровенно идолопоклоннический характер. Иоанн Дамаскин, например, писал: «Должно почитать святых, как друзей Христовых, как чад и наследников Божьих… Как же не почитать одушевленные храмы, одушевленные жилища Божьи?»

Лишь полторы тысячи лет спустя церковно-православные богословы, а за ними и философы «Русского религизного Ренессанса» вернулись к возможности «обожения» людей, используя это понятие параллельно с понятием рая для праведников. Как и в IV веке, в качестве примера взаимоотношений «обожившихся» с Богом приводилась «Троица», что настолько же сомнительно снимало проблему того, что богов оказывалось много миллиардов, как и сама «Троица» – того, что богов три.

В этом плане показательна позиция Владимира Лосского, который считал «Троицу» «изначальным фактом абсолютной реальности». Человек, по Лосскому, при «обожении» соединяется с Богом, но не растворяется в Абсолюте, а сохраняет свою личность в преображенном виде и становится «богом по благодати».

Но если человек соединился с Богом и при этом не потерял свою личность, то он находится с Богом в таких же взаимоотношениях, как и любая «ипостась Троицы». В этом случае никакая оговорка про то, что новая «обожившаяся ипостась» является богом не по рождению, а по «благодати», проблему политеизма не снимает: получается, что Бог состоит из множества личностей, что аналогично такому же количеству отдельных богов.

А если допустить, что личности сливаются в одну, нарушается принцип сохранения человеческой личности при «обожении».

Это противоречие неразрешимо.

Нам в определенном смысле проще: мы показали несостоятельность догмата «Троицы» и можем на него не ориентироваться. Давайте посмотрим, приемлемо ли «обожение» с точки зрения нашей методологии «Кесарю кесарево».

Формально, конечно же, неприемлемо – Бог один, и никаких «обожений» (ни после смерти, ни при жизни) теоретически быть не может. Но есть один практический аспект, который не позволяет полностью проигнорировать «обожение» и сразу начать искать альтернативы.

Дело в том, что «обожение» при жизни является целью исихазма, на котором стоит остановиться особо.

III

Попытки ввести в православие методики «мистического созерцания» известны еще со времен раннехристианского монашества. Называется это греческим словом «исихазм» (покой, молчание) и практикуется в некоторых монастырях и церковных приходах.

Суть исихазма состоит в следующем: если определенным образом сосредоточиваться, тысячи раз читать «Иисусову молитву» («Господи Иисусе Христе, Сыне Божий, помилуй мя, грешнаго»), поститься и выполнять ряд других предписаний, рано или поздно можно войти в состояние мистического осознания Бога, Христа, дьявола, Небесного Воинства и любых других христианских понятий. Можно познать дату своей физической смерти, вечную жизнь, сотворение мира и многое прочее. Можно исцелять, заговаривать, «снимать порчу», «изгонять бесов»...

А главная цель исихазма – «обожение» человека при жизни (как правило, вместе с плотью), и этим исихазм принципиально отличается от средневековой западной мистики, ограничивающейся исключительно задачей познания Бога.

Каждый исихаст идет к «обожению» своими путями, и единого мнения о том, что конкретно происходит при этом с человеком, не существует. Но несомненно, что это принципиально новый уровень понимания сущности вещей и принципиально новые возможности – и духовные, и душевные, и физические.

В середине XIV века византийский митрополит Григорий Палама «узаконил» исихазм как практическую методику православной церкви. Более того – уже в первом тысячелетии появились практические руководства, как достичь состояния мистического осознания: сколько раз читать молитвы, как дышать, куда смотреть, в какой позе сидеть... Многие из этих руководств вошли в «Добротолюбие», составленное афонскими монахами в XVIII веке.

Скажу сразу, что есть ряд причин, по которым, несмотря на формальную неприемлемость «обожения» как фактического политеизма, у меня не поднимается рука бросить камень в исихазм.

Во-первых, исихазм – методика, безукоризненная в нравственном плане, а наша методология «Кесарю кесарево» обязана вычленить именно нравственный аспект любой проблемы.

В-вторых, имеется богословское обоснование исихазма – Преображение Господне. Как известно, Иисус с учениками поднялся на гору Фавор и воссиял чудесным светом (Мф. 17:2), тем самым дав земным людям потенциальную возможность созерцать божественный свет.

В-третьих, автор этой книги не раз практиковал исихастические методики, и результаты они, действительно, дают весьма эффективные. Впрочем, я не вправе называть себя исихастом – все авторские права на этот термин принадлежат православной церкви, и без соответствующего «епископского благословения» он неприменим. Но запретить кому-либо жить и работать в соответствии с рекомендациями «Добротолюбия» невозможно.

В-четвертых, независимо от того, удалось «обожиться» или нет, исихазм дает способность стойко переносить любые жизненные невзгоды и страдания.

В-пятых, даже редкие и недолгие занятия по исихастическим методикам благотворно влияют и на здоровье, и на психику. И было бы очень хорошо, если бы люди (особенно молодые) вместо скитаний по курсам «магии и целительства» читали «Иисусову молитву».

Проблема в другом. Религия должна быть доступна всем, а исихазм еще более элитарен, чем философия, и так же точно остается за пределами восприятия подавляющего большинства людей.

Мы уже говорили, что в современном мире, далеком от совершенства, любой гуманист, любой христианин (соответственно, и любой исихаст) оказывается окружен агрессивными «жителями Содома». И если не привести практическое выражение нравственного императива к общедоступной форме, выхода из этой ситуации не будет.

В свое время этот вывод, подкрепленный словами Иисуса («Зажегши свечу, не ставят ее под сосудом, но на подсвечнике, и светит всем в доме» – Мф. 5:15), заставил нас перейти от абстрактного гуманизма к религии, а от философии – к богословию. И вновь подчеркнем: на пути к Богу не должно быть никаких «билетов в первый класс». Нравственный императив один, и путь к Богу для всех один.

А по поводу Преображения Господня сразу возникает вопрос – неужели Христос больше никак не явил божественный свет? А Слово (учение)? А воскресение? А, наконец, Святой Дух (не как третий бог, а как христианская духовность)? Вот это, в отличие от исихазма, действительно масштабные и массовые проявления божественного света.

Естественно, что «профессиональные созерцатели» – афонские, псковские или троице-сергиевские старцы – не могли не разработать собственные практические методики, в том числе и исихастические. Но эти методики так и остались локальным явлением. Мало кто знает, что исихазм практиковали Сергий Радонежский, Нил Сорский, Серафим Саровский, Павел Флоренский и Александр Мень – церковь об этом умалчивает, чтобы не «смущать» верующих. Показательно, что в многотысячном «белом» духовенстве очень немного священников, «благословленных» на исихазм.

Есть еще одна проблема: в любом «мистическом созерцании» крайне трудно отделить реальность от галлюцинации, а истину от выдумки. Из-за этого церкви приходится базировать исихастическое познание на канонических догматах «Троицы» и «Богочеловека», а все, что в них не укладывается, считать «бесовским наваждением».

Так и получается, что индивидуально исихасты видят очень и очень многое, а вот поделиться всем увиденным с другими христианами церковь им запрещает. И это неудивительно: поскольку целью церкви является наиболее эффективное управление «рядовым» монашеством и «рядовыми» верующими, постольку исихазм для церкви скорее вреден, чем полезен. У любого исихаста неизбежно пропадает «комплекс грешной твари», он самостоятельно идет к «обожению», и как тогда им управлять?..

Впрочем, церковь в данном случае может не беспокоиться. Исихазм – занятие крайне непростое и мало кому доступное. Возможно, с развитием человечества и укоренением нравственного императива будут развиваться и способности людей к «обожению» при помощи исихазма, но это пока что лишь домысел.

Поэтому об «обожении» можно сказать: я был бы «за», если бы оно в теории не вело к политеизму, а на практике не было доступно только крайне узкому кругу людей.

Так куда же мы идем?

Пусть то, что я скажу сейчас, не прозвучит мрачно и безнадежно: мы идем к смерти нашего физического тела. Это единственное событие в нашей жизни, которое наступает с необходимостью, и альтернатив ему на сегодняшний день человечество не знает. Физическая смерть ожидает и грешников, и праведников, и преступников, и исихастов.

Но физическое тело и личность далеко не тождественны. А идет ли к смерти наша личность – это совсем другой вопрос, и христианство на него отвечает однозначно – нет. Мы все идем к «жизни будущего века», или так называемому пакибытию.

Эта позиция общеизвестна, но далеко не общепризнана. Поэтому давайте поставим вопрос следующим образом: можно ли убедительно доказать возможность (или даже необходимость) пакибытия?

Если бы мы взялись за такое доказательство в начале книги, это было бы крайне сложно. Но мы уже многое поняли, и поэтому приведем даже не одно доказательство, а два. Одно богословское, второе философское.

Первым (богословским) доказательством является личный пример, поданный нам Христом. А поскольку мы говорим о личном примере, то необходимо поговорить о личности Иисуса из Назарета.

Анализируя «основной парадокс христианства», мы уже столкнулись с принципиально неверным стереотипом восприятия Христа как личности – получается какой-то «дервиш-фанатик», грозивший на том свете расправиться с убийцами, ворами и взяточниками, побросав их в раскаленные печи, а потом прийти во второй раз и наказать тех, кто к этому времени еще не успел умереть.

Что ад, рай и «Страшный суд» толкуются исключительно в плане духовной бескомпромиссности и спектра последствий добра и зла, мы уже поняли в III главе. Теперь давайте посмотрим, был ли Иисус из Назарета похож на дервиша-фанатика с нездоровым блеском в глазах, очертя голову бросившегося погибать на кресте. Тогда бы, действительно, его пример смысла не имел.

Но Христос был не дервишем и не фанатиком, а человеком весьма и весьма серьезным, причем по самым современным меркам.

Будучи еще двенадцати лет от роду, Иисус беседовал в иерусалимском храме с мудрецами, и «все слушавшие Его дивились разуму и ответам Его» (Лк. 2:47).

Возможно, во время выступлений перед толпами людей глаза Иисуса действительно пылали ораторским огнем, иначе ему не удалось бы в короткий срок (год–два) стать известнейшим проповедником. Но ораторский огонь и нездоровый блеск – не одно и то же.

А проповедником Иисус из Назарета стал настолько известным, что его «делом» занялись не какие-нибудь мелкие региональные власти, а высший иудейский совет – Синедрион.

«Тогда собрались первосвященники и книжники и старейшины народа во двор первосвященника, по имени Каиафы, и положили в совете взять Иисуса хитростью и убить; но говорили: только не в праздник, чтобы не сделалось возмущение в народе» (Мф. 26:3–5).

Характерно и то, что Синедрион занялся «делом» Христа еще за два года до его распятия (Ин. 7:32). Оказали бы такую «честь» нищему дервишу? Ни в коем случае.

Кстати, нищета Иисуса – еще один необоснованный стереотип.

Даже такая небольшая деталь, как «не сшитый, а весь тканый сверху» хитон Иисуса (Ин. 19:23), нам может многое сказать. Такую одежду могли себе позволить только весьма обеспеченные люди – легко ли изготовить целиком на ткацком станке хитон, то есть одежду непростой формы с рукавами?

И старой, и дешевой одежда Иисуса не была – помните, как после распятия римские солдаты делили ее, бросая жребий? (Мф. 27:35). Значит, было что делить, причем римлянам, получавшим немалое жалование.

Да и слово «дервиш» к Христу никак не применимо – это был человек с незаурядными организационными способностями. Ему удалось создать сплоченную группу последователей, не распавшуюся после его смерти и продолжившую его дело. Предатель Иуда не в счет – такие люди могут оказаться в любой организации.

Часто считается, что последний продал Христа за ничтожно малую сумму, и это тоже неверно.

Во-первых, тридцать сребреников означали 30 сиклей серебра (Исх. 21:32). Учитывая то, что 1 сикль приблизительно составлял 18 грамм, 30 сиклей весили 540 грамм. Учитывая несравненно большую, по сравнению с нашим временем, покупательную способность серебра, это были немалые деньги, вполне адекватные купленному на них земельному участку (Мф. 27:7; Деян. 1:18).

Во-вторых, сумма могла быть и другой – откуда было евангелистам знать подробности секретной сделки? Скорее всего, тридцать сребреников возникли в Евангелиях как символическое исполнение ветхозаветного пророчества (Зах. 11:12–13). Но и в таком случае это была большая сумма, так как во времена Моисея столько платили, если вол забодал раба (Исх. 21:32), а поскольку широкомасштабных завоевательных войн древняя Иудея не вела, рабы стоили дорого.

В любом случае Иисус был серьезным противником Синедриона, и «цена крови» была немалой.

Общине, возглавляемой Иисусом, «служила имением своим» даже жена домоправителя царя Ирода (Лк. 8:3) – несомненно, речь шла о больших финансовых средствах.

Имела эта община и поддержку в самых разных городах. За три года своей проповеднической деятельности Иисус успел обойти практически весь Израиль и сопредельные регионы. Бывал он и в окрестностях Тира и Сидона (Мф. 15:21–28), и в Магдале (Мф. 15:39), и в Наине (Лк. 7:11), и Десятиградии (Мк. 7:31), и в Кесарии Филипповой (Мк. 8:27), и в Самарии (Ин. 4:4), и на восточном берегу Иордана (Мф. 8:28; Мк. 5:1; Лк. 8:26). О его родной Галилее и Иерусалиме я не говорю.

Огромная организационная работа! Сейчас в некоторых изданиях Библии даже печатают карту путешествий Иисуса по Израилю и окрестным странам.

Причем опирался Христос, как ни парадоксально, на мытарей (сборщиков налогов и пошлин) – весьма серьезную силу. По всей видимости, за «связь с силовыми структурами» отвечал апостол и мытарь Матфей.

«Пришел Сын Человеческий, ест и пьет; и говорят: вот человек, который любит есть и пить вино, друг мытарям и грешникам» (Мф. 11:19).

«И когда Иисус возлежал в доме, многие мытари и грешники пришли и возлегли рядом с Ним и учениками Его» (Мф. 9:10).

Задумаемся: почему «вошел Иисус в храм Божий, и выгнал всех продающих и покупающих в храме, и опрокинул столы меновщиков и скамьи продающих голубей» (Мф. 21:12), и никто из торговцев не посмел ему сопротивляться?

Социально-экономические отношения с тех пор изменились не настолько существенно, чтобы мы не могли с уверенностью сказать: мелкие лавочники побоялись сопротивляться «другу мытарей», тем более что с Христом в это время был апостол Матфей.

В этом случае вполне объяснимо и нежелание Понтия Пилата казнить Иисуса (Мф. 17:24; Мк. 15:10; Лк. 23:4; Ин. 18:34), так как мытари служили Риму и, несомненно, к их словам прокуратор прислушивался.

Вокруг «Туринской плащаницы» ведется множество споров, и ее подлинность вряд ли можно считать вполне доказанной. Но если она все же подлинна, то рост Иисуса был 180 сантиметров, то есть по меркам I века он был очень крупным мужчиной. Да и форма лица, и мускулатура, отпечатавшиеся на плащанице, никак не соответствуют «истощенному» иконографическому стереотипу.

Наверное, перечисленных нами составляющих облика Иисуса из Назарета достаточно для того, чтобы показать: если привлекательный внешне, образованный, обеспеченный, известный в стране человек, талантливый организатор и блестящий оратор добровольно пошел на казнь, это означает очень многое.

Во-первых, несомненно, Христос понимал, что смерть на кресте, исполнившая ветхозаветное пророчество (Ис. 53:5), станет мощным двигателем его учения. Иисус сознательно умер за свое дело.

А во-вторых (и это главное): если Иисус Христос, единосущный каждому из нас, воскрес из мертвых, то это убедительный пример для всех людей и богословское доказательство существования пакибытия.

«Если нет воскресения мертвых, то и Христос не воскрес» (1 Кор. 15:13);

«Воскресивший Господа Иисуса воскресит через Иисуса и нас и поставит пред Собою с вами» (2 Кор. 4:14).

Но богословского доказательства возможности и необходимости пакибытия для нас недостаточно.

Дело в том, что все процитированные слова апостола Павла (1 Кор. 15:13; 2 Кор. 4:14) относятся только к христианам. Да и мы на примере Христа показали возможность воскресения, но не его общедоступность, а тем более необходимость.

Но каждый ли жизненный путь ведет к воскресению? И что, убийц, воров и маньяков тоже ждет воскресение? Воскресение Христа, несомненно, является примером для истинных христиан, а что делать, например, с исламскими фундаменталистами? Или с мучителями «карамазовского» младенца, которые, если и называли себя православными, то лишь формально?

Если бы мы работали в русле ортодоксального церковного богословия, то на этот вопрос ответили стереотипно: последних ждет воскресение и пакибытие, но в форме ада.

Но не зря мы в III главе уделили столько внимания «основному парадоксу христианства» и выяснили, что понятие ада для грешников реализует ветхозаветный принцип возмездия злом за зло (око за око, зуб за зуб, ад за грехи).

К тому же, если становиться на богословские позиции крупнейших церквей, то о примере Христа вообще говорить не приходится. «Вторая ипостась Троицы», «Бог-Сын, которым все было сотворено», естественно, бессмертен, а воскресение бессмертного бога примером для людей являться не может независимо от степени праведности последних.

Есть и еще одна проблема: наше воскресение и следующее за ним пакибытие еще не означают бессмертие. Не окажется ли «жизнь будущего века» еще короче, чем эта, и не наступит ли после нее уже настоящая смерть?

Эти проблемы являются весьма серьезными, и для их решения придется выходить за рамки богословия. Поэтому наше второе доказательство существования, общедоступности и вечности пакибытия – философское.

Как мы не раз говорили, мы принимаем Бога как источник нравственного императива. А теперь зададимся вопросом: распространяется ли нравственный императив на… самого Бога?

Средневековые стереотипы, воспринимающие Бога как безжалостно карающего диктатора, говорят, что не распространяется. У каждого из нас в подсознании прочно отпечатаны «крылатые» фразы вроде «Бог наказал», «Бог послал эти напасти в наказание за наши грехи», «Боже, покарай Германию (Англию, Россию и др.)», «Богом проклятая страна» и так далее.

Но допустима ли «двойная бухгалтерия» в отношении нас и Бога?

С того момента, как люди получили нравственный императив – нет. Докажем это «от противного».

Если нравственный императив у Бога один, а у нас другой, то это вступает в противоречие с монотеистическим утверждением единственности нравственного императива. Получается, что один из двух «нравственных императивов» на самом деле им не является. Либо Бог зол (что противоречит теодицее), либо мы не имеем нравственного императива (что противоречит нашим обоснованным исходным позициям).

Значит, данный нам Богом нравственный императив полностью распространяется на самого Бога, что и требовалось доказать.

А поскольку мы стоим на монотеистических позициях и знаем, что «всякое царство, разделившееся само в себе, опустеет» (Мф. 12:25), то наличие у Бога какого-либо зла мы допустить не можем. Совершенный Бог, в отличие от несовершенного современного социума, полностью следует нравственному императиву.

О том, что никакое убийство к добру отношения не имеет и иметь не может, мы тоже уже говорили. Следовательно, мы не вправе признать, что в конце жизни Бог всех нас убивает.

Считаю своим долгом к знаменитой фразе Декарта «Бог не обманщик» добавить: «Бог не убийца». В противном случае весь смысл данного Богом нравственного императива сводится на нет.

Поэтому смерти нет, и не может быть. Всех людей ждет воскресение, пакибытие и бессмертие.

«И умереть уже не могут, ибо они равны Ангелам и суть сыны Божии, будучи сынами воскресения. А что мертвые воскреснут, и Моисей показал при купине, когда назвал Господа Богом Авраама и Богом Исаака и Богом Иакова. Бог же не есть Бог мертвых, но живых, ибо у Него все живы» (Лк. 20:36–38).

Итак, Бог не убийца. Да и Иисус из Назарета своим личным примером показал, что нас ждет вечная жизнь.

Но что в ней будет?

Для того, чтобы это хотя бы приблизительно понять, надо вспомнить слова из книги Бытия: «И выслал его Господь из сада Едемского, чтобы возделывать землю, из которой он взят» (Быт. 3:22–23).

Наверное, не стоит подробно обсуждать, что понимается под возделыванием земли – планеты под названием Земля. Это и выращивание картофеля, и ковка металла, и строительство, и написание компьютерных программ, и издание книг, и воспитание детей, и прочее, и прочее, и прочее. Сюда же относится и освоение землянами космоса, так как оно происходит прежде всего в интересах земной цивилизации.

Отметим, что и в раю Адам был с той же целью (Быт. 2:15), так что возделывание Земли (труд, деятельность – назовем как угодно) – ни в коем случае не наказание за грехи, а естественное предназначение человека.

И мы сталкиваемся с очередным парадоксальным церковным стереотипом: для того, чтобы заставить человека честно трудиться, принято обещать ему рай, где он после смерти будет вечно отдыхать в условиях невообразимого блаженства.

Но если человек всю жизнь честно трудился и получал от труда моральное и материальное удовлетворение, то приятно ли ему будет вечно отдыхать? Вряд ли. Либо в «стереотипном» раю у людей коренным образом меняется психология (причем не в лучшую сторону), либо там сходят с ума от скуки и безделья. Впрочем, сумасшествие тоже означает смену психологии...

В этой книге мы много говорили про то, как средневековая государственная церковь управляла бесправными подданными при помощи целенаправленных интерпретаций христианского учения. Перед нами очередная подобная ситуация.

Как заставить раба хорошо работать, а солдата хорошо воевать, не платя ему заработную плату и не создавая никаких условий для нормальной жизни? Конечно же, обещая ему награду после смерти в виде вечного отдыха и благосостояния. Доходчиво, удобно и, главное, дешево.

Но в наше время, когда труд становится все менее и менее рабским, мы можем и должны воспринимать будущую жизнь не как вечное безделье, а как полноценную и непростую деятельность в каком-то другом мире.

В богословском плане тоже все сходится. Адам был создан для возделывания рая (Быт. 2:15). Потом он был выслан из Эдема для возделывания Земли (Быт. 3:23). Что он будет делать, заслужив возвращение в рай? Вероятнее всего, продолжать его возделывать.

Значит, «там» будет и труд, и сложности, и проблемы – а какая жизнь, какое личностное развитие без них? Это уже не жизнь, даже если она «будущего века».

VII

Где «там» – пока что можно только гадать.

Возможно, в других измерениях – не в нашем четырехмерном «пространстве-времени», а где-нибудь, например, между седьмой, сорок восьмой и сто десятой осями координат.

Или на каких-либо планетах в других звездных системах.

Или в «недоступной для наблюдения» части Вселенной (как известно, она недоступна не в силу слабости наших телескопов, а в силу свойств самого пространства).

А возможно, и на Земле – в будущем. Христос говорил: «Не умерла девица, но спит» (Мф. 9:24). Может быть, и умершие сейчас спят, а в день «второго пришествия» (или в соответствиями с достижениями науки будущего) проснутся? Если человек спит, то сколько продолжается сон – неважно. Важно пробуждение.

Иисус ведь тоже воскрес не сразу, а «в третий день по Писаниям». Средневековая легенда утверждает, что он в течение времени, прошедшего между физической смертью и воскресением, спустился в ад и спас оттуда ветхозаветных праведников, в том числе Адама и Еву. Но придумать можно все, что угодно, а по «земным» понятиям Христос в это время спал.

Что мы будем из себя представлять в пакибытии – пока что тоже можно говорить лишь в форме гипотез.

Возможно, нас в соответствии с «Апостольским символом веры» и учением Николая Федорова ждет воскресение плоти – естественно, в преображенном виде, не отягощенной болезнями и старостью.

Возможно, воскреснет некое «нерационализируемое Я» (психика, характер, темперамент и прочие составляющие нашей личности).

Возможно, гуссерлианское «одиночное сознание, исключенное из коммуникации».

Возможно, декартова «мыслящая субстанция».

Возможно, стереотипная «душа» или даже «воля, желания, энергия и действования» (определение личности в соответствии с постановлением 6-го Вселенского Собора)…

Вариантов очень много, но если брать за основу пример Иисуса Христа, то предпочтительнее первый – воскресение плоти.

Сколь невероятным сегодня нам ни казалось бы такое воскресение (Н.Ф.Федорова многие критиковали за то, что у него мертвецы встанут из могил), но ведь Христу это удалось! Так почему не удастся нам? Наши тела успеют истлеть или будут кремированы? Но у воскресшего Христа признаков тления, как известно, не наблюдалось. Да и если бы его тело сожгли, неужели бы он не воскрес?..

Но это пока лишь гипотезы. «Теперь мы видим как-бы сквозь тусклое стекло, гадательно, тогда же лицем к лицу; теперь знаю я отчасти, а тогда познаю, подобно как я познан» (1 Кор. 13:12).

Превратятся ли когда-нибудь эти гипотезы в естественнонаучные факты – мы поговорим в конце книги. Сейчас мы еще не готовы убедительно обосновать нашу позицию по вопросу принципиальной познаваемости пакибытия.

VIII

Сейчас мы можем попробовать ответить на еще один вопрос: в равных или неравных «исходных условиях» мы окажемся в пакибытии? Влияют ли на эти условия количество и степень тяжести наших грехов?

«Основной парадокс христианства» нам удалось разрешить, отказавшись от ада как возмездия злом за зло и толкуя его исключительно в символическом плане – как недопустимость духовных компромиссов со злом.

Но есть еще один важный догмат крупнейших церквей – так называемые «степени блаженства праведников». Действительно, почему бы Богу не воздавать за добро добром, а за зло – тоже добром, только в меньшем количестве? Всем добро, только немного по-разному?

В систему наших умозаключений опять постучался «Страшный суд», несколько «модернизированный» и принявший форму «раздачи премий за добро». Придется остановиться и попробовать понять, допустимы ли в пакибытии «степени блаженства», зависящие от нашей земной жизни.

Если даже не использовать термин «степени блаженства», то ждут ли праведников более «выгодные» исходные условия, чем грешников?

Нет, не ждут, так как в этом случае возникает следующая парадоксальная ситуация: чем более грешен был человек на Земле, тем хуже будут его исходные условия жизни в пакибытии и, соответственно, тем более он будет завидовать тем, у кого условия лучше. Нетрудно предугадать, что это приведет к эскалации «социального» зла в гораздо более обостренной форме, чем в земной жизни.

Вспомним притчу Иисуса о том, что Царство Небесное подобно хозяину, который одинаково заплатил всем работникам независимо от количества отработанных часов (Мф. 20:1–16).

Есть и еще один, более современный церковный вариант решения проблемы воздаяния за добро и зло: добрым – рай (или любая другая форма пакибытия), злым – небытие.

Но в этом случае граница между добром и злом требует абсолютно четкого проведения, так как степеней блаженства праведников может быть бесчисленное множество, а здесь требуется выбор одного из двух: либо райская жизнь, либо фактическая смерть.

Но провести четкую границу между добром и злом (а тем более на протяжении всей человеческой жизни) невозможно. К тому же мы уже поняли, что смерть не ожидает никого: Бог не убийца.

В целях научной добросовестности стоит вспомнить точку зрения ряда философов-гностиков, тесно сплетенную с восточными теориями «переселения душ» и «отработки кармы». Ее можно кратко описать так: земной мир есть царство зла, и наше пребывание в нем – испытание. Прошел испытание – перешел на следующий «уровень», не прошел – твоя душа после смерти переселилась в новорожденного младенца (а то и в собаку или дерево), и испытание началось заново.

В этой позиции, несомненно, есть доля логики. Но не доля истины. И разрушается это стройное логическое здание еще одной цитатой из романа Достоевского «Братья Карамазовы», причем все из того же рассказа Ивана. Тогда в качестве примера приводилась пятилетняя девочка, а теперь – восьмилетний мальчик, случайно ушибший ногу барской собаке.

«Гони его! – командует генерал, «беги, беги!» – кричат ему псари, мальчик бежит… «Ату его!» – вопит генерал и спускает на него всю стаю борзых собак. Затравил в глазах матери, и псы растерзали ребенка в клочки!..»

Так прошел или нет «испытание» погибший ребенок?

По всем восточным «канонам», конечно же, нет: не успел ничего познать, ничему научиться, а его уже растерзали собаки.

Тогда зададимся вопросом: а почему он не прошел «испытание»? Грешил? Нет, мало-мальски серьезно согрешить в восемь лет он не успел.

Значит, остается один ответ: этот ребенок… бежал медленнее собак, поэтому они его догнали и растерзали. Вот мы и пришли к абсурду.

Не менее абсурдной окажется «отработка кармы» этим несчастным мальчиком в будущей жизни – получается, его вновь и вновь должны терзать собаки, пока он не научится быстрее бегать или сильнее кусаться?

На самом деле, конечно, нельзя представлять себе земной мир как некое забрасывание Богом наших душ и тел в клетку с волками и равнодушное взирание на то, выживем мы или не выживем. Это противоречит и нашим исходным позициям, и решению вопроса теодицеи (мы об этом говорили в IV главе), и постулату «Бог не убийца».

А если Бог пытался помочь несчастному младенцу, но не смог, то это является дуализмом (дьявол оказался сильнее Бога), и такая позиция недопустима из нравственных соображений. В четвертой главе мы говорили и об этом.

Разрешая «основной парадокс христианства», мы говорили и о том, что Бог не может воздавать злом за зло. Иначе (доводя, опять же, ситуацию до абсурда) в пакибытии на месте генерала должен был бы оказаться затравленный мальчик и травить генерала псами.

Так что же остается?

Только прощение. Бесконечное христианское прощение, как со стороны Бога, так и со стороны тех, кто окажется рядом в пакибытии.

И символическое «волк и ягненок будут пастись вместе» (Ис. 65:25) означает прежде всего то, что в пакибытии все будут в равных начальных условиях. Как и мы в начале нашей жизни на Земле.

Утверждение про равные земные начальные условия может показаться небесспорным: одни родятся во дворцах, а другие в трущобах, то есть изначально находятся в абсолютно неравных условиях.

Но на самом деле все мы люди, и перед Богом все мы равны. Как известно, и дети рабочих выбиваются в академики, и наследные принцы становятся наркоманами. Иисус из Назарета тоже не родился ни царевичем, ни левитом, ни даже римским гражданином. А мог бы оказаться не из рода Давидова и родиться не в Вифлееме – так неужели бы у нас не было Иисуса Христа?

Не будем пытаться подменить действиями Бога простейшую теорию вероятностей. Родителей, как известно, не выбирают. К тому же о причинах социального неравенства мы говорили в четвертой – пятой главах и поняли, что в «социальном» зле Бог не виноват.

Но, скажут мне, Сталин умер в своей постели, окруженный любящими детьми и заботливыми врачами, многие убийцы и маньяки остаются безнаказанными и тоже мирно умирают в своих постелях, да и «карамазовского» генерала всего лишь «взяли в опеку», то есть несколько ограничили в гражданских правах… Так что, и им прощение?

Да, и им прощение. Безусловное и безоговорочное. Только за это Иисус из Назарета пошел на крест, и только поэтому не являются пустым звуком слова апостола Павла о том, что крестные страдания Христа искупили наши грехи (Рим. 5:9).

Бог не убийца, не злобный мститель и «благ и к неблагодарным и к злым» (Лк. 6:35).

У некоторых читателей может возникнуть следующий вопрос: зачем жить праведно и делать добро, если Бог потом все равно всех простит, и в пакибытии все окажутся в равных начальных условиях?

В принципе, на этот вопрос мы уже ответили в I главе, анализируя гуманизм и антигуманизм (соответственно, действия в соответствии с нравственным императивом или вопреки ему): тот, кто сознательно творит зло, вступает в противоречие с самим собой, так как рано или поздно он окажется объектом вынужденных ответных действий со стороны окружающих. Неминуемо возникает ситуация «вечной войны», многократно повышающая вероятность страданий и гибели творящего зло.

Но тогда может быть задан следующий вопрос: в несовершенном современном социуме пока что живут миллиарды людей, сознательно и целенаправленно творящих зло. Мы давно поняли, что незачем ждать от Бога, чтобы с небес снизошла молния и испепелила современных «жителей Содома». Сейчас мы поняли, что эти «Содомляне» будут безусловно прощены и в пакибытии. Так что же делать, как бороться со злом?

На самом деле мы и об этом уже говорили в IV главе, когда анализировали возможность построения на Земле Царства Божьего: задача христианства – не утопическая (осчастливить человечество или одну, отдельно взятую страну), а вполне реальная и жизненно необходимая – сделать так, чтобы было легче и конкретному человеку, и окружающим его людям.

Если человек по-настоящему воспринял христианское учение, то вряд ли у него возникнет желание запирать свою пятилетнюю дочку на ночь в уличном туалете. Или травить младенцев собаками.

Искоренение зла – это вытеснение христианством его духовной основы (любви к власти, насилию, деньгам), а несомненное следствие этого – улучшение общества и уменьшение общего количества зла и страданий в мире. Именно в таком порядке, но никак не в обратном. Не «сверху», а «снизу». И не при помощи запугивания грешников адскими муками или Уголовным кодексом, а при помощи миссионерства.

А для этого прежде всего требуется, чтобы истинная сущность христианского взгляда на мир стала понятна каждому.

Знаменитый миссионер Ульфила, проповедовавший в IV веке варварам не «патристическое» христианство, а гораздо более простое арианство, был абсолютно прав. А поскольку число «варваров» с тех пор многократно увеличилось (и в прямом, и в переносном смысле), то даже арианство с его размытой «подобосущностью Сына Отцу» для нас неприемлемо.

Необходим возврат к истокам христианства – к учению Христа и апостолов. Необходимо каждый раз задаваться вопросом: за что боролся Иисус из Назарета? За что он был распят? За что должны бороться мы, христиане?

А в последних словах содержится ответ еще на один возможный вопрос: почему мы должны максимально использовать данную нам земную жизнь, а не спешить умереть, чтобы поскорее увидеть «жизнь будущего века»? И ответ этот таков: если мы поторопимся умереть, кто тогда будет бороться за то, чтобы «карамазовские» младенцы не плакали? Кто будет строить на Земле Царство Божье? Кто, если не мы, сможет рано или поздно искоренить причины «социального» зла?

Поскольку, решая в IV главе проблему теодицеи, мы поняли, что причиной «социального» зла является несовершенство не Бога, а человеческого общества, то и совершенствовать наше общество должны мы, люди.

Ловлю сам себя на слове: в четвертой главе мы говорили о причине «социального» зла, а не о первопричине.

Анализируя решение вопроса теодицеи, мы поняли: свобода воли людей исключает виновность Бога в наших несчастьях, преступлениях и грехах. Мы рассмотрели и понятие «социального» зла, и ряд локальных вопросов, связанных с соответствием тех или иных установок социума нравственному императиву.

Но мы еще не говорили о зле «природном» – ураганах, наводнениях, несчастных случаях и болезнях. К тому же, анализируя зло «социальное», мы все равно рано или поздно были обязаны дойти до его «природных» корней – ведь и волчья стая, и человеческое общество тоже созданы Богом. Как и сатана, и все мистические «силы зла», кем бы они ни были.

Да и почему Бог, дав цивилизованному человечеству нравственный императив, не захотел искоренять нашу «животную» природу, а предоставил им сосуществовать, причем не вполне мирно?

Значит, до конца мы вопрос теодицеи так и не решили. Ведь если создание мира как физического и нравственного целого изначально предполагало присутствие в нем зла, то не лучше ли было Богу вообще этот мир не создавать?

Конечно, этот вопрос столь же неконструктивен, как, например, «зачем меня родила моя мать?». Бог мир создал, и это свершившийся факт. И все же, хотя мы и показали, что наши страдания происходят не по вине Бога, а по вине социума или природы, но решить главный вопрос – почему Бог создал и природу, и социум как потенциальные источники зла – нам тогда не удалось.

А без решения этой проблемы все наши труды оказываются бесплодными – ставится под сомнение существование и Бога, и нравственного императива, и пакибытия.

Но теперь, «настроив» христианское богословие на решение теоретических вопросов, мы можем попытаться ответить на первую и вторую части главного вопроса этой книги: кто мы и откуда пришли?

Иначе говоря, мы готовы перейти к исследованию устройства мира и себя в этом мире.

Глава XII: Tеодицея: зло «природное»

Все материалы, размещенные на сайте, охраняются авторским правом.

Любое воспроизведение без ссылки на автора и сайт запрещено.

Вступление

Глава I: нравственный императив: теория

Глава II: нравственный императив: практика

Глава III: «основной парадокс христианства»

Глава IV: теодицеЯ: зло «социальное»

Глава V: методология «Кесарю кесарево»

Глава VI: «Троица»

Глава VII: «БогоЧеловек»