Сергей Заграевский. Новая христианская философия. Глава 12. Теодицея: зло "природное".

Напомним сказанное в первой главе: нравственные соображения диктуют необходимость принятия бытия Бога как источника мировой гармонии, целесообразности и, в конечном счете, того, что мы назвали нравственным императивом. Принятие объективности бытия Бога является столь же необходимым, как принятие объективности существования материального мира.

Итак, вместе с верой в материальный мир мы верим в Бога – творца мироздания, устроителя гармонии и целесообразности в мире, источник нравственного императива.

Любые виды и модификации учений о том, что источником всего вышеперечисленного является сама материя, для нас неприемлемы. И не по каким-либо идеологическим соображениям, а потому, что «несотворенная, вечная и бесконечная» материя фактически выступает в роли Бога, и тогда все зло в мире неизбежно оказывается вытекающим из свойств материи. Иными словами, исходящим от Бога. А это вступает в противоречие с нашим стремлением решить вопрос теодицеи.

Пантеизм (Бог содержится в каждой частице мира), для нас неприемлем по тем же причинам. Да и вообще, пантеизм является скрытой формой материализма: Бог и материя оказываются фактически идентичными.

Деизм (Бог создал мир и оставил его на произвол судьбы) абсолютно несовместим с христианством. Опять же, не по каким-либо идеологическим или догматическим соображениям, а по ряду других причин.

Во-первых, «деистический» Бог безличен и бесконечно далек.

Во-вторых, деизм означает отсутствие Бога в этом мире, что сводит на нет все наши выводы относительно пакибытия. Действительно, может ли нравственный императив распространяться на самого Бога, если фактически Бог в мире отсутствует? Конечно, можно сказать, что Бог, создавая мир, «запрограммировал», что через несколько миллиардов лет у людей появятся нравственный императив и, следовательно, пакибытие, но это лишь домыслы, к тому же противоречащие нашим обоснованным исходным позициям.

В-третьих, сам факт, что Бог через некоторое время после создания мира (неважно, через шесть дней или через несколько миллиардов лет) дал людям нравственный императив, является подтверждением того, что Бог, создав мир, на произвол судьбы его не бросил.

По этим причинам деизм для нас также неприемлем.

Остается теизм, утверждающий, что Бог постоянно присутствует в мире и так или иначе влияет на события в нем. Но как увязать постоянное присутствие Бога с тем злом, которое имеет место на Земле?

Свобода воли людей отвечает на этот вопрос – вопрос теодицеи – лишь частично, только в области, ограниченной социальными взаимоотношениями. Остается еще множество ситуаций, которые мы назвали «природным» злом:

– во-первых, непреодолимые силы стихии (ураганы, цунами, наводнения и т.п.)

– во-вторых, социально необусловленные болезни (рак, вирусы, пороки сердца и т.п.)

– в-третьих, множество болезненных, а то и роковых случайностей (замерз, обжегся, споткнулся, заблудился и т.п.).

Словом, речь идет про те несчастья, которые люди традиционно считают исходящими от Бога и почти неминуемо задаются вопросом: «За что мне (жене, мужу, матери, отцу, друзьям) все это?»

II

Церковные богословы отвечают кратко: «За грехи».

Справедливости ради вспомним, что свободу воли людей признают и православная, и католическая церкви. Но, к сожалению, исключительно декларативно и, так сказать, по необходимости – действительно, без этого нельзя создать видимость решения вопроса теодицеи даже в области зла «социального».

К тому же нашу свободу церковные богословы считают отпадением от Бога, тем самым ставя человека в один ряд с дьяволом, «падшим ангелом». Тем самым создается видимость разрешения противоречия «Божьего промысла» и свободы воли, что приводит к видимости решения вопроса теодицеи и в области зла «природного».

Как известно, церковная догматика говорит, что Бог промыслил мир гармоничным и целесообразным, а человека – безгрешным. Но сначала от Бога «отложился» один из ангелов – сатана, а потом, послушавшись последнего, Адам и Ева совершили «первородный грех», которым оказалось заражено все человечество. Соответственно, человек имеет гипотетический шанс вернуться к Богу, а пока этого не произошло, все несчастья ему посылаются за грехи. И за личные, и за прародительские.

Наверное, мы могли бы даже попытаться «модернизировать» эту точку зрения и мыслить примерно в таком направлении: учение об «отпавшем ангеле» коррелирует с нашим пониманием «социального» зла, то есть от Бога «отпал» не один ангел, а социум в целом. А поскольку «социальное» зло имеет способность самовоспроизводиться в последующих поколениях (наследственность, воспитание, влияние окружающих и т.п.), то такой подход от церковного понятия «первородного греха» вроде бы и не сильно отличается.

Но на самом деле при таком подходе возникает ряд противоречий, неразрешимых ни в рамках официальной церковной догматики, ни вне этих рамок.

Первое. Если мир Богом промышлен как гармоничный, то почему Бог допустил «отпадение» и сатаны, и Адама? Говоря в наших терминах: почему природа социума такова, что он оказался источником «социального» зла?

Второе. Бог, посылая наказание за грехи в виде ураганов и злокачественных опухолей, выступает не добрым, а злым, реализуя ветхозаветный принцип возмездия «око за око, зуб за зуб». А мы уже не раз видели, что христианство этому принципу не следует.

Третье. Бог «повелевает солнцу Своему восходить над злыми и добрыми и посылает дождь на праведных и неправедных» (Мф. 5:45). И не только дождь. Цунами, к сожалению, тоже.

Скажем прямо и откровенно: в рамках классического теизма (Бог не только присутствует в этом мире, но и оказывает постоянное влияние на события в нем) проблема теодицеи в отношении зла «природного» принципиально не решается.

Поэтому мы не будем пытаться ни «настраивать», ни «модернизировать» эту область церковного богословия – напрасно потеряем время. Любая попытка считать землетрясения или раковые опухоли исходящими непосредственно от Бога делает последнего врагом человечества и виновником гибели миллионов людей, далеко не каждый из которых заслуживает такой участи.

И любая казуистика вроде «Бог поспешил призвать к себе праведников» тут бессильна. Бывает ведь и так, что при аварии подводной лодки десятки ни в чем не виноватых двадцатилетних ребят несколько дней задыхаются на дне в герметичных отсеках, и Бог не спешит «призвать их к себе», несмотря на полное отсутствие надежды на спасение.

А мучительная смерть от раковых заболеваний и вовсе не нуждается в комментариях.

Я намеренно заостряю проблему «природного» зла. Дело в том, что любой из нас не раз терял своих родных, близких и друзей, любой из нас из телевизора и газет каждый день узнает о множестве страшных катастроф, и любой из нас хотя бы раз в жизни задумывался: а почему Бог все это, как минимум, допускает, а как максимум, посылает? Может быть, он несет людям не добро, а зло? А к чему тогда праведность, добро и все прочее, чему нас учит христианство?..

Рассуждая таким образом, современный человек с высокой степенью вероятности приходит к полному отрицанию нравственных ценностей. Со всеми вытекающими последствиями.

Говоря в наших терминах: если вместе с нравственным императивом от Бога исходят бесконечные страдания невинных людей, то получается, что Бог порождает не только добро, но и зло. В этом случае сама идея нравственного императива подлежит дезавуированию, так как «всякое царство, разделившееся само в себе, опустеет» (Мф. 12:25).

Ситуация крайне сложна и, как мы показали, в рамках классического теизма неразрешима.

Придется обратиться к «истокам истоков» – происхождению мира и цивилизации – и попробовать понять, почему Бог устроил этот мир именно таким и какую роль он играет в нем.

А попутно постараемся ответить и на вопрос, кто мы такие и откуда пришли. Куда мы идем, мы уже поняли – нас всех ждет пакибытие. Но если мы не решим проблему теодицеи в отношении зла «природного», то «жизнь будущего века» может оказаться гораздо хуже, страшнее и трагичнее, чем эта, да и само обоснование возможности и необходимости пакибытия («Бог не убийца») станет более чем сомнительным.

Поэтому без глубокого анализа причин зла «природного» нам не обойтись.

III

А начать придется с сотворения мира.

Мы не будем углубляться в извечный спор о том, творил ли Бог мир в течение шести дней или один день Бога равен миллиарду лет. На эту тему написано множество книг, а для нас этот вопрос непринципиален.

Принципиально то, что мы постулировали Бога как источник гармонии в живой и неживой природе. До человека мы дойдем в свою очередь, а пока что нам придется искать гармонию в химических элементах, амебах, насекомых, пресмыкающихся, птицах и млекопитающих, не относящихся к виду Homo Sapiens.

Сначала появился неживой мир – в этом книга Бытия и данные геологии совпадают. А гармония в неживом мире описана таблицей Менделеева, законами Ома, Ньютона, Эйнштейна и множеством прочих.

Писатель-фантаст и гуманист Артур Кларк в физико-математических формулах и уравнениях даже видел доказательство существования высшей гармонии – Бога. В частности, в формуле Эйлера, связывающей совершенно независимые друг от друга, но такие важные в математике числа, как основание натуральных логарифмов – «е» (2,71828…) и отношение длины окружности к ее диаметру – «» (3,14159...).

Наверное, вряд ли возможно вполне серьезно воспринимать доказательство бытия Бога, предложенное Кларком – если довести его идею до абсурда, то существование Бога доказывает и тот факт, что дважды два – четыре. Но с тем, что мир неживой природы вполне гармоничен, спорить трудно.

И прежде чем перейти от неживой природы к живой (от «четвертого дня Творения» к «пятому»), необходимо вычленить важнейший для нашего исследования закон неживой природы: поглощение одних веществ другими с образованием третьих.

В природе нет смерти, есть поглощение и превращение, и оно так же естественно и привычно, как, например, окислительно-восстановительные реакции.

Два атома водорода, соединяясь с одним атомом кислорода, перестают быть водородом и кислородом, но образуют третье вещество с абсолютно иными свойствами – воду. При определенных условиях возможен и обратный процесс – распад молекулы воды на атомы водорода и кислорода, и мало кто назовет это «смертью воды» – подобные метафоры уместны лишь в поэзии.

Переход от неживой природы к живой, как бы он когда-то ни произошел (опять же, не будем дискутировать по поводу «гипотезы академика Опарина» и множества прочих), ничего принципиально нового в этот процесс поглощения одного вещества другим не внес. Бактерии пожирают друг друга, и это нормально и естественно. Насекомые делают друг с другом то же самое, и это столь же нормально.

Двигаясь вверх по «эволюционной лестнице», мы тоже ничего принципиально нового не видим. Как мы уже говорили в IV главе, то, что волк охотится на оленя, абсолютно естественно, честно и порядочно.

Несомненно, с точки зрения «очеловечивания» оленя жалко. Но если волк не съест оленя, то умрет от голода. Представим себе несчастного, исхудавшего, умирающего волка и поймем, что это не менее душераздирающее зрелище, чем истекающий кровью олень.

Можно, конечно, «предложить» волку перейти на более мелкую дичь, но в условиях дикой природы это сделать некому. К тому же предсмертный крик и хруст костей поедаемой куропатки тоже малоприятен для современного человека.

Поэтому любые понятия нравственного императива, гуманизма и христианства к дикой природе неприменимы. Животные, в том числе высшие млекопитающие, в естественных условиях поглощают друг друга так же, как вода – сахар. И слова пророка Исаии: «Волк и ягненок будут пастись вместе, и лев, как вол, будет есть солому» (Ис. 65:25) являются прекрасным символом добра и любви, но никак не практической рекомендацией для волка и льва, которых в этом случае ждет голодная смерть.

В процессе эволюции были выработаны и формы «общественной жизни». От колоний бактерий и муравейников природа пришла к волчьим стаям и стадам антилоп. Иерархические системы постоянно усложнялись, но все было подчинено двум знаменитым базовым инстинктам: сохранению вида и продолжению рода. Стаей легче охотиться, стадом легче защищаться, иерархия нужна для наиболее оптимальной организации охоты или защиты, и все, опять же, естественно, честно и порядочно.

Земля не может существовать и без землетрясений, и без извержений вулканов – это нормальные природные явления, связанные с геологическими процессами. А ураганы вызваны сменами погоды, что, в свою очередь, неразрывно связано с вращением нашей планеты вокруг Солнца.

А после урагана на месте поваленного леса вырастает кустарник, потом появляется новый лес, на смену погибшей фауне приходит новая, зачастую более высоко стоящая на эволюционной лестнице, и жизнь продолжается.

В связи со всем вышесказанным в течение первых «пяти дней Творения» говорить о добре и зле бессмысленно, так как отсутствует «индикатор» – человек, обладающий нравственным императивом. Можно, конечно, было бы заклеймить всю природу как сплошное зло, но это абсурд, так как в этом случае пришлось бы признать злом и пищеварительные процессы, и окислительно-восстановительные реакции.

Но мы еще не дошли до «дня шестого».

IV

Дарвиновскую теорию происхождения видов в XIX–XX веках столь навязчиво противопоставляли библейскому сотворению Адама, что до сих пор в сознании большинства людей это вещи абсолютно несовместные и взаимоисключающие.

Более того, при постановке на естественнонаучную платформу Библия на первый взгляд «проигрывает» Дарвину. На стороне последнего – биология, генетика, эмбриология, палеонтология, археология и множество прочих наук, оспаривать которые бессмысленно. А на стороне первой – «всего» несколько страничек книги Бытия, откровенно легендарных и во многом противоречивых.

Правда, есть одна проблема, в отношении которой «дарвиновская» наука пока что не дала удовлетворительного решения. От динозавров до обезьян прошло несколько сотен миллионов лет, а от обезьян (или, предположим, австралопитеков) до Альберта Эйнштейна – не более миллиона. А если взять «цивилизованный» период развития человека – от Древнего Египта до наших дней – то и вовсе получается ничтожно малый временной отрезок, шесть–семь тысяч лет. Кстати, вполне совпадающий со старинным византийским летоисчислением «от сотворения мира и человека», начинающимся с 5508 года до н.э.

Опять же, пять, шесть или семь тысяч лет, в соответствии с Библией, отделяют нас от сотворения Адама – тема не этой книги. Да и неразумно было бы отрицать дарвиновскую эволюцию – и анатомия, и физиология, и эмбриология убедительно говорят о том, что мы действительно произошли от обезьян. Пусть не непосредственно от шимпанзе и орангутангов, а от некого общего с ними предка – неважно.

Важно то, что на ничтожно малом временном отрезке у обезьяноподобного биологического вида произошел небывалый рост духовных и интеллектуальных способностей, необъяснимый никаким дарвинизмом.

И Энгельс, утверждавший в книге «Происхождение семьи, частной собственности и государства», что обезьяну в человека превратил труд, убедительно обосновать свою теорию не смог. Все животные в той или иной степени трудятся ради пропитания, и почему именно обезьяна превратилась в человека, причем фантастически быстро?

Действительно, если принять пять–шесть миллиардов лет существования нашей планеты за «пять первых дней Творения», то «день шестой», когда Бог сказал: «Сотворим человека по образу и подобию Нашему» (Быт. 1:26), длился всего несколько «секунд» – первые человекообразные обезьяны, которых с той или иной степенью вероятности можно назвать предками человека, появились около миллиона лет назад.

Но эти математические изыски непринципиальны. Символический смысл первых страниц книги Бытия куда важнее, чем геохронология, которую древнееврейские авторы, естественно, знать не могли.

Сразу обратим внимание на то, что человек, созданный Богом «по образу и подобию», призванный «владычествовать над рыбами морскими, и над птицами небесными, и над зверями, и над скотом, и над всею землею» (Быт. 1:26), – еще не Адам, созданный уже после «дня седьмого», когда Бог «почил от всех дел Своих» (Быт. 2:3).

Но проведение жесткой параллели, что библейский человек-«доадамит», сотворенный в «день шестой», является какой-либо из доисторических человекообразных обезьян, также неуместно. Вряд ли, например, в австралопитеке можно усмотреть «образ и подобие Бога» лишь за то, что он оказался склонен к прямохождению и его голосовой аппарат был несколько более развит, чем у орангутангов.

Все не так просто, и, вооружившись современными достижениями антропологии, «день шестой» надо рассматривать более подробно, чем первые пять.

V

Не будем вдаваться в подробности научных споров о том, сколько «звеньев» было в эволюционной цепочке между австралопитеком (около миллиона лет назад) и кроманьонцем, первым представителем биологического вида Homo Sapiens (около 30 тыс. лет до н.э.). Констатируем, что в течение этого времени произошла значительная эволюция черепа, опорно-двигательного аппарата, мозга, орудий труда, условий жизни и общественных отношений, и этим ограничимся.

Не будем углубляться и в поздний палеолит (30–10 тыс. лет до н.э.). Несомненно, что развитие всего вышеперечисленного продолжалось. Если мы не видим сколь-нибудь значительных изменений черепа и опорно-двигательного аппарата, то лишь потому, что в течение столь короткого времени эти изменения не успели зайти настолько далеко, чтобы стать заметными на фоне колоссального разнообразия рас, племен и народностей вида Homo Sapiens. Например, по всем биологическим параметрам австралийский абориген отличается от европейца гораздо больше, чем кроманьонец от неандертальца.

И все же отметим, что скорость эволюционного процесса человека по сравнению с другими видами животных в течение последнего миллиона лет заметно возросла. В процессе этой эволюции появились хижины, орудия труда, наскальные рисунки и первобытные святилища.

Мезолит и неолит, начавшиеся примерно 10 тысяч лет назад, в принципе, мало чем отличаются от палеолита. Появились земледелие, скотоводство, керамика, ткачество, наскальные рисунки приняли несколько более «абстрактные» и обобщенные формы.

Отметим, что людей позднего палеолита, мезолита и неолита, наверное, уже можно считать теми «доадамитами», о которых говорится в Быт. 1:26.

А в четвертом тысячелетии до н.э. произошло нечто, абсолютно необъяснимое ни с точки зрения дарвинизма, ни с точки зрения марксизма. И общественные отношения, и искусство, и религия в Египте и Месопотамии в кратчайшее время – в течение всего нескольких сотен лет – поднялись на невиданную доселе высоту. Видимо, примерно тогда же это произошло в Китае и Индии.

Не будем увлекаться перечислением отличий древнеегипетских царских династий от родоплеменного строя первобытных людей, а пирамиды Хеопса – от святилища Чатал-Гуюк в Малой Азии. Не будем приводить и многочисленные признаки отличия цивилизации от неолита (обычно считается, что главным из них является письменность, и с этим нельзя не согласиться).

Принципиально то, что приблизительно шесть тысяч лет назад человечество стало таким, каким оно, в принципе, является и сейчас. Племенной строй, мало отличающийся от животных стай, уступил место государству со сложной иерархической структурой, труд стал специализированным, оружие – изощренным, на смену наскальным рисункам пришли современные виды изобразительного искусства – живопись и скульптура, а примитивные религиозные верования превратились в развитые мифологические системы.

Обычно, исходя из местных особенностей, археологи склонны продлевать неолит на одну–две тысячи лет после формирования древнеегипетского царства (к неолиту часто относят даже знаменитый «Стонхедж» в Ирландии, датируемый II тысячелетием до н.э.). Но тогда получается, что многие племена из Центральной Африки, Австралии и Океании жили в неолите еще несколько десятилетий назад, поэтому такой подход вряд ли оправдан. Естественно, что развитие цивилизации шло в разных странах по-разному, но концом неолита и началом современного периода развития человечества все-таки следует считать четвертое тысячелетие до нашей эры.

Согласно библейскому летосчислению, примерно в это же время «создал Господь Бог человека и праха земного, и вдунул в лице его дыхание жизни, и стал человек душею живою. И насадил господь Бог рай в Едеме на востоке, и поместил там человека, которого создал» (Быт. 2:7–8).

А некоторое время спустя Адам, познавший добро и зло, был выслан из сада Эдемского, «чтобы возделывать землю, из которой он взят» (Быт. 3:23).

Неоднократно выдвигались гипотезы о том, что на рубеже V и IV тысячелетий до н.э. в Египет, а чуть позже в Месопотамию из вполне реальной местности под названием «Эдем» пришло племя «адамитов». Оно было более развитым, чем местные племена «доадамитов», о которых говорилось в Быт. 1:26, подчинило их и создало монархический рабовладельческий строй. Но это лишь гипотезы, причем из области не философско-богословской, а историко-антропологической.

Для нас важно другое: именно в это время человечество созрело для такого серьезнейшего шага, как познание добра и зла. Еще Филон Александрийский полагал, что в человека из Быт. 2:7, в отличие от человека из Быт. 1:26, Бог «вдохнул душу» и основал «колонию божественной природы».

А познание добра и зла, как мы знаем, предполагает ориентацию на нравственный императив.

Поэтому, как бы мы ни относились к описанию «грехопадения» Адама и Евы в книге Бытия, напрашивается следующий принципиальный вывод: приблизительно в пятом–четвертом тысячелетиях до н.э. человечество получило от Бога нравственный императив, и это ознаменовало окончание процесса превращения обезьяны в человека.

Предвидится вопрос: не мог ли нравственный императив оказаться выработанным самим человечеством в процессе эволюции?

Но напомним: в I главе мы определили, что нравственные соображения диктуют нам необходимость принятия бытия Бога как источника гармонии, целесообразности и, что самое важное, нравственного императива. Определили мы это в качестве исходных аксиом, но теперь на новом уровне понимания можем сказать: нравственный императив не мог сам собой появиться в социуме, фактически основанном на зле. Зло неспособно породить добро, так как нравственная сущность этих явлений различна.

В дополнение к этим соображениям мы сейчас можем привести и два естественнонаучных аргумента в пользу того, что источником нравственного императива является Бог: небывалый скачок в развитии человечества в пятом–четвертом тысячелетиях до н.э. и практически полное совпадение библейского летосчисления с данными современной антропологии.

Наши исходные позиции, основанные на нравственных соображениях, получили дополнительное философское и историко-антропологическое обоснование.

Но изменилось ли что-либо в физической природе человека в тот момент, когда он получил от Бога нравственный императив?

Принципиально – нет. Человек как страдал от холода, голода и ран, так и продолжал страдать, строение его тела и физические возможности не изменились, и смерть от стрел или камней противника не стала менее мучительной.

Не изменились и природные условия. Ураганы и землетрясения остались губительными, волки и львы как нападали, так и продолжали нападать, человек как изыскивал средства борьбы со всеми этими напастями, так и продолжал изыскивать.

Скажем больше: далеко не сразу что-то изменилось и в отношении человека к себе подобным. «Базовые инстинкты» (сохранение вида и продолжение рода) как определяли общественные отношения, так и продолжали определять, и вряд ли в IV тысячелетии до н.э. человек уже имел какие-либо весомые духовные альтернативы «социальному» злу.

Вспомним «направленность» большей части древнеегипетского и ассирийского искусства на прославление царей и поражение огромного количества врагов. Все остальное было «нейтральными» бытовыми картинками. Альтернатив, говорящих о милости и прощении, практически не было.

Вспомним и Ветхий Завет. Еще на рубеже второго и первого тысячелетий до н.э. Бог воспринимался именно как помощник Израиля в борьбе с многочисленными врагами, и постулат «Бог не убийца» к ветхозаветной интерпретации Иеговы был неприменим. Наиболее известный пример – «казни египетские» (Исх. главы 7–11).

И у ветхозаветных пророков, непосредственно предшествовавших христианству, восхваление «социального» зла – кровавой расправы над врагами – превалирует над нравственным императивом. Даже Исаия говорил про Господа: «Я топтал их (народы – С.З.) во гневе моем и попирал их в ярости Моей; кровь их брызгала на ризы Мои» (Ис. 63:3).

В эту же канву непонимания и неприятия обществом нравственного императива укладывается и распятие Иисуса из Назарета. Да и учение его толковалось в средние века отнюдь не как несущее человечеству добро, только добро и ничего, кроме добра. Мы об этом много говорили в III главе, разрешая «основной парадокс христианства».

А «идеологически обоснованные» Освенцим и Воркутлаг – примеры из совсем недавнего прошлого.

И все же человечество, шаг за шагом, медленно и мучительно, но двигается к пониманию сущности добра и зла. Именно к пониманию, в отличие от символического «познания» Адама и Евы. А понимание проблемы – первый и необходимый этап ее разрешения.

Поэтому мы можем с уверенностью сказать: до того, как человечество получило от Бога нравственный императив, страдания и смерти были столь же естественными, как пищеварительные процессы и окислительно-восстановительные реакции. После получения нравственного императива любые страдания и любые смерти оказались злом.

VII

А теперь вернемся к вопросу, виноват ли Бог в «природном» зле.

Можно попытаться «обвинить» Бога следующим образом: не дай он нам нравственный императив, мы бы не считали «нормальные» природные отношения злом. А поскольку он нам его дал, то сразу оказался виновником зла.

Но получается абсурд, так как нравственный императив – добро, и Бога надо за него благодарить, а не проклинать.

Неменьшим абсурдом является и «пожелание», чтобы Бог одновременно с превращением обезьяны в человека прекратил ураганы и землетрясения. Это означало бы прекращение геологических процессов и вращения Земли вокруг Солнца, что было бы равносильно гибели нашей планеты вместе со всеми носителями нравственного императива.

Столь же невыполнимо и «пожелание», чтобы Бог побудил человечество немедленно после получения нравственного императива перейти от родоплеменного уклада к коммунизму или любому другому гипотетическому строю, реализующему социальную справедливость. Идеальный социально-экономический строй до сих пор человечеству неизвестен, а уж в IV тысячелетии до н.э. о нем даже речи не могло быть.

Что касается наших болезней и немощей, то с получением нравственного императива тела мы не поменяли, и фактически наш организм как был обезьяньим, так и остался. Можно было бы, конечно, «попенять» на Бога, что одновременно с предоставлением нравственного императива надо было бы наши тела превратить в железные или каменные, но во Вселенной, состоящей из элементов таблицы Менделеева, это несовместимо с жизнью.

А полностью изменить природные процессы в угоду потребностям человека на планете Земля было бы несправедливым по отношению к внеземным цивилизациям, в наличии которых сейчас уже мало кто сомневается.

И самое главное – не будем забывать слова Лейбница о том, что Бог создал наш мир как наилучший из возможных миров.

Это утверждение абсолютно соответствует нравственному императиву, что нетрудно доказать «от противного». Здесь есть два варианта.

Первый состоит в том, что существует какой-либо другой мир лучше нашего. Тогда получается, что Бог изначально предполагал неравенство миров, и это противоречит теодицее, так как в отношении нашего мира является злом.

Второй – в том, что мир лучше нашего возможен теоретически. Но тогда, если Бог его не захотел создать, то он совершил по отношению к нашему миру зло (что, опять же, противоречит теодицее), а если он не смог его создать – он не всемогущ и несовершенен.

Следовательно, наш мир является наилучшим из всех возможных, и переход от гармонии природы без человека к гармонии природы с человеком ни теоретически, ни практически более быстрым и менее болезненным быть не мог.

Значит, Бог не несет вины за «природное» зло, как и за зло «социальное».

VIII

Осталась одна проблема – болезненные, а то и роковые случайности (замерз, споткнулся, заблудился, обжегся и т.п.). В принципе, они непосредственно связаны с законами природы и, соответственно, относятся к «природному» злу, то есть Бог в них не виноват.

Но возникает вопрос: пусть Бог в них не виноват, но неужели в каждом конкретном случае он не может их предотвратить? Например, остановить человека «над пропастью во ржи» и не дать в нее упасть? Ничьих интересов такое спасение не ущемило бы, а добром, несомненно, могло бы быть.

Да, но невозможно провести грань между «допустимыми» и «недопустимыми» вмешательствами Бога.

Приведем простой пример: человек заключает коммерческую сделку и не знает, что несколько месяцев спустя она из-за какого-нибудь случайного стечения обстоятельств приведет его к разорению, которое обернется трагедией – распродажа имущества, нищета, распад семьи, алкоголизм, самоубийство…

Должен Бог вмешаться и предупредить об опасности заключения сделки? Должен? А если разорение не было полным, просто имела место значительная потеря денег? Бог и от этого должен удерживать? А если потеря была небольшой?..

Мы опять пришли к абсурду, так как получается, что если нам даже и удастся определить грань необходимости «вмешательства» Бога, то выражаться она будет в некоторой денежной сумме.

А в случае с «пропастью во ржи»: если она неглубока, и человек, упав в нее, всего лишь ушибся? Бог может не вмешиваться? Но ведь упавший человек мог счесть свой ушиб достаточным для Божьего вмешательства и начать проклинать Бога за то, что он его не удержал. Так можно возненавидеть Бога и за испачканный костюм.

Мы занялись неблагодарным делом: пытаемся «моделировать» неисповедимые пути Господни. И ведь мы все равно не нашли непротиворечивых поводов для Божьего вмешательства в «земные дела»!

Сами за себя говорят и факты: ежедневно тысячи людей гибнут от несчастных случаев, и Бог не вмешивается.

Точно так же он не вмешивается и в трагических ситуациях, связанных с «социальным» злом. Вспомним:

«Понимаешь ли ты это, когда маленькое существо, еще не умеющее даже осмыслить, что с ней делается, бьет себя в подлом месте, в темноте и холоде, крошечным своим кулачком в надорванную грудку и плачет своими кровавыми, незлобивыми, кроткими слезками к «Боженьке», чтобы тот защитил его…»

Бог не защитил несчастную девочку, и именно это подвигло Ивана Карамазова на «возврат билета на вход в Царство Божье». Мы об этом уже говорили в IV главе, анализируя «социальное» зло, и поняли, что вмешательства Бога (например, молнии с небес на головы мучителей) ждать бесполезно и вредно, и защищать слабых и обездоленных должны мы, христиане.

То же самое можно сказать и про несчастные случаи: у каждого человека есть интуиция, жизненный опыт и право на помощь окружающих людей, и во многих ситуациях они его оберегают.

А наша общая задача – чтобы несчастных случаев стало меньше, и это тоже в наших силах.

Например, всех нас в детстве учат не переходить улицу на красный свет, не ходить по железнодорожным путям и не подходить к краю обрыва, и ничто нам не мешает следовать этим элементарным нормам и не подвергать себя ненужному риску.

Еще один «житейский» пример. Лед на тротуаре может стать причиной трагедии, но от кого ждать, чтобы его посыпали песком – от Бога или все-таки от коммунальных служб? К сожалению, если человек ждет помощи от Бога, но при этом падает на льду и получает травму (по вине коммунальных служб), то в итоге с большой степенью вероятности происходит усомнение в Боге со всеми вытекающими нравственными последствиями.

И присказкой «все не слава Богу» человек может и не ограничиться. Усомнившийся Иван Карамазов «вернул билет», а Смердяков решил, что в связи с этим «все дозволено», и совершил убийство.

У этой «медали» есть еще одна сторона: кто устоит от соблазна, зная, что ему в критический момент поможет Бог, довести ситуацию до этого самого критического момента? Вспомним одно из искушений Христа:

«Потом берет Его диавол в святой город и поставляет Его на крыле храма, и говорит Ему: если Ты Сын Божий, бросься вниз, ибо написано: ангелам своим заповедает о Тебе, и на руках понесут Тебя, и не преткнешься о камень ногою Твоею.

Иисус сказал ему: написано также: не искушай Господа Бога твоего» (Мф. 4:5–7).

Обобщим все сказанное: любое вмешательство Бога в «текущие земные дела», даже с самой благой целью, вступает в противоречие либо с теодицеей, либо со свободой воли людей, либо с законами природы.

Итак, мы рассмотрели достаточно обширный материал и сделали ряд принципиальных выводов.

Во-первых, несколько миллиардов лет назад Бог создал Землю (строго говоря, он еще раньше создал Вселенную, а планета Земля появилась как следствие космических процессов).

Во-вторых, Бог способствовал превращению обезьяны в человека и дал людям нравственный императив. Этот процесс начался несколько десятков тысяч лет назад и завершился в четвертом тысячелетии до н.э.

В-третьих, на сегодняшний день допущение любых других вмешательств Бога в «текущие земные дела», как минимум, ведет к тому, что Бог в глазах миллионов людей оказывается виновником их бед и несчастий, а как максимум, противоречит законам природы и свободе воли человека.

А из этих трех частных выводов с очевидностью следует общий: на сегодняшний день Бог «вмешивался в земные дела» дважды – при сотворении мира и при сотворении нравственного человека (условно говоря, Адама). Больше Бог на Земле не действовал и не действует.

Попробуем проанализировать этот важнейший общий вывод. Слово «вмешательство» несет определенный негативный оттенок, поэтому мы будем называть эти действия Бога «импульсами».

Прежде всего отметим колоссальный масштаб этих «импульсов», что соответствует любым, самим ортодоксальным представлениям о всемогуществе Бога. Бог – не только Творец, но и «Вседержитель», только он управляет миром не при помощи прямого вмешательства и регламентации всех мелочей, а при помощи законов природы (данных при первом «импульсе») и законов нравственности (данных при втором «импульсе»).

Поэтому мы можем признать и всеведение Бога, и то, что он руководит миром, сообразуясь с некой великой целью, известной только ему. Но только с принципиальной оговоркой: Бог – не мелочный диктатор, а мудрый законодатель.

Отметим также, что противоречия между направленностью первого и второго «импульсов» соответствуют всем законам классической диалектики. И «единства и борьбы противоположностей», и «перехода количества в качество», и «отрицания отрицания». Н.О.Лосский говорил о «несовершенстве космоса на уровне всей структуры мироздания», но несовершенство и диалектические противоречия – не одно и то же. Несовершенство может не предполагать никакого развития, а диалектика – наука о развитии.

В пятой главе мы уже говорили о том, что если к развитию человеческого общества применимо слово «прогресс», то он состоит в том, что социум постепенно поддается влиянию нравственного императива, ставящего на первый план личность человека, его свободу, жизнь и здоровье.

А сейчас мы вправе сказать, что противоречия между добром и злом – диалектические, и именно эти противоречия определяют развитие человечества.

Но сделаем и одну существенную оговорку: зло имеет принципиально иную нравственную сущность, чем добро. Мы ведь определили добро как соответствие мыслей и поступков людей нравственному императиву, а зло – как несоответствие. Следовательно, как бы ни воспринимался человечеством нравственный императив (согласно «суперэкуменизму», даже христианство не является «истиной в последней инстанции»), нравственная природа добра и зла никогда одинаковой не станет.

А не получилось ли у нас, что Бог безличен и отстранен от дел и забот человечества?

Нет, не получилось. Момент, выбранный для второго «импульса», свидетельствует о том, что Бог «следит» за жизнью на Земле – ведь он дал людям нравственный императив только тогда, когда они для него «созрели». Как мы видели, для этого «созревания» потребовалось несколько сотен тысяч лет (если считать от австралопитеков), а то и миллиардов (если считать с образования нашей планеты).

Значит, Бог – разумное начало.

Рассуждаем дальше. Бог дал человечеству нравственный императив, значит, Бог – нравственное начало.

Разум и нравственность – необходимые атрибуты личности. Значит, Бог является личностью.

А поскольку Бог является личностью и «следит» за миром, то это аналогично утверждению, что Бог в мире присутствует, хотя его деятельное участие и сводится к ряду «импульсов».

Следовательно, мы остались в рамках теизма. Поэтому я предлагаю назвать наш подход, в отличие от противоречащего теодицее «классического» теизма, «импульсным теизмом».

Давайте попробуем «поверить алгеброй гармонию». В нашей книге в роли «алгебры» выступает богословский метод ориентации на Священное Писание. Не вступает ли с ним «импульсный теизм» в какое-либо противоречие?

«Основной парадокс христианства» мы уже анализировали в III главе, поэтому все цитаты, относящиеся к Богу, якобы воздающему злом за зло (Мф. 5:19; 6:1; 7:11; 18:19; 19:29; Лк. 3:8; 14:26; Ин. 8:51; 12:28 и др.), мы можем здесь не рассматривать.

Естественно, Бог в интерпретации Ветхого Завета (лично ведущий еврейский народ и жестоко поражающий его врагов) ни с каким пониманием «импульсного теизма» не согласуется. Но в Ветхом Завете и проблема теодицеи никак не решается – Бог, способный устроить человечеству «всемирный потоп» (Быт. 6:7) и превратить жену Лота в соляной столб только за то, что она обернулась (Быт. 19:26), не может называться «благим».

А вот Бог, действующий на Земле не непосредственно, а через людей, в том числе через Иисуса Христа (Ин. 1:18; 5:19; 5:36; 8:42; 12:50; 17:2), укладывается в самые строгие стереотипы христианской веры. Особенно показательны в этом плане следующие слова Иисуса: «Верующий в Меня, дела, которые творю Я, и он сотворит, и больше сих сотворит; потому что Я к Отцу Моему иду» (Ин. 14:12).

Поэтому мы вправе констатировать:

«Импульсный теизм» является единственным непротиворечивым способом разрешения проблемы теодицеи, выполняющим условия единства, разумности, благости и всемогущества Бога.

«Импульсный теизм» не ограничивает свободу воли людей и не ставит под сомнение действие законов природы.

«Импульсный теизм» ставит нравственный императив в один ряд с гармонией мироздания, что позволяет решить множество практических проблем, возникающих при столкновении гуманистических (христианских) нравственных установок с реалиями социума.

«Импульсный теизм» не противоречит ни Священному Писанию, ни естественнонаучным данным.

А может быть, имели место и другие «импульсы»?

Например, в качестве второго «импульса» напрашивается зарождение жизни на Земле (соответственно, наделение человечества нравственным императивом тогда окажется третьим «импульсом»). Возможно, жизнь зародилась в космосе и была занесена на Землю вместе с «космической пылью», метеоритами или при помощи инопланетян, и тогда вторым «импульсом» можно было бы считать переход от неживой природы к живой не на Земле, а где-нибудь в другом месте Вселенной. В любом случае сразу отпадает необходимость в гипотезе академика Опарина и ряде прочих.

Да, наверное, хорошо бы множество научных гипотез заменить одним Божьим словом, но давайте посмотрим: что принципиально новое в нравственном плане принес бы такой «импульс»? Процесс поглощения одних веществ другими как шел, так и продолжал идти, и это как было нормально и естественно, так и продолжало быть.

Я полагаю, что появление одноклеточных организмов не столь принципиально, как два действительно необходимых «импульса», которые мы условно назвали созданием мира и созданием Адама. В результате первого «импульса» появилось бытие. В результате второго «импульса» появилось человеческое сознание, «увенчанное» нравственным императивом.

Ни у бактерий, ни у динозавров нет ни сознания, ни нравственного императива, поэтому между первым и вторым «импульсами» никаких действий Бога на Земле, скорее всего, не было.

Поэтому лично я против представления перехода от неживой природы к живой как одного из «импульсов». Впрочем, это вопрос спорный, и я ни в коем случае не претендую на «истину в последней инстанции».

Тогда возникает вопрос: а учение Иисуса Христа и данный нам Святой Дух? Нельзя ли их считать третьим «импульсом»?

Этот вопрос тоже весьма спорный, и я не считаю себя вправе навязывать читателю какую-либо определенную точку зрения.

То, что Иисус Христос – такой же человек, как мы, для нас принципиально, так как это существенно влияет и на нашу позицию относительно пакибытия, и на «миссионерскую» направленность нашей системы философских взглядов.

Но получили ли мы Святой Дух непосредственно от Бога, дал ли нам его Бог через Иисуса Христа, или Святым Духом следует считать учение, разработанное Иисусом Христом – вопрос столь же неразрешимый современными средствами познания, как вековой спор православия и католицизма о «филиокве».

Напомню: слово «филиокве» с латыни переводится «и от Сына». В 589 году на Толедском Соборе было сформулировано добавление к «Никео-Константинопольскому символу веры», заключавшееся в том, что Святой Дух исходит не только от Бога, но и от «Бога-Сына».

Добавление о «филиокве» вскоре стало козырной картой в политической игре Запада и Востока. Папа римский принял это добавление в начале IX века (возможно, желая польстить Карлу Великому, находившемуся в конфронтации с Византией). Патриарх объявил о «нерушимости» Никео-Константинопольского Символа веры 381 года и отказался от какого-либо добавления. Ни к какому компромиссу стороны так и не смогли прийти, и в 1054 году из Константинополя уехали папские легаты, что ознаменовало разделение церквей.

К сожалению, любая попытка понять, кто в споре о «филиокве» прав, обречена на провал. Действительно, если Святой Дух исходит от Бога, то Христос нам его только принес. Если и от «Бога-Сына», то Христос его создал, хотя бы частично.

Богословски доказать что-либо тоже было крайне трудно (в Священном Писании понятие Святого Духа, как мы видели, весьма многозначно), и именно поэтому этот сложнейший вопрос оказался весьма удобным тогда, когда в разделении оказались заинтересованы все.

Именно поэтому мы, проводя исторический обзор формирования догматов «Троицы» и «Богочеловека», не стали комментировать сугубо схоластический спор о «филиокве». А поскольку проблема, считать появление христианского учения третьим «импульсом» или нет, непосредственно связана с определением источника Святого Духа, то фактически нас ждет такой же спор. Предлагаю его не начинать.

В принципе, мы можем считать Иисуса Христа принесшим нам Божье слово непосредственно от Бога и, соответственно, признать его учение третьим «импульсом». Вот тождество Христа и «Слова», приведшее к объявлению Христа вторым богом – это, действительно, необосновано и вредно для веры. Мы об этом много говорили, и не будем повторяться.

И все же позволю себе высказать свою точку зрения: Иисус из Назарета самостоятельно понял, что из себя представляет нравственный императив, и посвятил свою жизнь убеждению людей в своей системе взглядов, в итоге приняв мучительную казнь. Но нравственный императив людям уже был дан, и социум его не вполне понял, а тем более не вполне принял ни до Христа, ни после.

Значит, третьего «импульса» могло и не быть – какие-либо действия со стороны Бога необходимыми не были.

Но в любом случае жизнь Иисуса из Назарета побудила человечество сделать огромный шаг на пути принятия нравственного императива.

А могут ли в будущем быть еще «импульсы»?

Несомненно, да. Только не сегодня, не завтра и не при жизни ближайших поколений. В частности, поэтому я и против того, чтобы объявить третьим «импульсом» жизнь Христа: были ведь еще и Будда, и Мухаммед, да и внутри христианства разногласий множество…

А для следующего «импульса» человечество должно «созреть». Возможно, где-либо на других планетах были другие «импульсы», но мы об этом пока ничего не знаем.

В отношении нашей цивилизации бесполезно пытаться пророчествовать о следующих «импульсах» – они лежат за пределами сегодняшнего человеческого понимания. Если бы их можно было предсказать, исходя из современного уровня нашего развития, то они были бы не нужны. Бог не вмешивается в то, что находится во власти людей.

Но мы можем утверждать, что количество «импульсов» должно быть минимально необходимым. Действительно, каждый новый «импульс» приносит человечеству нечто принципиально новое, но он вступает в диалектические противоречия с предыдущими и вследствие этого является далеко не безболезненным. Можно даже перефразировать «бритву Оккама»: не следует умножать «импульсы» сверх необходимости.

Возможно, следующий «импульс» нам, наконец, позволит хотя бы в непротиворечивой теории представить себе общество без денег и государств – источников зла, тесно связанных с первым «импульсом».

Возможно, следующий «импульс» наступит после создания «ноосферы» (по Вернадскому, это биосфера, перестроенная в интересах свободно мыслящего человека) или «Царства Божьего».

Возможно, умершие и воскресшие идут в пакибытии к следующим «импульсам» своими путями. Возможно, какой-либо из новых «импульсов» ликвидирует стену неизвестности, отделяющую нас от них. Возможно, они уже узнали, что несет следующий «импульс»…

Поэтому даже слова из молитвы «Отче наш» – «да приидет Царствие Твое; да будет воля Твоя и на земле, как на небе» (Мф. 6:10) – выражают наше желание ускорить приход следующего «импульса».

XII

Только что мы показали, что «импульсов» было всего два. Если даже считать «импульсами» переход от неживой природы к живой и учение Иисуса Христа, то получается максимум четыре.

Но возникает еще один вопрос: а как же воскресение и пакибытие? Не означают ли они «импульсы» Бога, только данные не человечеству в целом, а каждому из нас?

«Импульсов» (воскресений) сразу получается много миллиардов и, хотя это не ставит под удар нашу систему «импульсного теизма», но масштаб «импульсов» существенно меняет.

Но против этого есть ряд аргументов.

Например, если считать, что наш переход к пакибытию в каждом случае вызван «микроимпульсом», исходящим от Бога, то вполне логичным оказывается вывод о том, что Бог как-то управляет нашим дальнейшим существованием и в пакибытии сознательно ставит каждого из нас в те или иные исходные условия.

А отсюда недалеко и до умозаключения, что наши души переселяются, как минимум, в новорожденных, а как максимум, в деревья, собак и прочие одушевленные и неодушевленные предметы. Получается нечто вроде «отработки кармы», неправомерность которой мы показали в предыдущей главе.

Против «христианизированного» варианта «отработки кармы» – оригеновского учения о «предсуществовании душ» – тоже есть серьезный аргумент. Мы ни о каком «предсуществовании» не помним (многочисленные литературные изыски на эту тему не в счет), и получается, что если предыдущая жизнь и была, то фактически мы в ней умерли. Но Бог не убийца и убийцей никогда не был.

А «предсуществовала» ли душа как «тварный безличный субстрат» (по Карсавину), вопрос любопытный, но выходящий за рамки нашего исследования. Карсавинский «субстрат» безличен, а мы говорим о человеке прежде всего как о личности.

Из утверждения, что Бог как-то вмешивается в наш переход к пакибытию, с большой вероятностью следует и то, что он управляет и нашей «физической» смертью. А это дезавуирует решение вопроса теодицеи.

Есть более логичное и обоснованное предположение: пакибытие не является Божьим вмешательством в нашу жизнь. Следовательно, «жизнь будущего века» столь же естественна, как любые законы природы, и с момента предоставления человечеству нравственного императива так же «запрограммирована» для каждого из нас, как, например, жизнедеятельность организма.

И тогда все становится на свои места. Никакого «предсуществования душ» или «прошлой жизни» не было, мы родились впервые, причем в соответствии с теми же законами эмбриологии, по которым рождаются и обезьяны, и волки, и птицы, и все прочие животные. Но с момента зачатия мы уже являемся не обезьянами, а людьми, и нас всех ждет пакибытие.

В связи с этим можно коснуться извечного спора рационалистов и эмпиристов: происходит ли познание нами мира в соответствии с набором «врожденных идей» (Платон, Декарт), или мы его получаем исключительно из жизненной практики (Бэкон)?

Наверное, как обычно бывает в таких случаях, истина находится где-то посередине. И все же я сомневаюсь в том, что все «идеи» (в том числе и высшая – нравственный императив) «заложены» в каждого из нас от рождения. Фактически такое «закладывание идей» при рождении являлось бы таким же «микроимпульсом Бога», как воскресение и пакибытие. Соответственно, все те аргументы, которые мы выдвигали против того, что последние являются «микроимпульсами», применимы и к рождению.

А главное, что набор «идей», исходящий непосредственно от Бога, является неоправданным вмешательством Бога в человеческое бытие и ставит под сомнение теодицею. Напомню нашу перефразировку «бритвы Оккама»: не следует умножать «импульсы» сверх необходимости.

К тому же вопрос, когда именно Бог «закладывает» в человека «идеи», в истории философии задавался не раз, и наиболее обоснованным с биологической точки зрения является ответ, что это происходит в момент зачатия – слияния сперматозоида и яйцеклетки. Но попробуем представить себе Бога, следящего за процессом зачатия и в нужный момент «вмешивающегося», и поймем, что в данном случае натурализм доходит до абсурда.

У рационализма есть и более современная интерпретация: весь набор «идей» заложен в человеке на генном уровне. Но сомнительно и это, так как некий набор «врожденных идей» в форме инстинктов проявляется и в животном мире. Двигаясь «вниз» по эволюционной лестнице, дойдя до одноклеточных амеб и тоже найдя у них какой-то элементарный набор инстинктов, мы остановиться уже не можем и вынуждены продолжать движение «вниз». В итоге нас ждет фактический пантеизм в форме наличия «идей» в элементарных частицах.

Заложенность всего набора «идей» на уровне генотипа ведет и к абсурду в виде наличия нравственного императива, например, в печени – ведь генотип одинаков во всех клетках нашего организма.

Поэтому я не склонен полагать, что нравственный императив «заложен» в нашем генотипе. Гораздо более вероятно, что мы его получаем, постигая мир. И выбор между добром и злом мы начинаем делать не на эмбриональном уровне развития, а в раннем детстве – параллельно с развитием нашего разума.

Социум объективно стремится воспитать себе подобных. Но подобие не означает тождественность. «Базовые инстинкты» внутри социума «работают» в своем направлении, нравственный императив – в своем.

А наша связь с Богом выражается в том, что и мы, и он должны подчиняться нравственному императиву. Но если несовершенный род человеческий позволяет себе, вольно или невольно, совершать зло, то совершенный Бог зло себе позволить не может.

XIII

Итак, наша «физическая» смерть и с необходимостью следующее за ней пакибытие не являются «импульсами», исходящими непосредственно от Бога. Но Бог не убийца, следовательно, одновременно с предоставлением человечеству нравственного императива он не мог не предусмотреть природные механизмы пакибытия.

Последнее, в отличие от «идей», вполне может быть «запрограммировано» даже на генном уровне и содержаться в том наборе генов, который отличает биологический вид Homo Sapiens от обезьян и определяет наш характер, темперамент, способности и прочие врожденные личностные качества.

Из «природной запрограммированности» пакибытия можно сделать еще один вывод: оно, как и все природные явления, постижимо естественными науками.

Нетрудно показать, что столь же познаваемы все прочие события и явления природы, которые сейчас принято считать «мистическими»: поскольку ничего на Земле, кроме глобальных «импульсов», не исходит непосредственно от Бога, то вся так называемая «мистика» (не путать с «мистификацией») – не чудеса (то есть непостижимые действия Бога), а нормальные проявления тех законов природы, которые современная наука пока что не знает.

Все сказанное в полной мере относится и к так называемым «чудесам» Иисуса и апостолов. Их естественнонаучное обоснование – дело будущего.

Человечество неуклонно познает мир, и этот процесс остановить невозможно. Например, всего пятьсот лет назад тех, кто утверждал, что Земля вращается вокруг Солнца, церковь сжигала на кострах. А сейчас уже сделаны первые шаги в освоении космоса.

На помощь человеку приходит и созданная им техника. Еще сто лет назад человечество не умело строить летательные аппараты, а сейчас этим никого не удивишь. Соответственно, никого сейчас не удивишь быстрыми и уверенными передвижениями в любом направлении на планете Земля.

Давайте попытаемся хотя бы приблизительно представить себе масштаб того, что человечеству еще предстоит освоить.

До звезды Денеб (созвездие Лебедя), например, свет со скоростью триста тысяч километров в секунду идет пятьсот лет, то есть до этой звезды примерно 5.000.000.000.000.000 (пять миллионов миллиардов) километров. Такое расстояние невозможно вообразить, а тем более пролететь при скоростях современных космических аппаратов, не превышающих сто километров в секунду. Но это ни в коем случае не означает, что звезда Денеб закрыта для изучения и что нет никакого шанса, что когда-нибудь наука и техника доставят земных космонавтов к планетам ее системы.

Денеб – не самая удаленная звезда, и находится в пределах нашей галактики. А науке уже известны тысячи (если не миллионы) галактик, причем самая ближняя из них – знаменитая «Туманность Андромеды» находится от нас на расстоянии примерно двух миллионов световых лет, то есть в 4000 раз дальше, чем Денеб. А существует и «недоступная для наблюдения часть Вселенной»…

И даже здесь, на Земле, мы еще не научились эффективно и повсеместно побеждать ни болезни, ни стихийные бедствия, ни «социальное» зло.

Но решение всех этих проблем – вопрос времени. Вспомним, в течение скольких тысячелетий человечество полагало, что Земля плоская.

заключение

Все материалы, размещенные на сайте, охраняются авторским правом.

Любое воспроизведение без ссылки на автора и сайт запрещено.

Вступление

Глава I: нравственный императив: теория

Глава II: нравственный императив: практика

Глава III: «основной парадокс христианства»

Глава IV: теодицеЯ: зло «социальное»

Глава V: методология «Кесарю кесарево»

Глава VI: «Троица»